Мисомахерия заглянула в стеклянный шар, пожевала губами и притихла. Потом подняла взгляд на клиента.
– Темно там. Черным-черно. И… Ровно стучит что-то. Тах-тах. Тах-тах. Странное.
– Может, тик-так? Ну, как часы? – вдруг заинтересовался Антон. Пора было идти, конечно, пустое дело здесь сидеть, но ещё минутку. Минуточку…
– Может, и как часы, – равнодушно ответила гадалка. – Но непохоже. Иди, мертвяк, а? Иди. После тебя проветривать замучаешься.
– А я и не чувствую, что пахну.
– Ты-то?! Да ты сейчас ни хрена не почувствуешь. Тебя нет уже, считай.
Мякиш понял, что пора идти. Поднялся неловко, приволакивая ногу – что отдыхал, что нет, никакой разницы.
– Ты хоть посоветуй, у кого спросить дорогу?
– Хе! А впрочем, заплатил же… Гумуса найди. Он тут старший над карманниками и нищими, они все под ним. Может, присоветует что.
– А ты тоже ему платишь? – зачем-то спросил он. Какая разница, что за дурацкое любопытство? Из-за края смотрит, а туда же.
– Не-а, у меня крыша «красная». Напрямую ротному околотка отчисляю. Иди уже, иди!
Снаружи чуть-чуть потеплело, зато снег усилился. Хлопал по лицу мокрой колючей ладонью, будто отгонял: нечего здесь, нечего! Живым места мало. От такого и капюшон не спасал. Антон побрёл, выглядывая нищих: как выглядят карманники, он понятия не имел, пока карман не порежут, о них никто и не задумывается.
Люди вокруг не обращали на него внимания. Они вообще были сами по себе, каждый, даже разговор со спутниками – редкость. Только телефоны у каждого, в которые они по-черепашьи вытянув и выгнув вниз шеи, вкусный лёд и вкусный снег, и суета, суета…
– Здорово, – кинув для начала монетку в шляпу, сказал Мякиш сидящему на стопке картонок обрубку, мужичку без ног: отстёгнутые протезы стояли рядом, словно ноги невидимки – по бедро можно рассмотреть, а выше уже никак.
– Гы! – пьяно откликнулся тот. – Вот уж точно, здоровее видали! Выкопался, братец?
– Нет, зарыть не успели, – ответил Антон чистую правду.
– Тоже вариант… Чё надыть-то?
– С Гумусом бы перетереть.
– Ишь оно как. Прямо вот позарез?
– В натуре.
Мякиш заметил за собой, что стремительно дичает в этой обстановке. Речь укатилась в забытую, казалось бы, молодость. Скоро начнёт с лёгкостью жонглировать понятиями «конкретные пацаны», «реальные проблемы» и «хороший понт дороже денег».
А потом развалится, как и предсказала целительница Полужопица.
– Н-ну, раз в натуре… А он не на ярмарке, ему здесь скучно сидеть. Быки присматривают, мы работаем, лавэ само в карманы течёт. Он на вокзале в основном, там ищи.
– Я тут запутался что-то, где теперь вокзал?
– А, я слыхал, мертвяков так кроет, могут вокруг одного дома ходить, пока ноги не отвалятся. Потеря ориентации называется. В пространстве, гы! О сексе им думать поздновато. От арки через площадку направо, наискосок, там будет улочка Туннельного синдрома, по ней до Обнуления первых полётов – ну, это площадь, там ещё памятник ракете торчит залупой. И вокзал увидишь, он характерный. С башенками.
– Спасибо.
– Иди, иди. У тебя времени мало перед каждым калекой расшаркиваться.
Башенки и правда виднелись издалека, не ошибёшься. Мякиш обошёл площадь по периметру, медленно, но не останавливаясь. У входа на вокзал вместо привычной чистоты и рамок металлоискателя лежала куча мусора, валялись перевёрнутые урны и лениво лежало с десяток собак, стараясь держаться ближе к тёплым люкам канализации.
А ведь он их узнал! Угольно-чёрные угловатые тела стражей интерната зашевелились, как-то очень уж синхронно поднялись на лапы, создавая полукруг, нацеленный именно на него. И не прорваться ко входу – ни пистолета сейчас, ни сил бегать от своры.
Антон вдруг вспомнил: ещё один кусочек прилетел в дырявый паззл памяти, занял своё место, вцепившись выступами в соседние пазы. Он тогда шёл домой, домой… И вечно пьяный сосед, в этот вечер уже совершенно невменяемый, выгуливал своего боксёра. Красивая собака, умная, даже дрессированная, только вот хозяин – мудак.
– Фас, Рыжий, фас!
Коричневая молния метнулась к Мякишу, застыла у ноги, вытянув вперёд и вверх морду, будто удивлённая приказом. Запах его собаке был знаком, но – команда!
– Фёдор, это ж я! Убери собаку!
Пьяный глупо улыбнулся, глядя куда-то в сторону, между питомцем и ближайшим столбом. Потом покачнулся и, словно в сомнении, пробормотал:
– Тошка? Ну… Фу!
Рыжий отошёл на пару шагов, уже неторопливо, но держа Антона в поле зрения.
– Фас, фас! – снова замкнуло этиловыми парами то немногое, что оставалось у Федьки от мозга, поломало шестерёнки и замкнуло контакты. Собака снова подскочила к Мякишу. – Фа-а-ас, куси! Фу! Фас! Враг, куси! Фу!
Боксёр посмотрел Антону в глаза, взгляд был разумным и словно говорил: прости, чувак, но… сам понимаешь. И аккуратно прокусил ногу – дома там обнаружились две дырочки с одной стороны лодыжки, и две с другой. Почти без крови.
Зато теперь, после этого воспоминания, что-то случилось со стаей, хотя он не сказал им ни слова, не сделал ни единого движения: они очень тихо разошлись, теряя строй, потеряли к нему всякий интерес.
Тик-так. Мякиш побрёл ко входу, прямо через разорванную цепочку чёрных собак. Не боясь, не думая, не злясь – просто выкинув их из лысой головы. Вероятно, навсегда.
Внутри вокзал оказался приветливее, чем могло представиться снаружи. Чисто, светло, ни мусора, ни собак. Группки отъезжающих – с чемоданами, и встречающих: эти, конечно, без оных. Постовой полиционер с лицом человека, давно и в мучениях умершего от скуки, многочисленные окошки киосков: газеты, кроссворды, презервативы, атласы, книги в цветастых обложках – с розами и роковыми красавцами для дам, с оскаленными мордами пришельцев, бластерами и сиськами – for men only.
И ни одного нищего. Теперь-то у кого спрашивать?
Удивительно, но ни у кого: от прилавка с броской вывеской «Сувениры» и рябящей россыпью магнитиков с видами Руздаля, не торопясь отлепилась невысокая фигура и, вразвалку, подошла к Антону.
– Вот уж не ожидал! – на самом деле удивлённо сказал Принц. Он стал старше, немного выше, глаза теперь оказались чуть навыкате. В целом он перестал напоминать попавшего в липкую вечность смолы комара, каким был в интернате. Во взгляде царили сытость и некая барственность, свойственная в наших краях средней руки начальникам чего-нибудь. Форму надеть – и вполне мог рулить этим вот вокзалом, например. А то и целым управлением дороги.
– И я… Рад видеть, Алексей. Тут присесть есть где, а то…
– Умер? И поэтому устал? Пойдём, посидим, я тебе вроде как должен.
– За что? Брось ты!
– За стену, Антон, за стену. Я её всё-таки пересёк. Поэтому…
Он уже тянул Мякиша за рукав, ведя куда-то к лестнице вниз, дороге под землёй к дальним путям поездов. Свернул направо, ещё раз направо, потом потащил к узким служебным ступенькам, мимо указателей «Камеры хранения» и «Выход в город», со стрелками, направленными против их направления движения.
– Слушай, Принц, мне бы Гумуса увидеть. Знаешь такого? Разговор есть, а мне срочно…
– Потом! – на ходу отвечал Алексей. – Потом-потом-потом!
Лесенка кончилась смутно знакомой площадкой с дверью, над которой угадывалась – хотя буквы и осыпались наполовину – надпись «Храм Истины». Надо же! Тот самый?
Алексей решительно открыл скрипнувшую дверь, пропустил качающегося от усталости Мякиша вперёд и зашёл сам.
– Вон кресло, садись! – кивнул он изрядно загаженное, с порванной местами обивкой, но то самое сидение, с которого их когда-то приветствовал Харин. Зал Храма претерпел массу изменений, и почти все они были не к лучшему: стены заросли пластами грязи, свет теперь шёл не от потолка, его источником служила одинокая лампочка без абажура на длинном чёрном шнуре, пол был покрыт мусором, чёрными пятнами кострищ, кое-где видимый ещё мрамор раскололся и потемнел. Единственным – но, признаться, сомнительным – плюсом оказалась статуя, как близнец похожая на одну из тех, с края фонтана интерната. Она возвышалась теперь на низком постаменте у дальней от входа стены, удивительно чистая для царящего вокруг антуража.
– Увязался, – непонятно прокомментировал изваяние Принц. – Пришлось взять с собой.
Антон блаженно вдыхал и выдыхал, стараясь взять от минут отдыха как можно больше. Должно было шумно биться сердце, подкатывая приливами к горлу, но в груди стояла тишина.
– Короче, – оглядевшись по сторонам, Алексей выудил из кучи мусора металлический ящик из-под бутылок и сел на него. – Времени мало, чем помочь?
– Как в Насыпной попасть? – словно вниз головой в воду ухнул Мякиш. Вопрос был важным. Даже и подумать страшно, насколько важным являлся ответ.
– Всего-то? – улыбнулся Принц. Гримаска получилась живая, в отличие от вечно застывшей маски равнодушия там, в интернате, но какая-то неприятная. – Внизу поезда ходят, любой довезёт. Я тебе покажу, куда идти.
– А я, похоже, и сам понял. Бывал тут.
– Ну тем более. Пойдём?
Мякиш удивился немного.
– Хотя бы расскажи, как ты тут, чего к чему…
– Оно тебе надо? Дошёл, прижился. Мне нормально. Рассчитываю на долгую успешную карьеру. Народец, конечно, дрянь в подчинённых, но он везде такой. Ты же Гумуса хотел найти? Ну вот это я и есть, здешнее погоняло. Сиречь плодородная для всяких махинаций почва.
– Лёшка… Ты опять застрял, да? Но уже здесь?
Принц недобро оскалился и почти выкрикнул:
– Не путай, не надо! Там я по принуждению сидел, а здесь… Здесь – мой выбор!
– Ладно, ладно, не шуми. А статуя чья всё-таки?
– Эта, что ли? – обернувшись на постамент, словно только заметил, уточнил Алексей. – Не признал? Это же Неспаситель. Мы тут ему все и поклоняемся.
Невзрачный мужичок в перекинутой через плечо тоге и с мешочком в опущенной руке вдруг показался Антону удивительно мерзким. Но – не его дело, уже не его.
Мякиш встал, подошёл к вскочившему с ящика Принцу и подал ему руку на прощание. Говорить было не о чем, а время торопило. Оно уже кончилось, на самом-то деле, он сейчас играет в прятки со смертью, хотя она его догнала и отметила в своих списках.