– А ты сам почему… отверженный?
Мишка глухо басовито засмеялся, видимо, услышав пафосное слово. Потом совершенно по-обезьяньему, очень быстро почесался. А вот Принц вздохнул и даже немного отвернулся.
– Да я – застрявший. Ну, ты пока не знаешь, но вот так. А нас нигде не любят.
То же самое говорил и Филат, понять бы ещё, что это значит.
– Я тебе вечером расскажу. Когда все лягут, удерём на крышу, потолкуем.
Судак тем временем поднялся, с наслаждением потянулся и бросил, ни на кого не глядя:
– Жрать пора, упыри. Погнали уже.
Остальные радостно загомонили, начали выстраиваться у двери в некое подобие колонны по двое. Впереди Судак в единственном числе, дальше локоть к локтю Олежек и Боня, а потом уже другие, соблюдая какую-то субординацию, вероятно, очень важную для них самих.
– Мы последние?
– Естественно. Мы тут везде последние. В хвосте.
Столовая не поражала ни размерами, ни ассортиментом. За низким окошком виднелся худой мальчуган даже младше нынешнего облика Мякиша, который споро выставлял каждому поднос с миской воняющего капустой жидкого супа, ржавым жареным рыбьим хвостом на глиняном картофельном пюре и непременным компотом.
– Тут что, суп на завтрак? – с сомнением спросил Мякиш, принюхиваясь к смеси довольно противных запахов еды. Такое только если очень проголодаться…
– Ну да. Обед очень скудный, каша и бутерброд. А на ужин орехи.
– В смысле? Орехи и всё?
– Ага. То грецкие, то арахис. Иногда фундук какой-нибудь. Запивать водой приходится.
Принц сел за самый зачуханный стол в углу, который послушно качнулся на кривой ножке, но по крайней мере не упал от тяжести подноса.
– Ты ешь, ешь. До вечера проголодаешься, – убеждал он Мякиша, который тоскливо размешивал погнутой алюминиевой вилкой суп, надеясь найти там хоть что-то, кроме пары плавающих капустных листов. – Сейчас пойдём в класс, изучать строение осьминогов, а потом деньги рисовать.
Антон даже застыл с ложкой у рта.
– Какие… деньги?!
– Обыкновенные. С портретом коронарха. Но нам здесь ими пользоваться негде, а вот там, за воротами, говорят, в цене. Жаль, я-то проверить не могу.
Алексей прервался, с наслаждением обсасывая рыбий хвост. Мякиш послушно проглотил ложку варева и решительно отставил тарелку с супом в сторону. Уж лучше вечером орехи. Как птичка.
– Так туда выйти можно?
– Ну да. Я тебе всё расскажу вечером, сейчас много болтать нельзя. Судак разозлится, он считает, что нам, чмошникам, и жрать-то надо в коридоре. А раз уж здесь – молча.
Мишка при этом съел всё подчистую, вылизав остатки картошки, и жадно поглядел на почти неначатый суп Мякиша. Тот кивнул и подвинул ему миску.
– А осьминоги нам зачем?
– Всё, всё, молчи! – торопливо шепнул Алексей.
К их столику всё той вихляющей походкой шёл Боня, неприятно осклабившись. За ним топал длинный… как его, Олежек? У этого хотя бы лицо было нормального человека. Но Мякиш хоть и смутно, но помнил, что внешность вообще штука обманчивая. Вот и сейчас, не говоря ни слова, Олежек на последних шагах ускорился подобно готовящемуся к пенальти футболисту, разбежался и изо всех сил пнул стол снизу, отчего шаткая конструкция взлетела, обдав всех троих сидящих брызгами недопитого компота, перевернулась в воздухе и рухнула.
Мякиш было вскочил, пораженный происходящим, но тут же получил от Бони увесистый удар в грудь и отлетел к столу, доламывая его многострадальные ножки.
– Потрещать любите за едой, сучата? Будете знать! – Боня ударил закрывшегося руками Мишку, потом повернулся к Алексею: – Слышь, Принц, предупреждали же!
– Я знаю.
Он сидел совершенно открыто, не дёрнувшись, даже не приподняв в свою защиту руки, словно и не ожидал нападения. Или ожидал, но не считал нужным что-то делать. Мякиш подумал, что ему достался очень странный новый знакомый. Надо вечером спросить, почему он так.
Точнее – надо до вечера дожить. А потом уже разговаривать.
3
Пятна от компота на серой форме смотрелись застывшими потёками крови. Мякиш и Алексей замыли их, как могли, в туалете, но всё равно было видно. Мишка плюнул и не стал делать ничего – судя по всему, особой чистоплотностью он не отличался.
– Так, ссыкуны, – важно сообщил им Боня после завтрака, – Судак велел передать, что вечером все трое будут наказаны. По особой программе!
Он криво ухмыльнулся, обнажив ряд мелких острых зубов. Мишка весь сжался, словно его прямо сейчас начнут бить, но Алексей остался спокоен.
– Ещё не вечер, верно?
Боня хотел что-то вякнуть в ответ, но промолчал.
Всё такой же колонной с важно шагавшим впереди предводителем отряд вывалился в коридор и зашагал от двери в столовую дальше, минуя входы в какие-то многочисленные помещения. У Мякиша было непобедимое ощущение, что они находятся внутри некой компьютерной игры: очень уж разительно отличался нереальный вид стен и пола (да и потолка с угловатыми яркими лампами каждые метров пять) от простецких дверей и содержимого комнат.
Филат выскользнул из столовой первым и уже встречал их на пороге зала для занятий.
– Дисциплинированно! За одну парту не больше двоих! Скоро начинаем, поторопитесь!
Его никто не слушал, входя в классную комнату, но командир отряда размеренно повторял одно и то же, отрабатывая одному ему ведомую программу действий. Скрипт – как сказали бы у Мякиша на работе.
Антон резко остановился. У него была работа! Точно-точно. И он там… Нет, не вспомнил, только голову будто сжало обручем. Который раз за это длинное утро он пытался вспомнить, кем он был, что делал, как жил, но безрезультатно. Вспыхивали отдельные слова, как вот сейчас, но не больше.
– Нам в первый ряд, – пояснил Алексей, проходя между рядами одинаковых ученических парт, потёртых, давным-давно окрашенных тёмно-коричневой краской, но уже облупившихся и местами поломанных. На одних не хватало откидной крышки, где-то столешницы были изрезаны чем-то острым, а на сидении доставшейся им парты зияла прожжённая насквозь дыра, словно от термитного заряда. Напротив рядов находилось учительское место, за спиной которого во всю стену темнела доска для записей.
На каждой парте лежали две пары странных круглых очков, старомодных, с крючками на концах дужек вместо привычных заушин и полупрозрачными густо-розовыми стёклами в оправах тяжелого тёмного металла.
– Надевай! – не то, чтобы скомандовал, скорее настоятельно посоветовал Алексей и подал пример. В розовых очках вид у него сделался странным, будто у рано повзрослевшего от бед подростка на внезапном детском празднике. Да так оно и было, наверное.
Мякиш повертел очки в руках. Почему-то надевать их не хотелось. Не страшно, а…
– Слушай, а занятия взрослые ведут?
Принц глянул в его сторону розовыми пятаками стёкол:
– Какие взрослые? Филат будет читать.
– Погоди… Так во всём интернате одни подростки?! Вот Харин же взрослый, например.
– Харин не из интерната. Он вообще сам по себе. Да не переживай так, всё поймёшь со временем, все же понимают.
Сзади, естественно, орали, визжали, стучали откидными крышками человекообразные, но парты стояли довольно далеко друг от друга, поэтому получить внезапную затрещину можно было не опасаться. Мякиш пожал плечами: поймёт так поймёт, дело наживное – и надел очки, завёл крючки за уши.
– А они зачем, очки?
– Чтобы концентрировать внимание на главном.
Филат, вынырнувший неведомо откуда – мимо их парты он не проходил, хотя должен был – важно уселся за учительский стол и наклонился, доставая из ящика толстую потрёпанную книгу. Это Мякиш увидел ещё без очков, а когда открыл глаза, то не сдержал изумлённого восклицания.
– Так, ну-ка потише! – совершенно не своим, низким взрослым голосом рявкнул Филат. Точнее тот, кто оказался на его месте – осанистый господин в годах, с длинными, зачёсанными назад волосами, приоткрывавшими глубокие залысины. Этот новый командир был одет в строгий тёмный костюм наподобие тех, что обожают служители ритуальных контор, мелкие политики и отцы на свадьбах. Вишнёвый галстук-бабочка шевелился на шее при каждом слове, живя своей собственной, отдельной от всего жизнью.
Стен вокруг больше не было. Во все стороны простиралась бескрайняя панорама колосящихся под солнцем полей, по которым вдали дружно двигалась шеренга шевелящих жвалами комбайнов. Яркое синее небо нависло над бывшим классом. Даже запахи, казалось, ворвались в комнату, даже ветер дул жаром, не освежая, а напротив высушивая кожу. Не изменилась только доска, но теперь она висела не на стене, а прямо в воздухе коричневым прямоугольником неожиданного портала в страну неких знаний.
Мякиш не удержался и глянул на соседа. Алексей не изменился внешне, всё то же симпатичное, но какое-то не по годам строгое лицо, тёмные волосы на пробор. Только серую мышиную форму сменил полувоенный костюмчик, без знаков различия, зато с широким армейским ремнём и полосками портупеи на груди крест-накрест.
– Не крутись, накажут! – почти не разжимая губ, сказал Принц.
Но Антон не послушался. Он мельком глянул на сидящего за соседней партой в одиночестве – кто бы ему составил компанию? дураков нет! – Мишку. Тот выглядел как бездомный бродяга: в обносках с чужого плеча, косматый, с обветренной кожей. Клочковатая борода торчала вперёд. Да, угадать, кто это, можно было с трудом.
А позади… Даже беглый взгляд показал, что за партами на фоне уходящего вдаль поля каких-то обильных злаковых сидела сборная самых разных человеческих типов. Вон тот, в видимых издалека татуировках, скорее всего, Судак. Рядом с ним слюнявый идиот с одним закатившимся под веко глазом – Боня. Длинный малый средних лет, наголо бритый, так же, как и шеф неуловимо напоминающий сидельца со стажем, выставил на парту сжатые кулаки, на которых выделялись стёсанные до крови костяшки пальцев.
Азиаты, негры, женщины. Старые, молодые, красивые и совсем уроды. Толпа случайных людей, наподобие той, что суетливыми муравьями штурмует поезда метро в любом крупном городе в час пик.