Как было сказано ранее, души сразу надо ставить на место. По-другому никак. У живых есть страхи, и их много. Они боятся за свою жизнь, за свое здоровье, за родных и близких. Боли очень боятся. А еще в большинстве своем чтут закон, осознавая риски, связанные с его нарушением.
Мертвые поначалу существуют так, словно они еще живые, но довольно быстро осознают, что все их былые фобии стали ничем. У них ничего не осталось, все, что еще недавно было весомым и важным, превратилось в дымку. И эти соображения открывают для некоторых дорогу вседозволенности. Бояться-то нечего, самое худшее уже произошло. Какие-то ограничиваются мелкими проказами, вроде подглядывания за живыми в душе, и разнообразными пугалками в стиле фильмов ужасов, а в иных начинает чернота копиться, как в том же Павлике. И раньше или позже количество черноты переходит в качество.
Потому всегда надо указывать призраку на то, кто есть он и кто есть я. Просто из соображений личной безопасности. Со стороны подобная беседа может показаться некрасивой, я в ней выгляжу как самодур или человек, реализующий собственные комплексы. Но все совсем не так. Просто, чтобы это понять, надо побывать в тех переделках, что и я.
– Тебя как зовут? – спросил я у таксиста, уже открыв подъездную дверь.
– Анатолий, – отозвался он. – Насонов.
– Хорошо. Я запомню твое имя.
Жанна была дома. Она лежала в своем кресле, свернувшись клубочком, словно кошка.
– Чего хандрим? – спросил у нее я, включая свет.
– Подруг проведала, – невесело ответила девушка. – Представляешь, Галка теперь как я.
– В смысле – призрак?
– В смысле – умерла. Вернее, погибла. С любовником в аварию попала, машина всмятку, они тоже. Так маму ее жалко, ты даже не представляешь. Она у нее старенькая совсем. А призрак она или нет – не знаю. Наверное, нет. Иначе бы она у своего дома бродила, правильно?
– Вот уж не знаю. Скорее всего, да.
– А Олеська родила, – чуть оживилась Жанна. – Двойню! Мальчик и девочка. Я с ними поиграла немного. Такие забавные!
Есть такая штука. Дети до того, как скажут первое слово, могут видеть то, что остальные не замечают, в том числе и призраков. А еще они запретная добыча для любого обитателя Ночи, кроме разве что самых пропащих существ, вроде окончательно свихнувшихся от жажды крови вурдалаков или, к примеру, окончательно перешедших в мрак колдунов. Но, как правило, от подобных безумцев свои же довольно шустро избавляются еще до того, как случится непоправимое. Проблемы никому не нужны.
Куда страшнее люди, которые готовы зарабатывать деньги любыми способами. Слышал я от Нифонтова об одном таком алхимике-человеке, который несколько лет назад на поток производство довольно жутких снадобий поставил. Грязная и страшная история, скажем прямо.
– А еще у нее теперь такая жопа! – совсем уж взбодрилась Жанна и развела руки в стороны. – Во какая! И сиськи по десять килограмм каждая, не меньше! Разнесло ее после родов, как бочку, прямо смотреть приятно!
Ну да, то-то мне имя знакомо. Эта Олеся у моей спутницы еще при жизни несколько раз перехватывала контракты на участие в показах, а как-то раз даже мужика богатого увела. Закадычная врагиня, короче.
– А еще сюда дедка приходил, – снова помрачнела Жанна.
– Какой дедка? – насторожился я мигом.
– Местный, – девушка ткнула рукой в сторону кухни. – Который у них старший, похоже. Ну, у подъездных. Старый, с бородищей седой, из ушей волосы торчат. Пришел, значит, встал в дверях, на меня глядит, сопит, кряхтит. Потом пальцем погрозил, сказал: «Смотри у меня, девка» – и ушел. Саш, мне прямо страшно стало!
– Работа у него такая. – Я стянул с себя джинсы, а следом и майку. – Он тут, как ты верно заметила, старший, за порядком следит, за тем, чтобы все в доме как надо шло. Как же он мог не прийти, не предупредить тебя о том, что шалить здесь нельзя?
– Я и не собиралась.
– Но он-то этого не знает? Веди себя хорошо, по квартирам не шатайся, людей не пугай, и он больше тебя стращать не станет.
– Не стану, – подтвердил голос с кухни.
– Мое почтение, Кузьмич, – поприветствовал я старшего подъездного, личность суровую, но справедливую. – Обещаю, эта дама будет вести себя достойно.
Ответа не последовало, вместо этого брякнула крышка сахарницы. Не сомневаюсь, что утром в ней останется лишь пара кусочков рафинада. Кузьмич был невероятный сладкоежка, это являлось его единственной слабостью.
– Все, спим, – я зевнул и показал Жанне на окно, где ночная темнота сменилась предутренней серостью.
– А в душ? – удивилась девушка.
– После. – Я рухнул на диван. – Нет сил. Все – утром. Да. Ты, если что, меня часов в десять толкни. Дел как грязи.
– Так как же мне тебя толкнуть? Я же призрак.
– Ну, как-то исхитрись, – проваливаясь в сон, пробормотал я. – Все, меня с вами нет.
Глава 12
– Сааааш, – ворвался в мой спокойный сон тихий девичий голос. – Сааааш! Вставать пора! Десять минут одиннадцатого уже!
– Не пора, – промычал я, поворачиваясь на другой бок. – Мне надо сон досмотреть.
– А мне тебя разбудить. Сааааш! Тебя работа ждет!
– Изыди. Я безработный. Я гнойный прыщ на теле трудового народа и примкнувших к нему офисных служащих. Да блиииин!
Последний возглас был произнесен уже не сонным, а нормальным голосом. Оно и не странно: на меня только что вылили целый ковшик холодной воды.
– Вавила Силыч! – возмущенно произнес я. – Вот от тебя не ожидал.
– Это все она, – потыкал пальцем подъездный в сторону Жанны. – Говорит, ты так велел. Ну а чего мне ей не верить? Она хоть и нежить, но девка вроде неплохая. Слово держит, по квартирам не шастает, Кузьмича нашего вчера испугалась, а он такое любит. Ну а что шея маленько подкачала… Так и с нас, знаешь ли, картины не писать!
– Жанна! – перевел я взгляд на девушку.
– Это все ты, – тут же заявила она. – Да-да, и не смотри на меня так. Что было сказано? «Исхитрись». Я проявила сообразительность, вот исхитрилась. Ты проснулся, результат достигнут.
Мертвячка и подъездный переглянулись, после уставились на меня и в один голос произнесли:
– Сам виноват!
– Вы репетировали? – опешил я.
– Нет, – помотал головой Вавила Силыч. – Я ж говорю – вроде справная девка. Можно с ней общий язык найти. И уж она всяко лучше твоего балбеса Родьки. От нее вреда меньше и шума тоже. Да! Он вообще где?
– В деревне остался. Огород копает, деревья белит, мусор сжигает. – Я подумал и добавил: – Наверное.
– Наверняка нет, – заявил подъездный. – Больно ленив.
– Есть такое, – подтвердила Жанна. – Ему пока пинка не дашь – не забегает. Если, ясное дело, ему самому чего-то не нужно. Вот тогда да, тогда он только так движ дает!
– Особливо коли разговор про пожрать да поспать, – поддакнул ей Вавила Силыч.
– Спелись, – констатировал я, недовольно глянул на мокрую подушку и встал с дивана. – Плохо мое дело.
Ну а окончательно меня добила пустота в холодильнике. Нет, там не то чтобы ледяная пустыня раскинулась, но и еды особой не имелось. Я прямо свое банковское прошлое вспомнил, тогда подобный пейзаж для меня являлся если и не нормой вещей, то не редкостью точно. Когда из-за нехватки времени, а когда и из-за отсутствия денег.
А самое главное, вроде только-только в магазин ходил? Куда еда делась? Ведь два полных пакета припер из «Дикси»? Ладно сахар, здесь Кузьмич постарался, но остальное-то? Не мог же Родька в одну рожу столько стрескать за столь короткий отрезок времени?
Хотя… Мог. Он – мог. Всегда меня это удивляло: сам маленький, а снеди в него очень много входит. Ну очень.
Я отправил в рот сиротливый кусочек колбасы, оставшийся от недавно еще целого батона, и, жуя его, отправился в комнату. Раз уж пошла такая пьянка, совмещу, что ли, приятное с полезным.
– Слышь, Александр, хочешь, я сейчас к подружке твоей схожу, у нее харчей займу? – предложил Вавила Силыч, сочувственно глядя на меня.
– С чего это вдруг? – изумился я, зная принципиальность подъездного. Он скорее себе руку отгрызет, чем вот так просто у кого-то начнет продукты тырить. Ладно еще для себя, такие вещи у них, насколько я знаю, проходят под грифом «вознаграждение за труды праведные», но чтобы для кого-то?
– А что такого? Вы с ней люди не чужие, свои. Опять же, ей вчера харчей навезли видимо-невидимо, она все одно их все не съест, большей частью выкинет. Представляешь, она их даже в холодильник не убрала, хозяйка бедовая! А там же и копчености всякие, и мясо, и еще невесть что. Ну и потом, все одно она не помнит, что у нее есть, чего нет. В дым пьяная наша красавица вчера была, еле до дома ее довели. Стыдобища! До сих пор дрыхнет, я к ней заглядывал перед тем, как сюда прийти. И ночью наведывался, смотрел, чтобы на спину не перевернулась. Не ровен час захлебнется!
– Чем? – заинтересовалась Жанна, поймала взгляд подъездного и понимающе кивнула. – Аааа! Туплю.
– Раз так, чего бы и нет? – легко согласился я. – И правда, Маринка все равно это добро в мусорное ведро отправит. Даже не дожидаясь того момента, как продукты испортятся.
– Почему? – опять влезла с вопросом Жанна.
– Как проснется, пойдет на кухню воду пить, – объяснил ей я. – Там учует запах съестного, ей сразу плохо станет, комок к горлу подойдет. Тут вся еда в мусорку и полетит. Моя соседка коротка на расправу что с харчами, что людьми. Потому с ней никто ужиться и не может. В смысле, ни один мужчина. Месяц максимум, потом сбегают.
– Ух, какая! – признала девушка. – Ты мне ее потом покажи обязательно. Я сама такой всегда хотела быть – сильной и независимой. Но для этого нужно много денег. А чтобы они появились, надо быть или сильно талантливой и пробивной, или очень покладистой. Талантами меня бог не наградил, пришлось пойти по второму пути.
– И он тебя довел до той точки, за которой деньги вообще не нужны, – логично подытожил я ее размышления, ища в записной книжке смартфона телефон Нифонтова. – А, вот он.