– Ты не поняла. – Я встал со стула и подошел к ней. – Никто не говорит о лечении родственницы Ряжских, хоть девчонку жалко. Она хорошо держится и уходит красиво, что достойно уважения. А еще не похожа она на свою сестрицу абсолютно, одно это свидетельствует в ее пользу. И о деньгах речь не идет. Это был теоретический вопрос, мне просто интересно, возможно такое или нет. Вика, я не засланец с той стороны и не переговорщик. Не стоит к моим многочисленным грехам и недостаткам лишнее навешивать.
Виктория оторвала взгляд от экрана монитора и перевела его на меня.
– И, если можно, глянь бронхи, – попросил я ее. – Кашель замучил.
– Ты о чем?
– Ты сейчас очень на рентген-аппарат смахиваешь, словно просвечиваешь меня насквозь. Вот я про бронхи и вспомнил.
– Дурак, – сообщила мне Вика и рассмеялась.
– Вовсе нет, – притворно нахмурился. – Добрый, отзывчивый и доверчивый ведьмак – это обо мне. А дурак – нет. Так что, есть способы излечить от такой хвори?
– Живая вода, – подумав, ответила она. – Универсальное средство. Но ее даже Ряжским не купить, нет у них столько денег. Да и не продаст никто, можно даже не пытаться. Опять же, болезнь естественного происхождения, к ней никто из детей Ночи не причастен, значит, по Покону за подобную сделку огрести можно о-го-го как. Вплоть до высшей меры, как говорили раньше. Не только покупателю, и продавцу достанется, перепадет и посредникам.
– Убедительно звучит, – согласился я. – А еще что входит в список?
– Если ее раз в неделю поить отваром из мандрагыра, которому стукнуло лет триста, а лучше даже более, то она сможет жить. Но именно жить, о выздоровлении речь не идет. Стоит только перестать употреблять отвар, то все, сгорит за пару-тройку дней.
– Триста лет и более? – проникся я. – Даже не знаю, что дешевле – живая вода или такой корень.
– Я видела эдакое чудо-чудное разок, – похвасталась Вика. – Лет пять назад. Вот такой кусочек, размером с этот ластик. Цветом каштан напоминал и пах… Даже не знаю, как описать этот аромат. Наверное, слово «вечность» подойдет лучше других. Да. Он пах вечностью.
– И гигантской стоимостью.
– Ну да, – кивнула моя собеседница. – И заканчивая тему, еще ей поможет поцелуй вурдалака. Жизни пациентка, разумеется, при этом лишится, да еще и нежитью станет, но личность свою сбережет вместе с памятью и прочими частностями.
– Не лучший вариант, – хмыкнул я. – Говорю же, нормальный человек. Сомневаюсь, что она на подобное согласится.
– С ведьмами пообщайся, – подумав, предложила Виктория. – У них есть свои способы решения подобных вопросов, из числа тех, о которых я или не имею понятия, или даже думать не желаю. Но будь готов к тому, что эти дамы за оказанные услуги попробуют тебя на пару-тройку лет загнать в кабалу. Причем весьма нешуточную.
– Да шиш им, – отмахнулся я. – Говорю же, мне просто интересно, и не более того. Найдись какой-то не слишком сложный и затратный способ – тогда да, пособил бы. А так… Жалко девчонку, врать не стану, но лезть из-за нее в долги я не собираюсь. Перебор. Надеюсь, я не слишком циничен?
– Умеренно, – улыбнулась Вика. – Скорее разумен и практичен.
– Неужели не скажешь что-то вроде «раньше ты был другим»?
– Нет. К тому же я не очень-то и помню, каким ты был. Что мы там общались? Всего ничего. Один раз в кафе посидели, один раз на машине покатались. И все.
– И все, – повторил я, ощутив, как внутри словно какая-то незримая струна лопнула. – Ну да, как-то так.
Виктория светло улыбнулась и открыла какую-то папку, как видно давая мне понять, что время аудиенции истекло.
– Ладно, пойду, – встал я со стула. – Может, шеф ваш освободился.
– Может, – согласилась девушка. – А если нет, то без чая ты все равно не останешься. Наш домовой чтит законы гостеприимства.
– Вот еще что, – я залез в рюкзак и достал оттуда небольшой плоский бархатный футляр. – Я тебе подарок привез. Увидел эту вещицу в Палермо и отчего-то сразу решил, что она тебе понравится.
Виктория, как мне показалось, немного удивилась, но встала и подошла ко мне.
– Продавец утверждал, что данное украшение еще чуть ли не из мастерской Бенвенуто Челлини вышло, – дождавшись, пока она достанет из футляра золотую брошь, сделанную в форме виноградной лозы и инкрустированную изумрудами, сказал я. – Врал, разумеется, эта штучка моложе великого флорентийца века на три с немалым гаком. Но делал ее хороший мастер, сразу видно.
– Красивая, – признала девушка. – И должно быть, дорогая?
Дорогая. Я за нее под вопли Жанны отдал почти весь гонорар, днем ранее полученный за одно очень непростое дело.
– Не хочу произносить какие-то типовые фразы, – поморщился я. – Вика, это подарок, причем от сердца. Правда. Когда я покупал эту вещь, то думал о тебе, а не о том, сколько она стоит. К тому же мы с продавцом еще минут десять торговались.
– Десять? – лукаво уточнила она.
– Ну, пять. Или три. Какая теперь разница?
– Спасибо, Саша. – Виктория убрала брошь в футляр. – Правда спасибо. Мне очень приятно.
– Значит, и мне хорошо, – подытожил я, открывая дверь. – Чего еще желать?
Я почти вышел, но в последний момент задержался и задал тот самый вопрос:
– Вика, это ты была тогда в Шереметьево?
– Когда – тогда?
– Когда улетал из страны два года назад. Я тебя видел или нет?
– Говорю же, времени много прошло. – Виктория повернулась ко мне спиной и подошла к окну. – Жизнь у нас тут беспокойная. Извини, я просто уже не помню.
– Понимаю, – кивнул я, закрыл за собой дверь и повторил: – Теперь уж точно все понимаю.
Хорошо еще, что Жанна в здание пройти не смогла и осталась ждать меня на улице. Вот бы она от души похихикала сейчас. Еще и «последним романтиком» назвала бы, наверное. Или как-то похуже.
– Ну чего, пообщался? – без тени иронии осведомился у меня Нифонтов. – Успешно? Хотя, судя по твоей физиономии, не очень. Ну а что ты хотел? Знаешь, как трудно впрячь в одну упряжку коня и кого-то там еще? Да охрененно трудно! Кто-кто, а я точно в курсе, уж поверь. Иногда волком выть хочется, то ли от злости, то ли от того, что на ситуацию никак воздействовать не в состоянии.
– Ты бы не путал «не хочу» и «не могу», – посоветовал я ему чуть раздраженно. – Днями тебе был офигенный вариант предложен, и ты еще чего-то думал.
– Потому и думал, что слишком он офигенный, – крайне серьезно парировал мой выпад оперативник. – Когда яблоко выглядит ну очень хорошо и аппетитно, это значит что либо оно химией накачано по самую попку, либо с того боку, что ты не видишь, подгнило. Аналогию уловил?
– Л-логика, – признал я. – Что шеф? Не освободился?
– Так с тем и пришел. Покинул генерал здание, Саша, так что потопали, Ровнин нас ждет.
Приятно все же, что в мире хоть что-то остается неизменным. Руководитель отдела 15-К был, как и прежде, импозантен, доброжелателен и вальяжен. Он одарил меня улыбкой и рукопожатием, а после сразу же предложил чаю.
– Лучше бы кофе, – попросил я. – Черного и без сахара. Просто в сон тянет.
– Чего нет, того нет, – развел руки в стороны Олег Георгиевич. – Аникушка, наш домовой, его не признает, считая бусурманской отравой, которую употреблять нормальному человеку нельзя. Даже контрабандой в здание не пронесешь, он все равно учует и выбросит. С ним несколько поколений наших предшественников боролись, доказывали, что кофе на Руси три века как в ходу, предъявляли доказательства из художественной и документальной литературы, рассказывали о том, как его царь Петр в Россию вместе с картофелем, табаком и Ибрагимом Ганнибалом завез, но только хуже сделали. Табак наш домовой тоже не жалует, правда, тут до полного эмбарго дело все же не доходит.
– И Петра Алексеевича не любит. Он его «царем-подменышем» называет, опираясь на рассказы своего родителя, – добавил Николай. – А папаша для него крайне весомый авторитет.
– С чая лиха не бывает, – припомнил я одну из любимых поговорок Вавилы Силыча. – Только тогда уж покрепче.
За стеной кабинета что-то шумнуло, а после я услышал топоток маленьких ножек.
– Рад, что вы вернулись, – сообщил мне Ровнин, доставая из ящика стола курительную трубку и пачку дорогого табаку. – Желаете верьте, желаете нет, но это чистая правда. Наш отдел всегда поддерживал с ведьмаками хорошие отношения. Скажу больше, случалось такое, что мы помогали друг другу, причем не на возмездной основе, как это обычно водится в нашем мире, а исключительно на дружеской. Ну, или взаимовыгодной. Да вы наверняка на этот счет осведомлены, ваши новые собратья не могли не упомянуть о неприятной истории, случившейся несколько лет назад.
– Что-то такое было, – подтвердил я. – Вроде как кто-то из наших совсем умом тронулся и по этой причине резню устроил.
– Не совсем так, но в целом верно, – кивнул Ровнин, а Николай потрогал шрам на щеке. – В результате мы вместе этого злодея извели. Так сказать, плечом к плечу.
– Все люди братья, все должны помогать друг другу в сложных ситуациях, – произнес я, а после добавил: – Даже если эти люди не совсем люди.
– Абсолютно согласен. – Ровнин утрамбовал пальцем табак в трубке. – Более того, вы замечательно подкрепляете свои слова делом. Николай мне успел коротенечко поведать о том, что случилось в доме… Как его бишь?
– Хвощова, – подсказал Нифонтов.
– Вот-вот, его самого. Одно жаль: ситуации немного помешала некоторая несогласованность.
– Ну, извините, – фыркнул я.
– Саша, к вам претензий ноль, – поправил очки Ровнин. – Речь о моих орлах, это они напортачили. С них и спрос. И возможно, удар рублем как наиболее действенная воспитательная мера. Коленька, ты знаешь такое слово «забудь»?
– Знаю, – буркнул оперативник, предчувствуя недоброе.
– Вот и забудь о квартальной премии. Мы денежку на дорогу туда-обратно для господина Запалина потратили? Потратили. Дальше мысль развивать?
– Не надо.
– И правильно, что не надо, – добродушно согласился с ним начальник. – Ага, вот и чаек!