— А может, нельзя ковры выколачивать? Я, пожалуй, сегодня не буду.
— А может, нельзя с женами ругаться? Я, пожалуй, сегодня не стану.
— А может, нельзя долги не отдавать? Я, пожалуй, сегодня отдам, тем более что он в пятьдесят раз меньше штрафа.
Несколько дней все жильцы маялись. Они то прекращали перекрашивать балконы, то переставали бросать из окон окурки, то воздерживались от ремонта паркета в ночное время, то кончали с распространением сплетен про соседей.
Но однажды они не выдержали.
— Хватит! Нужно же узнать, что именно запрещено. Вот мы перестали перекрашивать балконы, а может, это как раз можно, а нельзя выходить из дому без галстука.
Самый храбрый залез на трубу и прочел:
— «Запрещается срывать это объявление. Штраф 25 руб.».
— И все? — спросили снизу. — А мы-то боялись…
И снова все пошло по-старому.
Телеобвинение
Начальник троллейбусного парка Джонатан Иванович Метелкин включил телевизор и уселся в кресло. Передавали концерт. Певица в сильно декольтированном переливающемся платье расхаживала с микрофоном по тротуару и пела под звуки неизвестно где находящегося оркестра.
— Вторая Зернобобовая улица, — узнал Джонатан Иванович. — Там «пятерка» проходит.
Троллейбусы на улице, однако, не появлялись. Певица допела одну песню и принялась за другую. Улица по-прежнему была свободна от троллейбусов. Метелкин занервничал.
«Скорее бы уж кончали, что ли!» — подумал он. Но певица не собиралась прекращать пение. После второй песни началась третья, потом четвертая… По улице сновали юркие легковушки, иногда солидно проезжали «Татры» и «КАМАЗы». Троллейбусов не было.
Джонатан Иванович снял трубку телефона.
— Это диспетчер? Почему нет «пятерки»?! Что значит «вроде бы по графику»? По телевизору же показывают. На всю страну позор будет! Вот что: снимай все машины со Свекольного проспекта и направляй их на Зернобобовую. Да-да, все: и «двойку», и «семерку», и «десятку»! Немедленно!
Метелкин с нетерпением смотрел на экран и глотал валерианку. Наконец в дальнем конце улицы показалась целая вереница троллейбусов. Джонатан Иванович облегченно вздохнул.
Но в тот же самый миг кадры в телевизоре сменились, и вместо певицы показался певец в пышном жабо.
Он стоял на совершенно свободном от троллейбусов Свекольном проспекте.
Стажер
Ехал Трюмашин в автобусе. Вдруг смотрит — два человека по проходу пробираются. У одного повязка «Контролер-стажер», а у другого — «Контролер-инструктор». Подошли они к Трюмашину.
— Ну, начинай, — шепнул инструктор стажеру.
— Здравствуйте! — сказал стажер Трюмашину.
— Здороваться не обязательно, — прошептал инструктор. — Говори: предъявите ваш билет.
— Предъявите ваш… — замялся стажер.
— Билет, — подсказал инструктор.
— Билет, — повторил стажер.
— Правильно! — шепнул инструктор.
Стажер взял у Трюмашина билет, повертел его в руках и протянул обратно:
— Пожалуйста!
— Молодец! — прошептал инструктор. — Следующего проверь самостоятельно.
Стажер отошел, а инструктор сказал Трюмашину:
— А вы платите штраф: ваш билет из другого автобуса.
Вратарь Уточкин
Вратарь заводской команды Коля Уточкин мечтал пропустить когда-нибудь мяч от выдающегося нападающего, знаменитого маэстро мяча Игоря Мошкина. Однажды он не выдержал и написал футбольному виртуозу такое письмо:
«Глубокоуважаемый Игорь! 26-го числа Ваша глубокоуважаемая команда проследует на очередной матч в г. Москву через наш Междуреченск. Надеюсь, Вас не затруднит выйти на платформу и забить мне гол. Узнать меня легко: в руках у меня будет сетка яблок из своего сада в целях угощения…»
Ответа не последовало.
«Молчание — знак согласия», — решил Коля и в назначенный день, уверив жену, что идет дотачивать недостающие до плана втулки, прибыл на станцию. Поезд остановился, но чудо — форвард из него не вышел.
— Я к Мошкину, — галантно отодвинул проводницу Коля.
По всему вагону разносился храп. (Я забыл сказать, что дело происходило в полпервого ночи.) На нижней полке из-под одеяла торчала чья-то нога.
— Степан Онуфриенко, центральный хавбек, — сразу узнал Коля.
Он двинулся по вагону, надеясь отыскать Мошкина. В это время раздался гудок, и поезд тронулся.
— Вот так дела… — пробормотал Коля. Это в его планы не входило.
— Волнуемся и не спим? — окликнули его. Это был репортер, тоже ехавший с командой на матч.
— Тут не до сна, — ответил Коля и оказался совершенно прав.
— А что-то я вас не припомню, — пригляделся к нему репортер, и тоже оказался прав. — Как ваша фамилия?
— Уточкин, Коля, — ответил Коля Уточкин.
— А каково ваше амплуа?
— Вообще-то я вратарь, — признался Коля.
— Ясно. Молодой? Конечно, молодой. У меня в репортаже как раз двух строчек не хватает. Допишем: «И молодой, подающий надежды вратарь Николай Уточкин…»
Коле было не до слов репортера. Он стоял у окна и ждал, когда поезд остановится. А тот все не останавливался.
«Чуть присяду», — решил Коля и присел на корточки. А проснулся уже в Москве.
Он вышел из вагона и огляделся. Машины неслись в шесть рядов, люди тоже спешили…
— Уточкин, а вы? — послышалось сбоку. Репортер махал рукой, зовя в «Икарус», куда уже уселась вся команда.
«Будет о чем дома рассказать», — подумал Коля и принял приглашение. Он стоял у двери мчащегося автобуса и с восхищением разглядывал знакомые по телеэкрану лица футболистов. Сесть репортер предложить не догадался, а футболисты не обращали на Колю внимания, думая, что это знакомый репортера, приехавший поторговать яблоками.
Задумавшись, Коля прижался к двери, и она распахнулась. Коля летел спиной вниз, но в последний момент успел перевернуться, сгруппировался и приземлился на тротуаре весьма мягко.
Автобус остановился, конечно, но еще раньше остановился автобус, шедший сзади. Из него сразу выскочили двое.
— У вас блестящая реакция! — заявили они и подхватили Колю под руки. — Плюньте вы на эту команду и переходите к нам. Вы ведь наверняка Уточкин?
— Уточкин, — кивнул Коля.
— Читали в газете, — сообщили двое и вежливо, но быстро затолкали Колю в автобус. — Скорее, а то они вас у нас отнимут.
— Но я… — попробовал было возразить Коля.
— Не заявлены? — по-своему поняли они. — Ну, это понятие относительное. — Заявим!
— Колено болит, — сказал основной вратарь.
— Оба колена болят, — сказал запасной.
— Ну что же, — сказал один из тех двоих, оказавшийся старшим тренером. — Сразу вас и испытаем, товарищ Уточкин. На сегодняшнем матче с «Динамо».
«На целый год хватит рассказывать», — подумал Коля.
…Стадион был переполнен. Болельщики размахивали флагами, бросали бумажные ленты, скандировали приветствия и не только приветствия.
Коля стоял в воротах. Сетка с яблоками лежала позади. Динамовцы, с которыми Коля первоначально ехал в автобусе, крепко атаковали. Вот виртуоз Мошкин ворвался в штрафную, защитник схватил его за правую ногу…
Пенальти.
Великий форвард будет бить пенальти Коле Уточкину.
«На три года хватит рассказывать…»
Великий разбежался, ударил…
«Пожалуй, он не так уж хорошо пробил», — подумал Коля.
«Кажется, я возьму этот мяч!» — решил он через мгновение.
А еще через мгновение уже лежал на земле, крепко прижав мяч к груди. Стадион взорвался аплодисментами.
Во втором тайме вратарь соперников тоже положил за ворота сетку с яблоками. Но это не помогло — в его ворота влетело два мяча.
Матч закончился. Болельщики скандировали только что родившийся экспромт:
«Знает, знает целый свет:
Лучше Уточкина нет!»
А Коля угощал уставших футболистов яблоками.
— Ну, пока, — сказал он старшему тренеру, когда сетка опустела. — Не поминайте лихом.
— Куда это вы собрались? — не понял тренер.
— Так домой, в Междуреченск. Жена заждалась, поди.
— Мы вас не отпустим! — преградил ему дорогу тренер.
— Нет, не останусь я здесь. Лена-то моя не любит большие города. Не сможет она здесь жить.
— Обеспечим! — заверил тренер. — Полюбит, сможет. Вот увидите.
— Не получится. Да и наша заводская команда как? Кубок области на носу. Подвел, скажут. И токарей у нас на заводе не хватает.
…Вечером Коля уже ворочался на верхней полке, слегка сожалея, что так и не пропустил мяча от знаменитого форварда Мошкина.
Игра с кошкой
Сталагмитов уезжал из поселка Деловые Ключи. До прибытия поезда оставалось полчаса. Сталагмитов слонялся по пустынному залу станции Деловые Ключи-пассажирские и не знал, как убить время. Вдруг он увидел кошку. На груди у нее висел кусок картона с какими-то цифрами.
— Кис-кис! — позвал он.
Кошка подошла и стала тереться о ноги. Сталагмитов снял с пиджака приставшую нитку, привязал к ней завалявшуюся в кармане бумажку и стал играть с кошкой. Полчаса пролетело незаметно. Сталагмитов погладил кошку на прощание и направился было к выходу, как вдруг его схватил за руку неизвестно откуда взявшийся человек в железнодорожной форме:
— С вас тридцать копеек.
— За что? — опешил Сталагмитов.
— За прокат кошки. Тариф такой. Она ведь общественная. Номер регистрационный на ней видите — «ноль двенадцать»? Получите квитанцию!
Городок наш ничего
Шел 21… год. Около полуночи Стеклову позвонил по видеотелефону его приятель Пятницын, живший в другом конце города.
— Извини, Вова, понимаю, что поздно, но у нас еще только семь вечера… Слушай, у дочки через неделю свадьба. Не махнешь к нам, а? Мы же лет двадцать не виделись. Я понимаю, что далеко, но зато на метро без пересадки. А потом на троллейбусе № 2762-а немножко. Приезжай, у нас уже весна!
— А у нас еще метели, — сказал Стеклов. — Эх, давали ведь квартиру в вашем районе, а я не взял… Ладно, жди…