А отец дочку обнял, по головке гладит и говорит:
— Молодец, Анечка! Здорово мы его надули!
Зуб
У одного мальчика зуб заболел.
Дедушка ему и говорит:
— Тебе, стало быть, плохо. Значит, тебе к врачу надобно.
А мальчик ему и отвечает:
— Я врачей с детства ненавижу. Лучше я зуб к какому-нибудь предмету привяжу. Например, к трамваю.
— Зачем же к трамваю? — говорит дедушка. — Лучше ступай в полуклинику и привяжи там к лифту А то трамвай тронется и тебя за собой потащит.
Но мальчик не послушался. Взял веревочку и пошел на трамвайную остановку. Один конец веревочки привязал к больному зубу, а другой — к здоровому вагону.
Трамвай тронулся. Веревочка натянулась. И от трамвая оторвался вагон.
Бросился мальчик бежать с испугу. А вагон за ним на веревочке катится. Пассажиры кричат:
— Безобразие! Почему не в ту сторону едем?
Добежал мальчик до кольца и назад помчался. Пассажиры опять кричат:
— Безобразие! Почему мальчик остановки не делает?
Стал мальчик остановки делать. Только не объявляет, какая следующая, — потому что к зубу-то веревочка привязана.
А народу в вагоне — все больше и больше. Мальчик уже еле дышит. Да тут еще чья-то бабуся на подножку вскочила.
— Живей! — кричит мальчику. — Шевели ногами-то! Я в полуклинику опаздываю!
Пассажиры, конечно, бабусе портфелями по пальцам стукают, чтобы она кисть разжала.
— Отцепитесь, — говорят, — от вагона, уважаемая! Не видите, мальчик еще молодой, несмышленый. Ему вас не сдвинуть.
Бабуся говорит:
— Да я в его годы…
Тронулся тут мальчик. Веревочка натянулась — и…
— Всё! — сказал мальчик. — Тъямвай дайфе не пойдет!
Когда рядом товарищи(Очерк жизни и творчества Лермонтова)
Великий русский поэт М. Ю. Лермонтов был большим мастером своего дела. На его лицевом счету сотни разнообразных стихотворений, десятки поэм, несколько драм. Первым наставником Лермонтова был Пушкин, который передал Михаилу все свои знания, опыт, привил любовь к труду. Очень хорошо отозвался о Лермонтове его старший товарищ по работе Белинский: «Глубокий и могучий дух!» Как же поэт опустился до такой глубины?
Михаил Юрьевич Лермонтов родился в деревне у бабушки, в то время, как его родители жили в Петербурге. Росту он был маленького — и поначалу ничем не выделялся из окружающей его среды. Первым, кто заметил мальчика, была его бабушка. Видит: бегает какой-то мальчик. Вроде, не дворовый. И она сразу стала заниматься его самообразованием: с самого раннего утра будила в мальчишке тревожные вопросы, развивала задумчивость, а если он не слушался, оставляла на нем неизгладимые впечатления, особенно от родной природы и, в частности, от берез.
В пансионе под руководством опытных педагогов Лермонтов уже серьезно занимается мечтательностью, работает над своей скорбью, шлифует мятежность.
А вскоре богатство души, талант и любовь к родине Лермонтов начинает применять на практике.
Уже в стихотворении «Смерть поэта» двадцатитрехлетний москвич продемонстрировал незаурядные бойцовские качества. Это стихотворение дало Лермонтову путевку в жизнь, а точнее — на Кавказ, куда царское правительство провожает поэта на заслуженный отдых. Там Лермонтов, досрочно завершает «Песню про царя Ивана Васильевича», где поет о том, как купец Калашников убил насмерть молодого опричника боевой и политической подготовки. А после этого он уже смело замахнулся на Мцыри.
Поэт далеко не атлетического стихосложения, Лермонтов поднимает в этой поэме все, что не сумели поднять другие писатели и баснописцы. В захватывающей и увлекательной борьбе с барсом Мцыри избрал тактику от обороны, действуя на контратаках. Барс поражен: каким образом этому посланцу солнечной Грузии удалось так ловко повернуть в горле соперника, причем два раза подряд, одно и то же оружие?
Человек интересной судьбы, Лермонтов едет в Петербург, где пишет роман «Герой нашего времени». Михаил Юрьевич работает над ним целыми днями, а иногда и сверхурочно — при луне.
А вскоре состоялась знаменитая встреча Лермонтова с Бенкендорфом. Во время беседы, прошедшей в теплой, дружественной обстановке, были обсуждены вопросы, затрагивающие интересы обеих сторон, после чего Лермонтова увели. Михаилу Юрьевичу были предоставлены все условия для творчества: арест, ссылка, дуэль. И успех Лермонтова — это не только его личная заслуга, но и заслуга всего коллектива литературного цеха тогдашней России!
Изобретение вилки
Как вы знаете, раньше люди ели пищу руками. Вилка появилась сравнительно недавно. Я не знаю фамилию изобретателя этого столового прибора, но могу с уверенностью сказать: он был настоящим джентльменом. Может быть, даже — первым джентльменом.
А вилку он изобрел так.
Однажды этот джентльмен обедал с дамой. Он съел кусок мяса, запил его бокалом вина и сказал своей даме:
— Позвольте вас пригласить на танец.
— Как?! — ахнула дама. — Вы будете меня обнимать такими грязными руками?!
«Действительно! — задумался джентльмен, пряча руки за спину. — Что-то здесь не так. Надо бы изобрести какую-нибудь штуковину, чтобы и люди были сыты, и руки чисты».
И он стал изобретать вилку.
Первое, что пришло ему в голову, была ПИКА. Конечно, она не пачкала руки, но и наткнуть этой пикой мясо было очень трудно. Оно все время срывалось. И приходилось надевать его на пику рукой.
Тогда джентльмен изобрел ЩЕТКУ. Это была пластинка, прикрепленная к пике. Только вместо волосков у нее были железные иголки. Мясо прилипало к этой щетке моментально, но отодрать его было невозможно. Только — вместе со щеткой.
Но джентльмен не отчаялся и вскоре изобрел КРЮЧОК. Крючок повысил процент зацепляемости мяса, но уменьшил процент попадания его в рот. Мясо с размаху шлепало джентльмена то по щеке, то по подбородку. Кроме того, крючок иногда зацеплял джентльмена за губу. И джентльмен начинал биться, как рыба, об стол, пытаясь сорваться у самого себя с крючка.
Однако джентльмен не сдавался и вскоре изобрел ТРЕЗУБЕЦ, зубья которого были расположены треугольником. Но при первой же попытке отправить мясо в рот джентльмен чуть не остался без глаз.
Тогда он изобрел ЩИПЦЫ. Мясо быстро попадало в рот, но щипцы долго не вынимались изо рта.
Прошло несколько голодных лет. Однажды джентльмен загорал на крыше, подставив солнцу свое лицо — все в шрамах, порезах и уколах. И вдруг увидел на скотном дворе двузубые ВИЛЫ…
Конечно, и у этого изобретения были свои недостатки.
Во-первых, взять вилами можно было только очень большой кусок мяса.
Во-вторых, пользоваться ими можно было только при помощи слуги, который стоял по другую сторону стола с вилами наперевес.
В-третьих, когда джентльмен съедал мясо полностью, горло его упиралось в основание вил и голова оказывалась между двумя зубьями, и часто с проткнутыми мочками ушей.
Именно это несоответствие и подтолкнуло джентльмена сделать миниатюрную ВИЛОЧКУ, которую с первым же куском мяса он и проглотил.
Наконец джентльмен изобрел то, что мы сейчас называем ВИЛКОЙ. Это была большая победа творческого ума и желудка.
Остается только добавить, что к тому времени, когда джентльмен взял в руки первую вилку, у него уже выпали последние зубы.
И вилка ему уже была не нужна.
Случай с литературоведом
Литературовед Кротов ехал из Ленинграда в город Пушкин, чтобы принять участие в Пушкинских чтениях. Глядя на унылые картины, пробегавшие за окном, он размышлял о связи литературы и литературоведения и не заметил, как подъехал к Царскосельскому лицею.
Кротов вылез из кареты и сразу опьянел от кислорода.
— Ну, слава государю, успели-с! — сказал ему швейцар с седыми баками. — Лицеисты все в сборе.
Кротов скинул швейцару меховую шинель и, поскрипывая высокими сапогами, поспешил за каким-то кавалергардом.
«Хорошо придумано, — еще ничего не понимая, мысленно отметил Кротов. — Только как же я проморгал, когда автобус на карету меняли?»
Наконец они пришли. Зала была уже полна. Слышались обрывки фраз: «Экзамен… Словесность…» Незнакомая дама обратила на Кротова свой лорнет и учинила ему улыбку.
Вдруг кто-то хлопнул его по плечу. Кротов повернулся и обмер: рядом с ним за длинным экзаменаторским столом сидел Державин. Правда, уже старик. Нет, это был не сон. Маститый поэт екатерининской эпохи насупил брови и спросил литературоведа:
— Ну что, начнем?
— Как вам будет угодно, — пролепетал Кротов и, подумав, робко добавил: — с!
В то же мгновение на середину залы вылетел курчавый мальчуган и с жаром стал читать свою оду «Воспоминания в Царском Селе».
Кротов вспотел. Он впервые видел живого Пушкина. Но тут же поймал себя на мысли, что думает совершенно о другом: «Как жить? Где работать?! О ком писать?!!»
И даже после бала, утомленный, наш литературовед долго не мог прийти в себя. «О ком писать, — думал он, засыпая, — если даже Пушкин ничего такого еще не создал?!»
Проснулся Кротов в середине ночи. «Ничего не создал?!» Он вскочил с постели.
— Так зачем же я буду писать о Пушкине? Хватит! Теперь я сам себе Пушкин!
Кротов положил перед собой стопку чистой бумаги и, умакнув гусиное перо в чернила, начал сочинять:
Мой дядя самых честных правил,
Когда не в шутку занемог,
Он уважать себя заставил
И лучше выдумать не мог…
Сочинялось легко.
— И без всяких черновиков! — радовался он. — Сегодня же отнесу к издателю.
Но через несколько минут наступил творческий кризис. Наизусть «Евгения Онегина» Кротов не помнил.
— А изложу-ка я его прозой! — решил он и написал: «Надев широкий боливар, Онегин едет убивать время, что наглядно рисует нам образ лишнего человека».
— Не то! — выругался про себя Кротов и все зачеркнул. — Так теперь пусть другие литературоведы пишут: «В своем романе «Евгений Онегин» отец русской литературы Кротов с потрясающей полнотой раскрыл нам всю пустоту светского общества». Белинский.