«Сейчас или никогда!» — сказал себе Сомов. Он сделал страшное лицо и, издав пронзительный клич «Йя!», выбросил вперед ногу.
Один из троих сразу упал. Остальные бросились врассыпную.
Глаза Веры сияли.
— Любимый! — прошептала она. — Я согласна.
И кинулась к нему на шею.
Но руки ее до цели не дошли.
Сомов крепко держал двойной блок.
Ледовое побоище
Ура! мы ломим; гнутся шведы.
— Ну, Рогов, — сказала Марья Иванна, — расскажи нам о Ледовом побоище.
— А чего о нем рассказывать-то? — нехотя сказал Рогов. — Вы ж и так знаете.
— Что знаю? — строго спросила Марья Иванна.
— Ну, что наши победили, — сказал Рогов.
— Кого победили? — настойчиво переспросила Марья Иванна.
— Ну, этих… немцев.
— Вот и расскажи нам, как все началось. Как события развивались?
Рогов шмыгнул носом и вяло проговорил:
— Ну, значит, вышли на лед наша ледовая дружина и ихняя. И они с первых же секунд пошли в атаку.
— А наши как действовали? — спросила Марья Иванна.
— А наши действовали на контратаках, — сказал Рогов.
— Верно, — сказала Марья Иванна.
Рогов почувствовал себя уверенней и добавил:
— Особенно выделялись своим мастерством Мыльников, Семак и Каменский.
— А это кто еще такие? — удивилась Марья Иванна.
— Это наши лучшие ледовые бойцы! — отчеканил Рогов.
— Молодец! — сказала Марья Иванна. — Ты даже дополнительный материал выучил. Я и то этого не помню.
Вдохновившись такой похвалой, Рогов сказал:
— Особенно жарко было на пятачке!
— Правильно, — сказала Марья Иванна. — Они двинулись на нас «свиньей».
— Да, — сказал Рогов, — вели они себя действительно по-свински! Все время толкались. Их, конечно, наказывали, но, видно, мало. И вот у наших богатырей появляются шишки. А у некоторых и синяки. Получил травму Быков. Унесли с поля Гусарова. А когда наши ворвались в их зону, кто-то поставил подножку Кожевникову! Это же ваще! У него даже шлем с головы слетел! А удаляют, представьте себе, опять Хомутова! Якобы за задержку соперника руками! Ну, наш защитник тогда ихнему нападающему так врезал — тот коньки отбросил! А ведь он у них самый сильный: на его лицевом счету было уже несколько голов.
— Молодец! — сказала Марья Иванна. — Ты даже головы сосчитал. Ну, а как закончилось Ледовое побоище?
— Закончилось оно очень хорошо! — весело сказал Рогов. — Наши ребята победили. Всем им вручены медали, ценные подарки и грамоты.
— А вот здесь, Рогов, ты ошибся, — сказала Марья Иванна. — Да, возможно, о Ледовом побоище упоминалось в берестяных грамотах. Но сами грамоты никому из участников не вручались. И все же ты заслуживаешь высокой оценки за столь яркий и правдивый рассказ. Ставлю тебе пятерку, первую твою пятерку по истории.
«Первая пятерка! — пронеслось в голове Рогова. — Ларионов, Макаров, Крутов, Фетисов, Касатонов».
Теория информации(Популярная статья)
Информация — это передача сведений.
А точнее, информация — это передача по каналу связи сообщений, которые не известны заранее с полной определенностью.
Выражаясь ясней, информация — это передача неопределенных сообщений, которые допускают количественное выражение, а не конкретную природу самих сообщений, определяющих возможность их передачи.
Попросту говоря, информация — это фиксирование некоторой последовательности сообщений в кодированной форме, при которой данная последовательность однозначно восстанавливается, если принять в качестве меры среднее значение длины кодовой цепочки.
Чтобы лучше понять это, зрительно представьте себе определенную величину такого множества, которое обладает формальными свойствами асимптотического характера, то есть, грубо говоря, соответствует разнице между совокупностями бесконечно малых величин, направляющих их деятельность в сторону совместной плотности.
А как вам хорошо известно из повседневного опыта, правильная передача суждения путем индексирования вектора при элементарном критерии и обратного перевода легко можно реализовать. Чем? Да хоть тем же дескриптором. А чтобы сделать это с абсолютной точностью, качественными особенностями раздельных условий контрафактического множества в общем-то можно и пренебречь.
На практике все выглядит гораздо проще — и передача конверсного суждения при помощи мультиполярной просеквенции сводится к такому бытовому вопросу, с которым мы сталкиваемся буквально на каждом шагу: как монадический предикат в номологическом высказывании преобразует интразитивные отношения в контрадикторные? Ну, все мы учились в школе и хорошо знаем, что в качестве рекурсии обычно используется ингерентный демиктон.
Что я хочу этим сказать? Этим я хочу напомнить одну старую добрую истину, которая гласит: каузальная импликация полуструктурного антецендента (а говоря короче, цинерарный штейгер эмульгаторного шеврета) партиципирует мажоритарный ноумен в коннекторный амфис, что понятно и ребенку.
Думаю, каждому доставит удовольствие — взять первую попавшуюся экспонибилию, субсумция которой выше обычного сигнитивного релатума (а честно говоря, просто-напросто с большей жоквенцией), и не спеша чилибухать хурулданом до ее полной импредикабельности.
Многие, конечно, будут смеяться, если я возьму на себя смелость утверждать, что каскадный эксфолиатор инкорпорирует когнитивную инскрипцию. Хотя и не очень дымбирольно. Но такова суровая правда жизни: адулярный катафорез в дарсонвализационном амблигоните, как ни печально, но все ж таки гренажирует боскетный матриомикоз.
Таким образом, в данной статье я попытался в живой, доступной форме, не прибегая к строгой научной терминологии, изложить некоторые основы теории информации.
Гипноз
Гипноз, конечно, явление странное. У нас в школе, помню, концерт художественной самодеятельности готовили. Так мы с Роговым сеанс гипноза разучили. Рогов, значит, как бы гипнотизирует, а я, значит, как бы засыпаю. Он мне сказал перед концертом:
— Ты, главное, на сцену первым выскочи. А остальное — дело моих рук. В смысле — техники.
— Не волнуйся, — говорю. — Если кто раньше меня и выскочит, так я его так шугану — никакой гипноз не поможет!
А чтобы меня и вправду какой хитрец не обошел, я заранее за кулисы спрятался.
Мы с Роговым даже чуть не поссорились. Он говорит:
— Иди в зал сядь. Из зала будешь выходить.
Я говорю:
— Зачем же мне зрителям глаза раньше времени мозолить? Они ж враз обо всем догадаются.
Но тут наш номер объявили. Выскочил я на сцену. А Рогов — за мной.
— Сеанс гипноза! — говорит. — Есть желающие?
— Я, — говорю, — желающий!
— Оч-чень хорошо! — говорит. — Сейчас я вас загипнотизирую! — И начинает перед моим носом руками махать: — Гипно-о-оз! Гипно-о-оз!
У меня от его маханий аж в глазах зарябило. Только я на секунду зажмурился, Рогов говорит:
— Подопытный погрузился в глубокий сон!
Я стою и думаю: «То, что он меня в глубокий сон погрузил, — ладно, черт с ним. Но за что он меня подопытным обозвал?!»
А Рогов дальше гипнотизирует.
— Сейчас, — говорит, — тело подопытного — как бревно! Сто́ит толкнуть его — и оно падает.
И толкает меня.
Ну, я, конечно, падаю. Осторожно так, чтобы Рогова не травмировать. Рогов говорит:
— Подопытный ничего не чувствует! Кладем его затылок на один стул, а пятки — на другой. Тело его не прогибается!
Ну, я, понятно, напрягся изо всех сил, чтобы, значит, тело мое не прогибалось, потому что я в состоянии гипноза, и если прогнусь, то из гипноза выйду и тем самым Рогова подведу.
А он, камбала такая, забрался ко мне с ногами на живот и прыгать начал.
Я, конечно, терплю: все-таки Рогов неделю готовился, нервничал, и сейчас не в себе, а в состоянии абсолютного гипноза, тем более — зал уже аплодирует.
Рогов встал с меня и поклонился. Я тоже встал и тоже поклонился. Рогов говорит:
— А сейчас последний номер нашей программы! Подопытный в состоянии глубокого сна пройдет по потолку.
— А это, — говорю, — видал? Я по потолку ходить не обучен.
Он говорит:
— Не бойся, дубина! Тут же все свои.
Ну, уцепился я за гвоздь, полез на стену.
Рогов подсказывает:
— Дальше! Дальше иди!
— Дальше, — говорю, не пойду. Вдруг гипноз отключится — я и грохнусь?!
Рогов тогда швабру — хвать! — и давай меня снизу подталкивать.
В общем, полез я дальше. Два раза гипноз отключался, но я все же каким-то образом вышел на потолок.
Тут вдруг уборщица тетя Люба, которая все это время на стуле дремала, проснулась да как закричит:
— Это кто ж с грязными ботинками — да по чистому потолку?!
Вырвала у Рогова швабру — и за мной. И тоже по потолку.
А может, это все уже в гипнозе было. Только непонятно — в чьем: в моем, в роговском или в тети Любином.
Нет, странное это все-таки явление — гипноз!
Отчетный доклад директора фабрики канцелярских изделий
Товарищи! В этом году мы выпустили 900 000 тетрадей в клеточку, что составило 466 532 388 240 клеточек. Это на 20 клеточек больше, чем у компании «Корпорейшен оф канцелярейшен»! Если нам удастся уменьшить клеточку в 8 раз, то в будущем году мы выпустим около 40 000 000 000 000 чистой клетки, что позволит значительно натереть уши заокеанским магнатам тетрадочного бизнеса! Ранее этим методом мы натерли уши японцам по производству тетрадей в косую линейку.
Гораздо хуже у нас обстояли дела с красками. Сказывалась нехватка тюбиков, которые поставляла нам кондитерская фабрика. Но мы нашли выход — и вместо набора красок из 46-ти тюбиков выпускаем теперь одну тубу, весом 3 кило, в которой любители живописи найдут все что угодно.
Идем дальше. Мы освоили выпуск ремней марки «Пионерский». Это ремень — без пряжки, без застежки, без дырок, с хорошей плотной кожей, выдерживающей давление на объект до 8-го класса.