— Ты сказал, мы уйдем, как только поймем, что что-то не так, — с надеждой напомнила я.
— Думаешь? Да вроде тихо и нет никого, — оглянулся Расвен.
— Вот именно. Во всех фильмах всегда, как только становится тихо, обычно как раз так и говорят: «Слишком тихо», и тут начинается.
— Да ладно, — засмеялся мой блёклый спутник и открыл карту, пристроив кристалл в трещине в дороге. — Плохо работает. Город почти не проводит сигнал. Невероятно. Его снова тут нет. Он в движении. Кажется…
— …это ловушка.
Расвен поднял на меня искаженную физиономию и схватил за руки, закручивая на пол оборота, как в детской игре. Я услышала влажный шлепок и Расвен прошептал:
— Бежим.
И мы побежали. Он тащил меня за руку, что есть силы.
— Дотянуть… до следующей улицы, — задыхаясь, торопил он, — Там людно. В первый… попавшийся… дом, и в Иринам. Только бы дотянуть.
Остановился на секунду и припустил снова.
— Почему… мы… прям тут, — мне не хватало воздуха, тренировки то никакой, — не можем открыть?
— Могут за нами… Будут знать.
Я обернулась, следом, приближался аппарат, похожий на летающую платформу, только коричневый, не прозрачный. Если сравнение было уместным. А сравнить мне больше было не с чем. Небольшого размера, примерно два на два метра, и на высоте второго этажа. То есть не самолет точно. И не такой шумный как вирит. Расвен потянул меня дальше. А потом стал заваливаться на бок.
Память не сохранила момента, как именно мне удалось открыть портал. Вероятно, ум блокирует воспоминания, так или иначе вызвавшие шок. Остаётся неясным, почему он сохраняет другие, не менее болезненные, а порой и вовсе ужасающие, вызывающие потрясение и мучительную боль. Почему, защищаясь, не вытирает белым каучуковым ластиком те картинки событий, что выжигают рубцы на сердце и оставляют рваные дыры в тонком эфирном полотне души?
Я знала, что это — мокрое, и отчаянно старалась успеть, зная, нас спасут. Нам помогут, потому что нас ждут. Расвен был тяжёлый. Очень тяжёлый. Страшно было смотреть, как краска уходит с его и без того слишком белого лица.
— Нет, Свен, держись, мы уже на месте, — я стояла на коленях пытаясь сдвинуть его красными дрожащими руками.
Не паникуй, Делия, соберись.
Попыталась перевернуть его на бок, чтобы разглядеть, что с ним. Не смогла. Отчаянно закричала вверх, прямо в радостный ветер:
— Кто-нибудь, помогите! Помогите же!
Спустя несколько мгновений из обители выскочил Борей, Иллай показался следом почти сразу. На мгновенье запнулся, глаза расширились, бегом бросился к нам.
Я только мельком заметила расплывающееся по моей белой футболке чудовищное алое. Не томатный сок, не киношная краска. Оно было слишком алое с тёмным, почти бордовым отливом.
— Нет, Свен, пожалуйста, нет. Я должна посмотреть, что там.
Расвен открыл глаза, еле улыбнулся и сказал:
— Береги мальчишку.
Иллай подоспел первым. Я не могла ничего сказать, я только сидела с дрожащими губами и держала перед собой окровавленные руки, глядя то на Иллая, то на Расвена. Иллай схватил меня за плечи тревожно заглядывая в глаза.
— В п-п-порядке… я… Он-н-н… — меня трясло, и я почему-то заикалась.
— Расвен, Расвен, — Иллай перевернул его, и я едва удержалась в сознании. Подбежавший Борей пытался остановить кровь.
— Ты, — вдруг отшатнулся от меня Иллай, глядя невыразимым взглядом, в нём одновременно было столько, что если бы я взялась расшифровать, не сомневаюсь, он убил бы меня быстрее, чем неведомый выстрел Расвена. — Ты! — прошипел Иллай. — Я всё-таки оказался прав! И ты заманила в ловушку Расвена!
— Ч-ч-что? — прошептала, все ещё трясясь и не веря тому, что только что услышала.
— И вирит тогда пришел за тобой. И теперь Расвен! Что вы сделали с Лунем? — он опять схватил меня за плечи, — я, не веря, в отчаянии мотала головой, не заметила, когда глаза наполнились слезами.
— Иллу… — прошептал Расвен.
— Что произошло, Рас? — в голосе Иллая слышалась мольба.
— Лунь… скорее всего, мёртв. Нас вели… его сигналом, — медленно произнес Расвен. Иллай держал его руку. — Иллу, — странник еле шевелил синеющими губами, — Убийство любви… — страшный грех. Не делай… этого.
Я мотала головой, не веря, ни в то, что Расвена больше нет — он ведь закрыл меня собой, он, совершенно чужой мне человек, только что спас мою жизнь, ни в то, что только что произнес Иллай.
Это было невозможно. Это не могло быть правдой, настолько это было ужасно. Нет. Впервые смерть была так близко. Человек умер у меня на руках. Человек, который, не раздумывая, защитил меня. Для чего? Он был опытнее и полезней. Зачем же я? Почему осталась я?
Иллай смотрел на меня презрительным, уничтожающим взглядом. Я медленно отползала подальше от этого кошмара. Покачиваясь, поднялась, отступая куда-то назад. Он не сводил с меня глаз. Они убивали, а потом яд во взгляде уступил место пустоте. Безразличию. Он смотрел сквозь меня. Словно меня и нет вовсе.
— Нет, — шептала я, все ещё мотая головой. — Прошу, не надо, — слёзы застилали глаза, бежали грязными ручейками по измазанным кровью щекам.
Он ещё с минуту не отводил от меня взгляда, потом медленно покачал головой, и я поняла. Все. Игра окончена. Нас никогда не было. И теперь уже больше не будет. Это была только игра. Моё воображение. Проверка. И он получил то подтверждение, которого ждал. В жизни всё как раз так и бывает. Мужчина не будет докапываться до правды и разбираться до конца. У него просто нет на это времени. Он выбирает первый подходящий, по его мнению, ответ, и дальше живет из этого момента, исходя из новой данности и новых условий уравнения.
Что ж, надеюсь, мне удалось исполнить эту часть плана. И Иллай никогда не полюбит меня, а значит… Осталось теперь к Радоглазу и дальше… Мамочка, как же ужасно. Слёзы хлынули снова. Бедный Расвен. Он оказался славным парнем.
Расвен — ночь, белая северная ночь… Ра — означает «солнце». Выходит, он был ночным северным солнцем. Бедный белый чудак Расвен…
Я всё смотрела на Иллая. Так и стояла посреди огромного ровного пространства перед обителью, трясясь от ветра, а может, ветер тут был вовсе не при чём. В глазах его опять мелькнуло презрение и, кажется, брезгливость. Одна я больше не могла этого выносить. Ноша оказалась не по плечу. Больше не могу. Больше нет. Хватит. Пожалуйста, хватит.
Я открыла портал, и Иллай дернулся, видимо, желая остановить меня. Оставить как улику. Борей задержал его рукой. Мелькнувший было быстрый калейдоскоп мыслей в глазах хранителя, опять сменился безразличием. Значит, так тому и быть. Значит — всё. И я шагнула в движущееся пространство впереди.
Надеюсь, будущее изменено. Надеюсь, ничего больше не случится. Надеюсь, больше…
ГЛАВА 6
— С ней всё в порядке. Это не её кровь. Держи. Осторожнее.
— Делия, — мама гладила меня по лицу, — Ты слышишь меня, крошка?
Я не хотела возвращаться, я хотела обратно в темноту. Как тогда, где ветви берёзы. Где это было? Я даже не знаю, где мы тогда были. Я медленно открыла глаза и снова закрыла. Я не знала, как я оказалась здесь. И почему именно здесь. Мама. Здесь была мама. Наверное, это она привела меня сюда своей золотой нитью. Или я всё-таки подала этот дурацкий сигнал. Хоть, и вообще не помнила, что это такое.
Мама долго-долго качала меня, держа на коленях, крепко прижимая к себе. Вела рукой по волосам и спине, унимая боль.
Как плохо, мама. Дай мне умереть.
Только после меня, дурочка. Только после меня. Поехали домой?
Нет, мама, я не смогу дальше.
Сможешь, он просто один из многих.
Нет, мама. Он волшебник, так же как и ты.
Боль утихнет, малышка. Всё пройдет.
Холодно.
Всё пройдет.
И ничего не прошло. Ни завтра, ни послезавтра, вообще никогда. Сколько это длилось?
Два дня я просто спала, вставая только, чтобы попить. Болела голова. И сердце. Обрывки произошедшего преследовали меня. Белое лицо Расвена. Борей, преграждающий Иллаю путь, убивающие глаза и бежевые крошки камня. Вспышки слов, куски фраз, всё сплелось в бесконечный болезненный бред.
“Ты!”, “Береги мальчишку”, “Ты приняла мои извинения?”, “Пожалуйста, не надо…”, “Сначала вирит, теперь Расвен!”, “Не надо, прошу”, “Убийство любви — страшный грех”.
Холодно.
Пару раз мне даже казалось, что я вижу в дымке посреди комнаты Иллая, пристально глядящего на меня, но я закрывала глаза, а когда открывала снова, ничего не было. Только холодно. Очень холодно.
Я спала тревожно и неглубоко. Когда вставала в туалет, вооруженный самыми немыслимыми вещами отец передергивал воображаемый затвор на бейсбольной бите, бормоча:
— Пусть только сунется, забудет зачем нужны…
Я сонно ухмылялась, понимая, папу не переубедить. Бита не поможет тебе, если появится вирит, папа. И валилась спать дальше.
Борей тихим басом тянул монотонную песню. Или это была не песня? Слова сливались в размеренный ритм. Или это ветер гудел за окном? Да, верно, ветер. Голос Иллая может теперь мне только сниться. Пусть снится. Умоляю, снись.
Далёкие звуки лились, сплетаясь в призрачные слова:
— Что мне делать, Борей?
— Если любишь, значит веришь. Если веришь, значит любишь. Не веришь — не любишь. Не любишь — забудь. Оставь ей возможность найти свое счастье.
— А моё? Моё счастье невозможно?
— Весь мир принадлежит тебе. Нужно только захотеть.
— Мне не нужен весь мир. Ждать столько лет, и теперь всё испортить.
— Ты испортил, тебе и исправлять.
— Но как?
— Для начала, оставить в живых.
— Что ты говоришь такое, отец?
— Ты убиваешь её. Жизнь уходит. Только мать удерживает её сейчас. Её собственная энергия истощена полностью. Она всё оставила тебе.
С ужасом:
— Но мне не было нужно!
— Ты не увидел, как взял. Ты должен управлять своим даром. Сейчас он управляет тобой. Ты можешь навредить кому-то.
Отчаянным шёпотом: