а три недели? Так вот, полагаю, ответ на вопрос тебе ясен! — выкрикнула и выдернула свою руку из его ладони с такой силой, что чудом удержалась на ногах.
— Оу, — только и сказал он.
— И не вздумай снова просить прощения, потому что у всего есть свои пределы. И кредит моего серьёзного отношения к твоим словам безнадёжно исчерпан!
— О-оу, — повторил он, растерянно, снова присев на диван. — Я вижу, что ты не шутишь, совершенно. Но я совсем не об этом, — он беспокойно взглянул на меня и прочистил горло, — Послушай… видишь ли… Вот, возьми, — он сунул мне в руки ту самую подушку, — Я потерял связь с тобой два дня назад. До этого всё было в порядке, а позавчера ночью я совсем перестал тебя слышать.
— Что??? — кажется, я совсем некрасиво вытаращила глаза. Так и стояла, открыв рот и с жёлтой диванной подушкой в руках, — Ты, что, следишь за мной?! — визгливо выкрикнула я, наконец, и, несвоевременно заметив, что именно у меня в руках, в паническом порыве отбросила пухлый жёлтый квадратик в сторону.
— Нет-нет, — он чуть привстал и снова опустился, поспешно выставил вперёд раскрытые ладони, — Я только беспокоился за твоё самочувствие. Ни мыслей, ни действий, только общий фон твоего здоровья и силы. Ещё позавчера всё было нормально, — он покачал головой, морщась в одному ему присущей манере, — Ну и забеспокоился. Пришел проведать тебя, словом.
— Ночью, значит, — недобро прищурилась я.
— Ну. Да, — искренне улыбаясь, согласился он.
— Два дня, значит, — сжала зубы, медленно кивая.
— Вроде того, — насторожился юноша.
— Но это смешно! — я взялась за голову, прислонив ледяные ладони ко лбу.
— Вобще-то не очень, — улыбнулся Иллай.
— Ты хоть понимаешь, как это звучит?
— Ты хотела бы, чтобы всё было по-другому? — он приподнял одну бровь.
Вау, я и не думала, что это получится так просто. И коротко прикрыла глаза, собираясь.
— Откровенно говоря, да! Чтобы не было всего этого дурдома вокруг! И… и…
— Меня, — тихо закончил мысль Иллай.
Я закрыла глаза, сглотнув плотный комок в горле. А когда открыла, он выглядел почти так же. С застывшей слабой улыбкой на лице и вопросительно изогнутыми бровями. Только глаза сделались чужими.
Я сжала зубы, почти уже задохнувшись. Ещё секунда и мне конец.
— Уходи, — прохрипела я, не в силах придать голосу звучание.
Он не заставил повторять. Легко поднялся, словно эльф, сказал тихо:
— Конечно.
Осторожно шагнул в сторону, чтобы не задеть меня, и беззвучно вышел из огромной комнаты, где я жила.
Когда спустя половину минуты за окном прогремел гром, я с немым стоном почти упала на руки Карима.
— О, Господи…
— Всё хорошо. Ты не могла сделать это лучше.
— О, Господи, Боже мой!
— Тише, девочка. Ты справилась. Всё хорошо, — он уложил меня на диван, где только что сидел мой хранитель. Я свернулась, подтянула колени к подбородку и закрыла руками лицо, шёпотом крича.
Это оказалось куда больнее, чем я могла вообразить.
Карим завернул меня в плед.
— Чай?
— Ничего. Не надо ничего. Оставь меня одну.
— Вот уж нет, — уселся радом со мной, приподнял и осторожно обнял, медленно гладя по голове.
Вдруг сжал мою руку и наклонился близко, задержав лицо над моим. Потом чмокнул в нос и сказал:
— Теперь точно, — и пояснил, на мой потрясенный взгляд. — Я показал ему.
— Что? Но… зачем?
— Чтобы наверняка.
Небо в окне прорезала яркая горизонтальная вспышка. И сразу следом ещё одна.
Я застонала и опять закрыла руками лицо.
— Ты лишил его ещё и друга.
— Варианты? Теперь у нас нет пути назад тоже.
— Это почти предательство, — слабым голосом произнесла я.
— Не почти, — отстранённо отозвался Карим и добавил, помолчав, — Для него это оно и есть.
Я съёжилась. А за окном вдруг застыло. Беснующиеся клубы облаков неожиданно встали, словно у ветра закончилось дыхание. Они замерли в странном оцепенении спутанных прядей чёрно-лиловых, белых и серых, перемешанных и разорванных до этого. Я помотала головой, проверяя, не коснулось ли эта недвижимость и меня.
— Хочешь колыбельную, — поинтересовался Карим, глядя в ту же точку, что и я — на квадратную белую вазу с кремовыми пионами на столе.
— Нет, “хочу монтаж”, — мрачно отозвалась я.
— Что?
— Чтобы сразу раз, и уже конец фильма…
Молчали долго. Небо снаружи сделалось почти чёрным. И виной тому я.
— Колыбельные? — спросила я спустя время.
Карим промолчал и покрепче прижал меня к себе. Я пристроила свою голову у него на плече. Воздуха в комнате было совсем мало.
— Сколько тебе лет, дяденька? — попыталась выставить границы.
— Тридцать… три. Кажется.
— Как Даниле.
— Твой брат, тётенька? — сказал, опять сокращая разрыв.
— Как догадался?
— Не знаю, — он пожал плечами, упершись подбородком в мою макушку, — Просто подумал, что это, должно быть, твой брат.
— Мм. И ты почти, как он.
Хорошо, что можно ничего не говорить. И хорошо, что он молчит тоже. И хорошо, что он здесь. Живое человеческое тепло тоже хорошо. Будь со мной даже Анька, не было бы так обволакивающе спокойно. Я проваливалась в тревожную дрёму.
— Что делать будем, цыпленок? — ласковый голос Карима бережно возвращал моё сознание из забытья. Я сонно моргая взглянула в безупречное лицо.
— Делать?
— Твой план вобще-то, — улыбнулся Карим.
— Мой, — устало подтвердила я. — И я не знаю, — снова закрыла глаза.
— Ну а, что если, — он развернул меня лицом к себе и коснулся ладонью щеки. — Терять нам все равно уже нечего.
Я осторожно выбралась из его рук.
— Кажется, я ещё не проснулась, — пробормотала сама себе, ёжась от неожиданной мысли. Он, конечно, замечательный парень и все такое. И, может быть, если бы это был другой мир, другое время, другая ситуация… Нет. Не может быть. Поверить не могу, что это на самом деле.
Карим смотрел на меня, выжидающе улыбаясь.
— Ты серьёзно? — почти испуганно спросила я, наконец.
Улыбка сделалась шире и искренней:
— Нет, конечно! Глупая. Господи, как я хочу, чтобы всё получилось! Он тебя заслужил.
Зато я его не заслужила, мрачно пронеслось в голове.
— Не выйдет.
— Уж я постараюсь, — пообещал с мрачной улыбкой. — Я держу второй слой укрытия для тебя уже пару дней, — неожиданно резко сказал Карим, — с тех самых пор, как вернулся от Радоглаза, и открываю своё поле Иллу. Я хочу, чтобы он видел моё расположение к тебе.
— Но ты не сможешь обмануть его, — прошептала я.
— О, это легче, чем ты думаешь.
— Делать больно другу?
— Ты поняла меня. Он подумает худшее. Наверняка. Хоть и не сразу. Это его слабое место. Особенно, если дело касается тебя.
— Почему меня?
Карим пожал плечами.
— Наверное, ему проще поверить в это, чем в то, что единственная девушка-странник может быть его.
— Продолжай.
— А нечего продолжать. Это много всего сразу означает. Но с этими мыслями уже разбираться ему самому. И, скорее всего, результат узнать нам возможности не представится, — добро усмехнулся Карим.
— Не думаю, что идея мне понравилась.
— Дели, я хочу помочь тебе спасти человека, которого считаю своим другом и братом. И в этой задаче любые средства кажутся мне уместными, если ситуация критическая. А я нахожу её именно таковой.
— Возможно, в следующей жизни рассмотрю тебя в качестве парня. А сейчас, уж прости, — ухмыльнулась, смерив его взглядом, и сильно ткнула локтем под ребро. Карим охнул, а я добавила, — Только без этой пугающей разницы в возрасте.
— Договорились, — сдавленно процедил он, и, картинно держась за ребра, повалился на диван.
— Карим? — забеспокоилась я, осторожно коснулась плеча. Могла бы врезать и не так сильно. Идиотка.
— Попалась! — он схватил меня за руки и легко швырнул рядом, смеясь, и вцепился пальцами в ребра. Я завизжала в ответ, хохоча от щекотки и вырываясь, и опомнилась только крепко зажатая в его объятиях, с обеими запястьями в одной руке за моей спиной, он смотрел сверху и длинные, почти как у Иллая волосы мазнули по щеке. Раскраснелся, запыхавшись, как и я, глядя широко раскрытыми тёмно-карими глазами в огромные, растерянные мои. Я видела чуть заметные, привлекательные морщинки в уголках его глаз и очень часто пульсирующую маленькую вену на виске. — Вот об этом я говорил, — прошептал он с улыбкой у моего лица. — И пахнешь небом.
Я судорожно сглотнула. Он легонько провел свободной рукой по моей щеке, вниз по ключице, по рёбрам сбоку до талии и дальше к бедру. Сжал его легонько и коснулся щеки коротким осторожным поцелуем.
— Было весело. Спасибо, — поднялся, качнувшись. — Прости.
Я сидела на полу, подтянув колени к подбородку и недоуменно вздёрнув брови. Как я должна была отнестись к этому? В таких вещах я была совершенно не искушена и более чем беспомощна. Карим был здесь моим другом и, к тому же, единственным союзником. И потерять его из-за дурацкой шутки было бы ужасно. А произошедшее, по моему мнению, было именно ею. Я так надеялась. Во всяком случае, прикосновения его были целомудренны, и я не чувствовала себя ни оскорбленной, ни разочарованной. Возможно, потому что он действительно оставался мне другом и братом. Именно так я его и воспринимала.
— Зиранин не остановится. Для него ты все равно, что зверушка. Они считают нас дикими, выродившимися остатками рулуюнгов. Тех, кого встречают в мире второй плотности, как вы его называете. Поэтому, он не задумываясь сделает то, что и не пришло бы ему в голову, будь он дома. Хотя бы потому, что их закон тебя не защищает, — Карим стоял у окна, заложив руки, сжатые в кулаки за спину, широко расставив ноги, и смотрел на сумрачный город. — Я хочу, чтобы ты понимала это так же отчетливо, как сейчас видела меня.
Я тряхнула головой.
— Зачем?
— Если тебя схватят… Странники только мужчины, Дели, и мы можем позаботиться о себе. Если тебя будет некому защитить… если тебя схватят, я не могу предположить, чем это может закончиться. Вернее, могу, но не желаю об этом думать! — он вдруг повернулся ко мне, — И если уж я согласился на это, я за тебя отвечаю! — сказал строго, почти зло, — Но я не смогу все время быть рядом. Мне придется выполнять мою часть плана.