ичная кукла, перекувыркнулось несколько раз по стылой земле и безжизненно замерло.
Закон разведки – своих не бросать. Отходившие перед Панасом Дрюня и Шива поневоле увидели вспышку реактивной струи, которая резко полыхнула в проход, обдав их жаром. Не сговариваясь, разведчики бросились обратно. Бывалые воины – они сразу поняли, что сотворил их командир. Он ведь прекрасно знал, что погибнет, что нельзя стрелять из гранатомета, если реактивной струе не обеспечен безопасный для стрелка выход, но сделал это. Сделал, чтобы дать возможность уйти остальным.
Разведчики, воспользовавшись замешательством «духов», подхватили тело Панаса за плечевые ремни разгрузки и, отстреливаясь с одной руки, резким рывком ушли в проход.
Преследовать их боевики не решились. Слишком наглядный урок они получили только что…
Разведчики собрались в каком-то дворе, укрывшись за рядом металлических гаражей-ракушек. В полной темноте, прерываемой редкими сполохами далеких пожаров, провели перекличку. Отозвались все, кроме Панаса, Дрюни и Шивы. Седой, не допуская даже мысли, что все трое могли погибнуть – слишком долго они были на войне, чтобы погибнуть в подобной стычке, – отправил им навстречу двоих разведчиков, а сам стал вместе с медбратом группы старшим лейтенантом Романенко оказывать помощь раненым.
Прислонившись спиной к проржавевшей стенке гаража, сидел бледный как мел прапорщик Дембицкий. Пуля попала ему в бедро, зацепив артерию. Пока моряк с боем уходил с линии огня, кровь толчками покидала его сильное, крепкое тело. И теперь его обескровленное лицо резко выделялось на рыжем фоне ржавого металла белым пятном. Рядом с ним баюкал пробитую осколком правую руку Тимоха. Он тихо раскачивался, стиснув зубы от нестерпимой боли, которую нечем было унять, поскольку промедол у докторов закончился. Чуть поодаль, укрытые плащ-палатками, лежали четверо моряков, у которых были тяжелые ранения, и самостоятельно перемещаться они уже не могли.
Через несколько томительных минут ожидания разведчики возвратились, неся на руках безжизненное тело Коли Панаса. В замыкании двигались, часто оглядываясь назад, Дрюня и Шива. Быстро расчехлив разгрузку на груди Панаса, Седой припал к ней ухом и смутно различил короткие глухие удары сердца. Оно с трудом ворочалось в разбитой груди, пытаясь запустить в организм малыми порциями кровь, почти свернувшуюся от страшного динамического удара.
– Док! Давай, работай! – сказал он Романенко и обернулся к разведчикам, вынесшим на себе Панаса.
– Как это случилось? – спросил он.
– У Панаса кончились патроны, и он гахнул по «чехам» из «Мухи», имея за плечами каменную стену. Вот реактивная струя и выдала ему в «обратку»…
Седой выдал длинную тираду, сплошь состоящую из отборного мата, и стал помогать медику, который споро колдовал над безжизненным телом Николая. Очень скоро стало ясно, что жизнь едва теплится в нем и необходима немедленная эвакуация. Транспортировать его вручную было невозможно: каждый шаг носильщиков мог оказаться смертельным. Вообще было непонятно, как он выжил после такой травмы.
Раненых нужно было выводить в тыл… Это было ясно, как белый день. Неясно было только, как вертолеты смогут «подсесть» в центре Грозного, кишащего боевиками, и затем взлететь.
Седой развернул карту и, накрывшись плащ-палаткой, включил свой фонарик-карандаш. Полазив по карте пальцем, он нашел место, где могли «подсесть» вертолеты, – это была площадка, вернее, внутренний двор бывшего обкома КПСС. Главное, что она была от них в двух шагах, и раненых не придется далеко нести. Седой подозвал радиста и вышел в эфир. Дежурный радист штаба операции принял радиограмму и пообещал немедленно доложить ее по команде. Пока ожидали ответа из штаба, Седой перегруппировал наличные силы и уточнил боевые задачи.
Через полчаса ожидания (тяжело раскручивается командная часть военного механизма) в эфире прозвучал позывной «Акула», вызывавший на связь «Каскад».
Седой, зная, что «Акула» – позывной начальника штаба группировки, немедленно отозвался. Начальник штаба молча выслушал краткий доклад Седого и пообещал с рассветом выслать за ранеными «вертушки». Действия разведчиков он одобрил и приказал продолжать выполнять полученные ранее приказания командования. Кроме того, попросил дать целеуказания для вертолетчиков и артиллерии, чтобы те произвели массированный артналет перед прибытием вертолета санитарной авиации и обезопасили эвакуацию.
Ободренный тем, что удалось быстро организовать «вертушки» для раненых, Седой собрал группу прикрытия эвакуации и провел короткий инструктаж. С группой он оставлял своего штатного радиста, с тем чтобы целеуказания для артиллерии и вертолетов эвакуации и поддержки прошли быстро и точно. Старшим в группе прикрытия, которая, учитывая невосполнимый недостаток личного состава, была сформирована им из моряков, был назначен прапорщик Старов по кличке Старый – последний резерв командного состава Седого из его группы специального назначения.
Обняв Старого на прощание, Седой поднял остальных и приказал готовиться к выходу. Дрюня, так недавно потерявший своего командира ударно-штурмовой группы, шел теперь в ней старшим. Его пацаны встали по боевому расписанию, каждый на свое место, дружно попрыгали и вновь нырнули в простреливаемый и прожигаемый со всех сторон космос грозненской ночи. В группе Седого, уходившей на штурм дудаевской резиденции, оставалось теперь всего лишь шестнадцать человек вместе с «приблудившимися» десантниками…
Выждав положенные три минуты, во мрак ночи пошли остальные.
Вынужденный привал, как оказалось, сыграл положительную роль для разведчиков в дальнейших событиях этой невыносимо долгой январской ночи.
Когда в подвал, где размещался штаб Масхадова (а именно на него нарвались разведчики), откатились попавшие под перекрестный огонь командиры отрядов, Масхадов запаниковал. Он буквально пару минут назад закончил совещание с командирами и отправил их в подразделения ставить боевые задачи личному составу – и вдруг такое… Он ожидал наступления войск противника поутру, а они вот – прямо над его головой! И это после его доклада генералу Дудаеву о том, что русские Грозный не возьмут! Масхадов как истинный горец вырвал из кобуры пистолет и, расталкивая охрану, рванулся к выходу. Лишь у металлической двери, ведущей из большого зала в проход, где столпились уцелевшие после побоища полевые командиры, его смог остановить личный телохранитель и далекий родственник Пахруди Саидов. Железной рукой колхозного кузнеца он прижал Масхадова к стене и не дал ему возможности прорваться дальше. Понемногу приходя в себя и вслушиваясь в звуки боя наверху, Масхадов подумал, что крупные силы противника, воспользовавшись темнотой, проникли в центр обороны и с минуты на минуту захватят штаб. Рядом с ним, раненный в плечо и в ногу, хрипел от боли командир отряда спецназа «Борз» Аслан Зарипов.
– Их много, Аслан! – скороговоркой палил он, повернув искаженное гримасой боли лицо к Масхадову. – Они все с «бесшумками»! Возникают, как черти, из-под земли, валят одного-двух наших и тут же исчезают. Делай что-нибудь, Аслан, иначе они нас здесь всех перебьют!
В этот момент прямо у двери подвала раздался двойной взрыв. Это рванула подбитая разведчиками БМП. Осколки стеганули по сводам подвала, ударная волна ворвалась внутрь, обдав смертельным жаром тех, кто находился неподалеку от входа. С грохотом завалился уставленный средствами связи стол. Сорванная с петель обитая оцинкованной жестью входная дверь плашмя пролетела через весь подвал, насмерть срубив оказавшихся на ее пути боевиков, заодно прихватив двух журналистов радио «Свобода», склонившихся над цифровым диктофоном с записью речи господина Ковалева. Разом погас свет от японского генератора, который давал ток в подвал. В жуткой темноте кто-то орал от боли нечеловеческим голосом…
Аслан Масхадов, контуженный взрывом, с ног до головы забрызганный кровью погибших рядом соратников, с удивлением и с запоздалым восхищением смотрел на тело Пахруди Саидова, освещаемое пламенем горящей БМП. С разбитой пролетевшей дверью головой, весь посеченный осколками, он успел всем своим огромным телом закрыть собой своего хозяина и спасти его от верной гибели.
Очень быстро Масхадов сориентировался, как ему казалось, в обстановке и отдал приказ разыскать в кромешной тьме электрика, чтобы запустить самое главное – связь.
Стрельба на улице стала понемногу стихать и удаляться.
Вскоре опрокинутый взрывной волной генератор был запущен, и взору оставшихся в живых обитателей подвала предстала жуткая картина разрушения. Подвал занимал немалую площадь, однако в замкнутом пространстве взрывная волна и осколки разорванной взрывом брони собрали немалый урожай. Тела раненых и убитых лежали повсюду. Нехитрая мебель, собранная в подвале для нужд штаба, практически вся была уничтожена. Две радиостанции Р-159 при падении вместе с развалившимся на мелкие фрагменты столом были выведены из строя. Пока искали запасную, в подвал спустился Руслан Гелаев – командир отряда специального назначения, который был вызван Масхадовым из села Комсомольское для охраны зоны Президентского дворца. Это его отряд прибыл колонной в Грозный и с колес вступил в бой с разведчиками. Теперь бойцы гелаевского спецназа были вынуждены выполнять функции похоронной команды, собирая в разных концах площадки трупы погибших и оказывая первую помощь раненым.
Гелаев обнялся с Масхадовым и доложил, что отряд русских рассеян и отброшен в глубь обороны.
Масхадов, все еще потрясенный случившимся, отирая лицо услужливо поднесенным кем-то полотенцем, спросил:
– Хотя бы приблизительно прикинули численность прорвавшихся к штабу кафиров?
– Человек пятьдесят-шестьдесят мы рассеяли, но, судя по вспышкам выстрелов из соседних кварталов, еще столько же уклонилось от боя. А сколько их по дворам укрылось, Аллах знает.
– Много их положили?
– Да-а, – Гелаев замялся, – это ж наверняка спецназ. Они же уносят с собой и раненых, и убитых. Там один из «Мухи» по нашим выстрелил. Прямо возле стены стоял, ну, спиной к стене. Так его, как мячик, реактивной струей швырнуло об землю. Труп, короче, явный. Все равно двое его подхватили под руки и унесли. Сам видел.