– Есть!! – в полном восторге вскричал Хичкок.
Он тут же вскочил с сиденья и эффектным движением своей кривой ноги (специально тренировался перед зеркалом) захлопнул дверцу.
– Из нас двоих на этой планете останется только один!..
Профессор заглянул в окошко аппарата. Оттуда выглядывало совершенно свирепое и в то же время совершенно несчастное лицо Санта-Клауса. Он кричал какие-то тринадцатиэтажные проклятия, но звуки не долетали наружу – дверца закрывалась герметически.
– А?.. Вас плохо слышно, перезвоните, пожалуйста.
Хичкок принял боксерскую стойку и попрыгал перед окошком, делая резкие выпады. Потом громко расхохотался...
– Делайте ставки, господа! – профессор обернулся к Кэт и Киднепперу Бонче. – Чет- нечет, черное-белое... Где ваши жетончики? Поторапливайтесь, господа – я запускаю рулетку!
Его руки легли на панель управления, нашаривая рычаги и кнопки. Итак... Сначала – кнопка электронасоса. Ага, уже нажали. Хорошо. И – два рычага одновременно...
Хичкок не мог точно знать, что произойдет с Санта-Клаусом, когда он запустит регенерационную машину. И никто другой знать не мог. Даже сам Мак-Файден Старший – ведь он не предполагал даже, что кому-то придет в голову использовать его аппарат без регенерационной жидкости... Но у профессора Хичкока было тонкое чутье на всякие штучки из области вивисекции. И чутье это подсказывало ему, что результат превзойдет все ожидания. Возможно, Седобородый Безумец превратится в плесень, которой будет облеплена изнутри, вся камера. А возможно – в набор картинок для выжигания. Да чего только может не быть!.. Все-таки интересно, когда действуешь против всех инструкций, правда?
«Правда, правда,» – пробормотал профессор. себе под нос. Он снова осторожно тронул рычаги. На этот раз – те самые два рычага, которые следовало потянуть одновременно.
Ха!.. Многовековая традиция рождественских праздников, рождественских пирогов и рождественских каникул (пасть Хичкока сама собой растянулась в отталкивающей, как зияющая фистула, усмешке) – вся эта мура через минуту канет к собачьим чертям!.. Не будет ни праздников, ни пирогов, ни каникул! Неслабо, да?
Но это будет только начало.
Седобородый Безумец широко раскрывал рот за толстым стеклом. Кэт тоже что-то вопила, сидя на своем стуле. Злорадный смех профессора Хичкока вырвался наружу и застучал по полу лаборатории пинг-понговыми шариками. И чего ты убиваешься, дуреха?..
Сейчас... Сейчас... Хичкок сунул в рот трубку. Когда он прикуривал, руки дрожали от возбуждения. Первая затяжка. Замечательно. А следующая – уже когда Санта- Клаус откинет копыта.
Его пальцы обхватили рычаги и тихонько потянули на себя.
Сейчас...
Сей...
Перед самым носом Хичкока вспыхнуло пламя. Точнее, это было даже не пламя, а какой-то монстр в огненном трико. Вспышка обожгла брови и ресницы профессора, и он, закрыв лицо руками, беззвучно свалился со стула. Ошеломление было столь велико, что Хичкок даже забыл погасить свою дурацкую улыбочку.
Огненное чудовище возникло ниоткуда. По крайней мере в первые секунды профессору казалось именно так. Оно пронеслось по лаборатории в бешеном танце (примерно так же, как балетные танцовщики делают проходы по сцене, но только в двести раз быстрее), повсюду оставляя густые пряди огня. Пряди тут же разрастались буйной всепожирающей порослью.
– Это... что еще... такое? – прошептал Хичкок, становясь на четыре точки. – Кто посмел?..
И тут взгляд его упал на трубку, валяющуюся под стулом – оплавленную, обожженную, словно раструб ракетного двигателя. Губы профессора мгновенно стянулись в маленькую буковку «о».
– О-о-о!!. – громко выдохнул он. – Табачный Дух, черт бы тебя!..
Ну а как же!.. Конечно, это был Табачный Дух, верный слуга своего хозяина. Едва Хичкок разжег трубку и сделал первую затяжку, как пылающее, словно факел, чудовище тут же поспешило на зов, позабыв даже, что у него у самого имеются кое-какие проблемы...
Огонь быстро сожрал все, что еще оставалось от Духа, и фигура в огненном трико рассыпалась на отдельные язычки пламени. Лаборатория к тому времени уже гудела, словно раскаленная печь. Стена огня отгородила Киднеппера Бончу от спасительного окошка. Бандюга, стушевавшись, уменьшился до своих родных шести футов четырех дюймов и мучительно соображал, что может случиться с привидением, попавшим в огненное кольцо... Кэт из Последних сил пыталась разорвать стягивающие ее ремни, но сумела только откатиться дальше к коридору, куда огонь еще не добрался.
Хичкок медленно поднимался с пола. На лбу выступил обильный пот, что в таком возрасте обычно предшествует острому сердечному приступу... Однако старик и в эту минуту желал действия. Он протянул дрожащую руку к одному из рычагов, пытаясь использовать его в качестве опоры.
И когда ноги Хичкока вдруг подогнулись, рука так и не отпустила рычаг...
Санта-Клаус расширенными от ужаса глазами наблюдал в окошко регенерационной машины, как рычаг медленно-медленно опускается вниз.
Глава 12
Каспер летел в открытый космос.
Сначала он смотрел на облака, что плыли по небу, сбившись плотной чередой, словно взявшиеся за ручки детсадовские малыши. А когда на малышей что-то находило, и они разбегались по небу, то Каспер мог таращиться на сияющие внизу электрические огни и многочисленные отражения луны в реках и озерах.
«В последний раз...» – подумай Каспер, имея, очевидно, в виду, что больше никогда ему не увидеть огней родного Мэна. Никогда-никогда. Ведь он улетал прямо в открытый космос.
А потом Каспер перестал смотреть. Он закрыл глаза и стал думать. И первая мысль была почему-то не о Кэт и не о дядюшках, и даже не о мистере Харви, а о парне по имени Боб (а может – Джон), герое какого-то старого фильма, который Каспер смотрел, наверное, еще когда был мальчиком. Этот Боб-Джон очень боялся, что его укусит змея. А в конце фильма она его и вправду укусила. И это было, очень неприятно.
Каспер знал, почему вспомнил об этом. Потому что он всегда очень боялся улететь в открытый космос. И все равно улетел.
Ветер на высоте куда сильнее, чем внизу. Он носится по небу, как упившийся рокер. Каспер, конечно, мог летать в сорок раз быстрее его, но не стал этого делать – иначе получится, что его не УНОСИТ, а он сам УНОСИТСЯ прочь от Френдшипа, от холмистого Мэна, от всей планеты Земля.
А он просто парил, закрыв глаза. И думал. Попрощаться он еще успеет, когда Земля станет круглой, как аляповатый резиновый мячик. Или даже когда покинет пределы Солнечной системы.
А потом на пути Каспера попалось нечто. Такое незначительное, что малыш едва не прошел сквозь преграду, даже не заметив ее. И вдруг он открыл глаза.
Прямо перед ним бился на ветру воздушный змей. Он был склеен из шелка и дощечек, тонких, как косточки жаворонка. На шелке была нарисована оскаленная морда оборотня.
Ну и плевать, что оскаленная. Каспер разглядел нитку, которая тянулась от змея вниз, и скорее ухватился за нее. Вот так... Даже если бы оборотень был настоящий, у Каспера все равно оставался крохотный шанс – ведь он мог сказать, как в «Книге джунглей»: мы с тобой одной крови... Ну и так далее. Чушь, конечно, но, говорят, иногда срабатывает.
Нитка терялась внизу, в ночных облаках. Ветер, почуяв, что добыча может уйти от него, принялся за Каспера с утроенной силой, но тот, не теряя времени, стал спускаться по нитке все ниже и ниже (ведь ветер по мере снижения слабеет).
На прощание Каспер получил увесистый подзатыльник, но даже не стал бить в ответ. Он резонно подумал, что ветру, равно как и упившемуся рокеру, все равно ничего не объяснишь.
Едва только кончились облака, как внизу раскинулось целое море огней. Каспер даже испугался – а может, он и в самом деле спускается в море? Нет, конечно же. Просто в городах и деревнях люди встречали Рождество и палили свет почем зря.
Вскоре огни стали ярче и ближе, и Каспер разглядел дорожный указатель с надписью «Бангор».
«Ага, – вспомнил он. – Это километрах в ста пятидесяти восточнее от Френдшипа. Отец когда-то ездил туда покупать мне велик.»
А нитка вела его все дальше и ниже. И привела наконец к дому Стива Книжника.
Стиву Книжнику было за сорок, он писал книжки, и в Бангоре его знала каждая собака. В отличие от всех остальных писателей, он разводился с женой не чаще одного раза в год, а когда напивался, то не ругался матом при детях. Стива иногда называли сказочником, потому что в книжках своих он описывал то, чего на самом деле (как думали многие) не было. А еще его называли психом, потому что то, чего на самом деле (как думали многие) не было, оказывалось слишком уж страшным. Особенно когда вампиры приканчивали симпатичных тетенек. Ужас.
Но сам Стив Книжник не считал себя ни сказочником, ни психом. Он писал о том, что хорошо знал. И считал себя просто СТРАШНО хорошим писателем.
– Ну что, прилетел? – спросил он Каспера.
– Да.
– А много еще вас там?
– Я один. Больше никого нет... Только змей. Кто он такой?
– Обычный змей. Это я его запустил. Вдруг, думаю, кого-то станет уносить в открытый космос – тут он и пригодится. Угадал?
– Угадали. Может, вы меня заодно подбросите до Френдшипа? А то я боюсь, что меня опять ветром унесет.
– Слишком жирно будет. У меня и так работы полно, – сказал Книжник. – А чтобы тебя ветром не сдувало, ты бери с собой фунтовую гирьку...
Он с деловым видом написал еще пару страниц, но, не удержавшись, спросил-таки у Каспера:
– А что у вас во Френдшипе нового слыхать?
Каспер не стал ломаться и все рассказал.
– ...И в конце концов меня унесло в открытый космос. А что произошло с Кэт и мистером Харви – я не знаю. И очень волнуюсь.
– А-а-а, – протянул Стив Книжник.
И поднялся с таким видом, словно сейчас достанет с полки магический кристалл, посмотрит там, что да как (заодно – как сыграет послезавтра вашингтонский «Баллз» с филадельфийским «Сикстифо»), и снова усядется кропать свою книжку.