– Что с тобой, папа? – обеспокоилась Кэт. – Ведь ты только что говорил, что вести какие-либо переговоры с губернатором бесполезно.
– Губернатор – битая карта. Он не профессионал. И к тому же находится под влиянием Хичкока. Однако есть инстанции много выше его...
Каспер в растерянности посмотрел на Кэт.
«Мой предок свихнулся», – вот что прочитал он в ее глазах.
– Ты хочешь написать самому Господу Богу?
– Перелет, – улыбнулся Харви. – Чуть-чуть пониже, доченька... Как тебе нравится, скажем, кандидатура Билла Клинтона?
– Ты точно свихнулся, папочка, – покачав головой, произнесла Кэт. – Твое письмо будет идти до Вашингтона полторы недели, а у нас осталось только шесть дней!
Каждая ночь была для Каспера событием. Он не испытывал потребности в сне и даже при полном отсутствии света мог прочитать нижнюю строчку на плакате окулиста с расстояния ружейного выстрела. Именно потому он относился к ночи без пристрастия.
С наступлением темноты он чувствовал себя, как фотобумага, которую окунули в проявитель. Каждый раз Каспер с интересом наблюдал: что же там такое проявится? Его ожидания никогда не бывали обманутыми – ночь была неисчерпаема на новые сюжеты. Днем (даже когда ставни на окнах были плотно прикрыты) тело и мысли Каспера были блеклыми и лишенными какой-либо выразительности – по крайней мере так думал он сам. Каспер был уверен, что только ночью, когда темнота становится глубокой и мягкой, как хорошо выделанный черный бархат, он ПРОЯВЛЯЕТСЯ и наконец-таки становится самим собой.
Ночью Каспер порой нравился сам себе. Днем – никогда. И ему было бесконечно жалко, что Кэт спит именно в темное время суток.
– Почему бы тебе не высыпаться сразу после школы? – спросил он как-то ее. – Ты бы спокойно урывала от суток свои восемь часов для сна, а потом могла бы всю ночь заниматься уроками и играми.
– Зачем? – удивилась Кэт.
– Ночью лучше, чем днем! – горячо убежденный- в правоте своих слов (и в то же время, не забывая свой маленький корыстный интерес), – воскликнул Каспер. – Ты только попробуй – сама увидишь!
Но Кэт не захотела даже попробовать.
– Тебе известно, что между двумя и пятью часами ночи человеческое сердце начинает биться медленнее? – спросила она. – А температура тела понижается на несколько градусов. И абсолютное большинство покойников появляется как раз в предрассветные часы...
Девочка слишком поздно поняла, что сказала бестактность. Но Каспер не обиделся.
– Я понимаю тебя, – кивнул он. – Возможно, я тоже умер ночью. И потому так люблю ее.
...Вот и сегодня после большого антихичкокского совещания Кэт и мистер Харви отправились, как обычно, по своим спальням. Каспер проводил девочку до кровати и пожелал ей спокойной ночи.
– Чем ты собираешься заниматься? – поинтересовалась Кэт, разбирая постель. – Будешь играть в паровозики в детской?
– Видимо, да. Или слетаю на чердак, проведаю, как там дядюшки чувствуют себя в банке из-под соуса.
Но играть сегодня в паровозики («И чего она подкалывает этими паровозиками? –подумал Каспер. – Что я, совсем дитя, что ли?») он не собирался. Покинув спальню Кэт, Каспер примостился на книжном шкафу в гостиной. И задумался.
Антихичкокское совещание окончилось безрезультатно. Ни к какому конструктивному решению прийти в этот вечер так и не удалось. Доктор Харви серьезно намеревался наладить переписку с аппаратом президента США. Кэт же была уверена, что Хичкока можно победить только его же оружием – нахальством. Но сунуться в дом на Уилтон-авеню без спроса отца она не посмеет.
Хорошо, но что же в таком случае предлагает Каспер?.. Он глянул за окно и обнаружил, что луна успела взойти довольно высоко.
– А при луне всегда думается лучше, – пробормотал малыш.
Он стал вспоминать последние передачи из серии «Архив тайной службы», где рассказывалось о шпионах и диверсантах. В одной из передач был эпизод, где парень- фэбээровец устанавливал подслушивающее устройство в гостиничном номере. Он прикинулся электриком и заменил тройник в розетке. Естественно, в новый тройник был встроен крохотный микрофон и передатчик.
«Вот бы нам заиметь такую штуковину! Воткнул ее в комнате Хичкока – и слушай себе хоть трое суток, – мечтал Каспер. – Тогда все планы профессора ...
Он растянулся вдоль аккуратно составленных томов «Всемирной истории». Мыслям становилось тесно. Они пузырились и подскакивали в голове, как масло на разогревающейся сковороде.
«Постой-ка, постой-ка, – подумал малыш, – а почему бы мне самому не исполнить роль этого шпионского тройника? Слабо, да?.. Но ведь я могу без труда путешествовать по проводам, а все розетки в городе должны быть связаны между собой одной общей линией электропередач!»
Каспер бесшумной тенью скользнул к двери гостиной и метнулся в кабинет мистера Харви – после того, как доктор окончательно раздолбал свой факсимильный аппарат, там освободилась одна розетка.
По дороге он на секунду остановился, прислушиваясь к ровному дыханию Кэт и посапыванию доктора... Неудивительно, что вечернее совещание окончилось ничем – ведь люди имеют дурную привычку ложиться спать именно в то время, когда рождаются самые замечательные мысли!
Все путешествие заняло не больше двадцати секунд. Самую большую опасность для Каспера представляло короткое замыкание – ведь электрический огонь противопоказан привидениям. Малыш по привычке нырнул в левое отверстие розетки (дядюшки почему-то всегда говорили, что правыми отверстиями пользуются только дураки) и течение понесло его вперед со скоростью света.
Малыш немного не рассчитал и сперва его занесло на гидроэлектростанцию, стоявшую на речке Пенобскот, в трехстах милях от Френдшипа. Каспер немного поплутал по разноцветным кабелям, оплетающим роторные турбины, но потом сориентировался и спустя мгновение уже был в трансформаторной будке, рядом с молочной лавкой Тони Барбоу.
Трансформаторная будка являлась для путешественников по электропроводам чем- то вроде перекрестка. А на перекрестках всегда должны быть указатели. Перед Каспером простирался бесконечный ряд проводов, присоединенных к медным зажимам. Малыш потыкался в них, внимательно прислушиваясь к ровному гудению электричества. Отсюда ток разбегался по всему Френдшипу ...
В одних проводах раздавалось эхо бейсбольного матча – кто-то смотрел телевизор (хотя большая половина жителей города-уже отправилась спать), в других Каспер слышал металлическое поскрипывание и раздраженные женские голоса – френдшипские хозяюшки гладили белье и ворчали под нос на детей , потому что воротники их рубашек совершенно невозможно отстирать.
И вдруг малыш услышал странный звук. Это было «у-у-у-у-у» – -низкое, как бреющий полет тяжелого бомбардировщика. Его можно было бы принять за монотонную песню электрической плиты «Бош», но не хватало инструментального сопровождения кофейников и кастрюль.
– Хм, – пробормотал Каспер. – Это что-то новенькое. Во Френдшипе еще не было таких приборов.
Малыш оттолкнулся от сверкающего медью зажима и, нырнув в веселый электрический ручеек, понесся навстречу этому «у-у-у-у-у».
Щелк! Конечная остановка!.. Оказавшись у цели, Каспер не почувствовал привычного легкого покалывания. Странно... Он медленно открыл глаза и обнаружил, что находится внутри какого-то незнакомого устройства, среди множества металлических- пластинок и проводов. Тяжелый пикирующий звук прекратился, прибор не работал. Видимо, его отключили в то время, когда Каспер находился в пути... Малыш сделался невидимым и выплыл из прибора наружу.
И чуть не влепился в спину профессора Хичкока.
Старик сидел на корточках и копался в низкой кухонной тумбе. Каспер приметил рядом свободную розетку и притаился там.
С хрустом распрямившись, Хичкок повернулся лицом к розетке. В руках у него были тарелка и кружка. Старик медленно приблизился к столу и открыл крышку неведомого прибора. Наружу повалил густой пар. Однако почему-то он не устремлялся вверх, а, словно убегающее молоко, стекал на стол. Это напомнило Касперу выступления рок- музыкантов, во время которых по сцене стелился примерно такого же подозрительного вида туман.
Внешне этот прибор напоминал широкую кастрюлю-скороварку, снабженную какими- то блестящими болтиками и гаечками. Хичкок залез туда двузубой вилкой и, поковырявшись, извлек наружу... куриную ножку. Только в отличие от всех других куриных ножек она не была поджаристой или даже подгоревшей. Она вообще не выглядела съедобной, потому что оказалась покрытой белым налетом, похожим на иней.
«Жидкий азот!» – вдруг догадался Каспер,
Но какого, извините, черта этот Хичкок держит куриные ножки в жидком азоте, температура которого, как известно – минус шестьдесят градусов по Цельсию? Может, он тушит их там?..
Между тем старик положил мясо в тарелку, подвинул себе табурет и уселся на него. Он схватился обеими руками за ножку и погрузил в нее свои зубы... Раздался оглушительный хруст.
«Все ясно, – соображал Каспер. – Раз этот тип даже в мороз пьет только ледяное пиво, то вполне естественно, что и ест он тоже исключительно что-нибудь, прошедшее обработку в условиях вечной мерзлоты... И как только его зубы не крошатся от жидкого азота?»
Зубы у Хичкока были вставные. Этого Каспер не знал. Впрочем, у половины взрослого населения Френдшипа (а также всех Соединенных Штатов) тоже были вставные зубы. Этого Каспер также знать не мог, потому что в то время, когда он был мальчиком, зубные протезы еще не были в моде.
Но все это ровным счетом ничего не значило.
Закончив свой поздний ужин, Хичкок не торопился полоскать рот и отправляться спать. Он оставил грязную посуду прямо на столе и неспеша двинулся в другую комнату. Каспер, в очередной раз воспользовавшись удобной электрической дорожкой, тут же очутился в гостиной.
Старик уселся в кресло-качалку, прикрыв ноги толстым пледом. Хотя на часах была уже половина двенадцатого ночи, он, видимо, собирался устроиться тут надолго. В руках Хичкока оказалась трубка с длинным мундштуком. Он чиркнул спичкой и разжег ее.