...Сегодня была пятница. Свежие щелбаны всегда завозили по пятницам. Старые к тому времени заканчивались или успевали вычихаться настолько, что лупили совсем не больно. В обязанности Мбваны Матумбы входило принимать свежий груз и выгружать его на склад (подпорченные щелбаны он еженедельно вывозил на свалку и закапывал, чтобы не воняли). Склад находился на девятом уровне, и чтобы попасть туда, негру приходилось катить тачку по спиральному, уходящему вверх коридору мимо всех двухсот сорока пяти камер Аббадской тюрьмы.
Привидения выглядывали из окошек и с глупым испуганным хихиканьем приветствовали Мбвану. Щелбаны приводили их в такой трепет, что они не осмеливались даже показать, насколько им страшно.
– Здорово, черный! Покажи, что в тачке!.. Ну-у! Что-то ты маловато загрузил сегодня. Небось пару щелбанов зажилил для себя, ага?
Это Казарма Джим из шестой камеры. При жизни он был капитаном военно-морских сил, носил пышные усы, выпивал дюжину пинт пива в день и продавал налево казенное обмундирование. Однажды, возвращаясь под хмельком с вечеринки, он сбил на машине какого-то паренька и позорно скрылся с места преступления. Нью-йоркская полиция так и не вычислила Казарму. Но для Аббада нераскрытых преступлений не существует. Когда Джим помер от цирроза печени, он попал прямиком в шестую камеру, где ему предстоит отсидеть еще шестьсот пятьдесят лет.
– Хи-хи! Одолжи щелбан, Мбвана. Я тебе его потом верну... С процентами. Хи-хи!
Это Колотун Арчи из восемнадцатой. Прибил до смерти своего пса, чтобы тот не путался под ногами. До сих пор уверен, что поступил правильно. Пятьсот лет отсидки плюс еще восемьсот сорок за упрямство.
– Если щелбаны окажутся несвежими – я явлюсь к тебе во сне, негр, – раздается зловещий шепот из другого окошка. – Так что смотри...
Шоколадный Боб. Крупная рыба. Бывший владелец кондитерских магазинов в Детройте. Продавал детям вместо конфет и шоколадных батончиков обернутые в красивые бумажки куски картона. Тысяча четыреста лет отсидки без права обжалования.
– Эй, Мбвана, а что – уже пятница? – раздается из двадцать шестой камеры.
– Ага, браток! Еще неделька срока скостилась сама собой! – голос из тридцать третьей.
– Жми на газ, Африка! А то щелбаны протухнут! – орут из сороковой.
– Слышь? Ты их лучше на свалку отвези – ладно? Мы смотрителю ничего не скажем, – вкрадчивый голосок из шестьдесят пятой.
Едва прозвучала последняя реплика, как рядом с Мбваной оказались два огромных лохматых пса с отвратительными плоскими мордами. Они явились из ничего, словно кто-то рассыпал в воздухе щепотку растворимого концентрата под названием «Дьявольское отродье».
Это тюремная охрана. Церберы – исключительно редкая порода, специально выведенная для нужд Аббада около пяти тысячелетий назад. Никакому мастифу, никакому матерому полярному волку не совладать с ними. Когда Мбвана увидел их в первый раз, он в тот же вечер по возвращении с работы отправился в исповедальню, чтобы быстренько искупить все грехи и (упаси Боже!) не попасть после смерти в Аббад.
Пасть цербера украшают дюймовые зубы в четыре ряда, загнутые внутрь, как у акулы. Сто пятьдесят четыре клыка – один в один. Коренные зубы этим тварям не нужны. Мбвана был счастлив, что кормление собак – не его обязанность. Он даже запрещал себе думать о том, ЧТО (или КОГО?) скармливают церберам на завтрак и обед.
– Здравствуйте, – на всякий случай негр поприветствовал охрану. И, прокашлявшись, добавил: – А мы тут ничего – болтаем обо всякой всячине. Ребята любят почесать языками на досуге...
Псы даже не повернули головы в его сторону. Животные, черт бы их побрал. Они. продолжали двигаться вровень с тачкой, словно конвоиры.
«Пасут меня...»
Мистер Матумба был уязвлен. У него были подозрения, что по уровню интеллекта церберы, возможно, не уступают даже ему (хотя в реальности это соотношение было куда обиднее для негра), и все-таки Мбвану коробило, что какие-то собаки – так их и раз этак! – держатся с ним, будто они по меньшей мере специальные агенты ФБР, а он – вообще никто. Пустое место.
Привидения сразу притихли. Они боятся церберов. Может, даже больше, чем щелбанов.
От цербера не убежишь и не улетишь – Мбвана сам видел, как псы, прогуливаясь на пустыре за Аббадом, крутили в воздухе фигуры высшего пилотажа. Цербера не испугаешь леденящим кровь воем – вместо крови в жилах псов течет какой-то зеленоватый алхимический раствор, и страх им неведом. Если Мбвана, пытаясь потрогать привидение, ощутит лишь пустоту, то зубы цербера впиваются в неживых так, что только клочки тумана разлетаются в стороны.
Скрябсь, скрябсь, скрябсь... Железные когти псов стучат по каменному полу. Мистер Матумба приближался к девятому уровню. До склада осталось совсем немного – шагов тридцать. Церберы, посчитав, что теперь уж точно никто не рискнет распорядиться щелбанами мимо инструкции, исчезли так же беззвучно, как и появились. Но неприятный осадок у мистера Матумбы никуда не делся.
– Ну что уставился? – прикрикнул он наследного призрака-мальчишку, который с любопытством смотрел на него через окошечко последней, двести сорок пятой камеры. По щелбанам соскучился? Отвешу, не волнуйся. Пацан...
Это был Чистюля Каспер.
Тьфу ты!
Мбвана зло сплюнул. Он давно заметил, что увидеть Каспера поутру – это к неприятностям. Перед тем как заболеть воспалением легких и умереть, мальчишка обчистил школьную общественную кассу на сотню долларов. Вот дурак, прости Господи – из- за какой-то сотенной загреметь на восемьсот лет строгого режима!.. Большинство заключенных Аббада при жизни руководствовались принципом: семь бед – один ответ; потому они старались ни в чем себе не отказывать, чтобы на Том Свете было о чем вспомнить. На языке узников Аббада это значило «обратить грех в нечто полезное». Мбвана испытывал невольное уважение к людям, которые умели грешить РАЦИОНАЛЬНО.
А Каспер – он просто лопух. Ни ума, ни фантазии. Одноклеточный. Хампердинк, одним словом.
Мистер Матумба, оглянувшись на всякий случай, двинул по двери двести сорок пятой камеры так, что чуть не вывихнул большой палец на ноге... И все же ему как- то сразу полегчало. К тому же бледная физиономия Чистюли Каспера исчезла с горизонта.
Так-то оно лучше.
Негр поплевал на ладони и толкнул тачку с щелбанами. Осталось уже немного. Вот он, склад-то...
Глава 3
– Отвело на полкило, – сказал Гуччи-Зубило.
Каспер далеко не сразу понял, что обращаются именно к нему. Он прильнул к окошку, выходящему в коридор, и на какое- то время отключился от всего, что происходило за его спиной.
– Ты что, не понял, сопливый?
По камере пробежал смешок, который означал: сейчас будет очень весело.
От потолка отлипло что-то бесформенное, похожее на остатки вчерашнего молочного пудинга. Громадная капля плавно приземлилась на пол и обратилась в толстое привидение, окрашенное в крупную синюю полоску (форменная «боевая раскраска» всех заключенных Аббада). Крошечное лицо, занимающее площадь не более трех квадратных дюймов, казалось вдавленным в бледный колышущийся студень щек. Из- под нависающего лба блестели злые красные глазки.
Это был Гуччи-Зубило собственной персоной. В бытность свою человеком (если Гуччи и в самом деле когда-то им был), он занимался вымогательством и контрабандой спиртного. Трагическая смерть в одном из дешевых ресторанов на окраине Нью-Йорка и долгое пребывание в Аббаде только усугубили худшие качества этого мистера.
Гуччи неслышно подлетел сзади к Касперу и занес ногу для удара. Тут же рядом оказался Кислый Юджин, его «личный адъютант и телохранитель» – шестерка, одним словом. Юджин бережно ухватился за толстую икру босса и отвел его ногу назад, чтобы удар получился сильнее.
– Девять... восемь... семь... шесть... – шепотом считал он.
На счет «один» нога Гуччи должна была врезаться Касперу в зад и, сообщив ему чудовищную разрушительную силу, влепить несчастного в стену, словно кусок сливочного мороженого. Больно Касперу не было бы – ведь он как-никак привидение! – однако потом парнишке пришлось бы целые сутки отскребывать себя от штукатурки...
– Пять... четыре... три... два...
Но затея не удалась. Мистер Матумба опередил Гуччи и Кислого Юджина. Когда он двинул башмаком по двери снаружи, Каспер, не удержавшись, отлетел назад на целый метр. В этот момент нижняя конечность Гуччи уже описывала широкую дугу, разминувшись с Чистюлей на какие-то сотые доли дюйма. Инерция была столь велика, что нога, не встретив на пути никакого препятствия, полетела дальше, нарисовав в воздухе правильную окружность. Потом еще одну... А где же препятствие, черт побери?
– Юджин! Дурак!! – заорал Гуччи-Зубило. – Ты что сделал с моей ногой?!
Конечность, плавно отделившись от остального тела, летала по камере. Она словно ошалела от свободы.
– Я... Я ничего, босс... Она сама!
– Если через четыре секунды она не будет торчать, где положено – я тебя присобачу на ее место!..
– Не надо, босс!
Юджин неловко подпрыгнул, пытаясь схватить пролетающую над ним ногу... Промазал.
Все остальные обитатели двести сорок пятой камеры удобно расположились под потолком, с интересом наблюдая за разворачивающимися событиями. Если человек, желая расслабиться, ложится на кушетку, то привидение медленно воспаряет кверху, словно воздушный шарик, пока не ткнется в какое-нибудь уютное препятствие. Потолок в данном случае исполняет роль кушетки. Конечно, его можно обить красивой тканью с мягкой набивкой, но... Тюрьма, как говорится, есть тюрьма. Тут приходится довольствоваться простыми деревянными нарами, перевернутыми вверх ногами и приколоченными к потолочным балкам. Многие заключенные, успевшие приноровиться к суровому быту Аббада, умеют в считанные секунды расслабляться до желеобразного состояния – хоть ложкой ешь. Среди привидений это считается признаком душевного здоровья и особой крутизны.