Уставшие от праздничных яств и вин троянцы не смогли оказать ни малейшего сопротивления. Самые лучшие воины были убиты на месте, а оставшиеся в живых даже не смогли спросонья понять, откуда налетели на них черные вороны смерти.
Из всех героев спасся лишь один Эней, вынесший на спине своего старого отца Анхиза и маленького сына Аскания. Их путь был далек, а судьба сложна: следовало завоевывать Италию и обустраивать будущее Римское государство (так утверждает Вергилий).
Ахейцы, ворвавшиеся в город, не щадили практически никого, исключая женщин и грудных младенцев.
Не слишком долго продержался и дворец Приама, потерявший почти всех своих защитников. Первым ворвался в него жестоковыйный сын Ахилла Неоптолем, выбив отцовским топором дворцовые ворота. За ним ринулись и другие воины, которых манили баснословные богатства Приама.
Царские дочери и невестки собрались у алтаря, посвященного богам, думая тут обрести защиту от захватчиков. Но единственным, кто мог, вернее, хотел сыграть эту незавидную роль, был престарелый Приам, надевший на себя воинские доспехи.
В этот момент распахнулись широкие двери и в зал влетел озаренный огнем яростной страсти Неоп-толем, преследовавший смертельно раненного сына Приама Полита. Его копье было послано с такой нечеловеческой силой, что Полита бросило оземь, а само копье отлетело к ногам Приама.
Царь поднял его и метнул в Неоптолема, но оно отскочило от великолепных доспехов ахейца, как слабое птичье перышко.
Разгневанный неожиданным сопротивлением, Неоптолем схватил Приама за остатки седых волос и вонзил ему в грудь острый меч.
Так погиб последний царь Трои, переживший почти всех своих сыновей.
Именно эту картину видела в своем помраченном сознании Кассандра, которая находилась сейчас в храме Афины Паллады и отбивалась от неистовых рук младшего Аякса.
Эписодий четвертый
БОЙ С ТЕНЬЮ
Горе тому, кто глядит безрассудный
В черную ночь нерожденных времен.
Захватив Трою, греки сели на свои корабли далеко не сразу. Несколько декад ушло у них на сборы и дележ богатейшей добычи. Все это время они устраивали пиры, совершали жертвоприношения и насиловали юных и не слишком пленниц.
Обряд заклания животных выглядел следующим образом:
Кончив молитву, ячменем и солью осыпали жертвы,
Выи им подняли вверх, закололи, тела освежили,
Бедра немедля отсекли, обрезанным туком покрыли
Вдвое кругом и на них положили останки сырые.
Жрец на дровах сожигал их, багряным вином
окропляя,
Юноши окрест его в руках пятизубцы держали.
Бедра сожегши они и вкусивши утроб от закланных,
Все остальное дробят на куски, прободают рожнами,
Жарят на них осторожно и, все уготовя, снимают.
Кончив заботу сию, ахеяне пир учредили;
Все пировали, никто не нуждался на пиршестве
общем;
И когда питием и пищею глад утолили,
Юноши, паки вином наполнивши доверху чаши,
Кубками всех обносили, от правой страны начиная.
Целый ахеяне день ублажали пением бога.
Подобным же образом совершались и человеческие жертвоприношения. Единственным отличием было то, что в описываемые времена людей уже (кажется) не ели, а просто сжигали на кострах. По крайней мере, Гомер в «Илиаде» об этом не сообщает, хотя боги людоедством еще занимались.
Царских дочерей забрал себе, помимо многого другого, Агамемнон. И был поэтому очень недоволен, когда Неоптолем потребовал принести человеческую жертву своему погибшему отцу. При этом он показал на Поликсену, несостоявшуюся супругу Ахилла.
Агамемнон не хотел отдавать красавицу, о чем просила его и сестра Поликсены Кассандра. Однако в спорное дело вмешался Одиссей, ставший на тот момент одним из самых могущественных героев Греции.
Он напомнил о том, какие великие услуги оказал покойный во время осады Трои.
Неизвестно, чем кончился бы этот спор, если бы его не решила Поликсена. Она знала, что смерть, быстрая и легкая, будет ей избавлением от долгого и тяжелого рабства. Поэтому спокойно пошла она к алтарю, возле которого ждал ее с жертвенным ножом в руках сын Ахилла Неоптолем. Сама подошла к алтарю, сама обнажила прекрасную грудь, залитую всего лишь мгновение спустя молодой горячей кровью.
Царь Спарты Менелай во время штурма Пергама нашел во дворце отягощенного пьяным сном Деифоба, в жены которому после смерти Париса была отдана его бывшая супруга Елена. Выяснять отношения было ни к чему, спартанец просто прирезал своего соперника. А теперь он хотел принести в жертву богам и саму виновницу войны, образ которой за два десятка лет совершенно изгладился из его памяти.
На этот раз ничьих возражений не последовало. Своей собственностью, хоть и бывшей, Менелай мог распоряжаться, как ему заблагорассудится. Единственный, кто попытался вмешаться, был его брат Агамемнон, пресытившийся видом женской крови, текшей непрерывным потоком.
А может быть, стоял перед его глазами образ любимой дочери Ифигении, принесенный когда-то в жертву?..
Спасла ситуацию богиня Афродита, вновь пробудившая в груди Менелая любовь к Елене, которая, несмотря на два последних замужества, по-прежнему оставалась одной из прекраснейших женщин мира.
Глубоко вздохнул Менелай и, обреченно махнув рукой, повел, под смех присутствующих, Елену на свой корабль.
Достаточно много места и времени уделив Елене на страницах этой книги, хотелось бы довести рассказ о ней до логического завершения. Еврипид в трагедии «Андромаха» и «Гекуба» сообщает нам некоторые подробности о дальнейшей судьбе Менелая и его прекрасной жены.
В отличие от многих своих спутников, вернувшихся на родину уже через несколько дней после выхода из троянской гавани, на долю Менелая выпало немало невзгод.
Около мыса Суния, восточной оконечности Ацики, умер от непонятной болезни кормчий Менелая Фронтис. Пришлось пристать к берегу и потерять какое-то время на совершение погребальных обрядов и обязательных поминальных пиров.
Год между тем клонился к зиме, начался период бурь и штормов. В такую вот бурю и попал корабль Менелая, когда обходили самый опасный мыс Малею, юго-западную оконечность Лаконии. Достаточно сказать, что морские волны были намного выше спартанских кораблей.
Шторм пробушевал и ушел, выбросив часть кораблей на Крит, а самого Менелая после долгих скитаний вынесло к берегам далекого Египта. Семь лет провел он среди чужеземных народов, получая, правда, от каждого из них богатые дары.
От неудобств неустроенной, кочевой жизни захворала Елена. Пока муж на пирах, она все чаще вспоминала счастливую жизнь с красавцем Парисом, а главное, чувствовала себя виновницей гибели одного из самых богатых и могущественных городов Азии.
Речь шла при этом не столько о похищении ее Парисом, а о том приснопамятном дне, когда она совершенно неожиданно для себя опознала в одном из грязных, несчастных нищих, собиравших подаяние на улицах Трои, не кого иного, как известного своей великой хитростью Одиссея, исполнявшего в тот день роль соглядатая.
Елена привела Одиссея домой, омыла его тело и поклялась, в память о прошлом, не открывать троянцам, кто он такой.
Все нужное выведал Одиссей в стане троянцев, а на следующий день проник вместе с Диомедом в город и выкрал из храма палладий Афины, взамен которого и был преподнесен позднее деревянный данайский конь.
Вылечила Елену египетская колдунья Полидамна, жена некоего Фоона. Она подарила ей чудесное лекарство, изготовленного из сока волшебного растения. Тот, кто принимал его в вине, забывал самое тяжелое горе. Судя по всему, это были небольшие коричневые шарики, скатанные из загустевшего молочка опиумного мака, то есть современный терьяк.
При возвращении из Египта Менелаю пришлось пристать к острову Фарос, где он вынужден был в течение двадцати дней дожидаться попутного ветра. За это время кончились съестные припасы, и над путешественниками нависла угроза голодной смерти.
Спасла Менелая и Елену богиня Идофея, дочь морского бога Протея. Она подучила спартанцев: нужно завладеть ее отцом и заставить его открыть волю богов.
Рано утром Менелай, прихватив трех самых крепких матросов, вышел на берег моря и надел на себя шкуру тюленя, принесенную Идофеей. То же самое сделали его спутники, после чего легли на теплый песок и стали ждать морского старта.
Когда ничего не подозревающий Протей выплыл из моря со стадом принадлежавших ему тюленей, то, пересчитав свое движимое имущество и удостоверившись в его целости и сохранности, завалился греть на солнышке старые кости.
Дождавшись благоприятного момента, Менелай с товарищами бросились на спящего старика. Напрасно превращался Протей во льва, змея, пантеру, кабана, воду и дерево, крепко держали его руки воинов и мореходов. Наконец старец смирился, принял свой обычный вид и поинтересовался причиной, вызвавшей такое беспримерно наглое обращение с ним.
Менелай хотел узнать лишь имя бога, которого он прогневал.
Протей повелел царю Спарты снова вернуться в Египет, принести там в жертву богам сотню упитанных быков, после чего они, боги, смилостивятся над ним и позволят благополучно вернуться на родину.
После этого великий прорицатель предсказал Менелаю и Елене их судьбы, открыл будущее и остальным грекам.
Менелай вернулся в Египет, исполнил все требования богов, получил их высочайшее прощение в виде попутного ветра и через несколько лет вернулся, наконец, в родную Спарту, где жил долго и счастливо, а после смерти попал вместе с Еленой на остров блаженных, они же — Елисейские поля.
В отличие от шумной парижской улицы, жизнь на этих полях продолжалась вечно и беспечально.
Критик Гомера Дион Хрисостом, прозванный Златоустом, пишет о том, что Менелай вообще не вернулся из Египта: «Помимо прочих свидетельств прихода Менелая в Египет, о том говорит хотя бы округ, названный его именем, — чего не могло бы быть, если бы он побывал здесь, просто сбившись с пути, и оставался недолго. Но он женился на царской дочери и поведал жрецам историю похода, ничего от них не утаивая. Гомер почти наверное знает это и на это намекает, сказавши, что Менелай после смерти был отправлен богами в Елисейские поля, где нет ни снега, ни бурь, но круглый год ясная и теплая погода: в Египте то как раз так оно и есть. Мне кажется, что некоторые из более, поздних поэтов тоже о том догадались. Так, один из сочините — лей трагедий говорит, что против Елены, едва она возвратилась, Орест замыслил худое, но она исчезла одновременно с чудесным явлением ее братьев. Он никогда не сочинил бы такого, будь всем известно, что Елена потом поселилась в Элладе и была супругою Менелаю».