бль изображен на одной афинской вазе, причем картинка эта весьма напоминает сцену похищения Парисом Елены: на борт корабля собираются взойти мужчина и женщина, что являлось редчайшим случаем в те суеверные времена.
Эйкосор считался купеческим кораблем с круглой кормой и широким, для увеличения емкости трюма, днищем. Обычно в него загружали в качестве балласта камни и песок, а затем постепенно заменяли балласт товаром.
Осталось только добавить, что строить такой корабль помогала Парису сама Афродита.
Страшная буря, поднявшаяся на море, не остановила юного царевича, и спустя некоторое время он причалил в устье Эврота, сошел на берег и отправился вместе с Энеем к царю Менелаю как гость, не замышляющий ничего дурного.
Менелай принял троянцев очень гостеприимно. Была приготовлена богатая трапеза, рекой лилось вино, звучали прекрасные песни. Танцоры услаждали зрение.
Парис был влюблен в Елену еще заочно, а при виде прекраснейшей из смертных женщин роковая страсть с еще большей силой овладела им. В свою очередь, и Елена не осталась равнодушной к красоте царственного гостя. И как только Менелай неосмотрительно покинул на несколько дней дом, парочка тут же тайно села на подготовленный к спешному отплытию корабль, прихватив в качестве своеобразного балласта все сокровища Менелая.
В Трою они прибыли вполне благополучно, пользуясь спокойной погодой, обеспеченной им высокой покровительницей — Афродитой. Вполне возможно, что богиня приходилась Елене единокровной сестрой, ибо по одному из мифов она родилась не из морской пены, а от Дионы и Зевса, который проник к матери Елены Леде в образе лебедя.
Менелай, вернувшийся к тому времени из отлучки, был страшно разгневан. То ли бегством жены, то ли исчезновением сокровищ. Тотчас поехал он к своему брату Агамемнону. Тот не только посоветовал Менелаю собрать всех греческих героев, давших некогда клятву всеми силами помогать ему в случае необходимости, но и сам возглавил всенародное движение ахейцев, приняв на себя полномочия главнокомандующего.
Менелай как военачальник никакой особой роли в последовавшей войне не сыграл, полностью переложив все трудности и заботы на плечи брата.
А теперь зададим неожиданный для читателя вопрос: а было ли вообще это похищение? Может быть, Парис увел от Менелая не жену, а всего лишь невесту?!
Подробно этот вопрос разобрал еще в конце I века нашей эры выдающийся оратор древности Дион Хрисостом (Златоуст) в своей «Троянской речи», которая и будет цитироваться в этом стасиме. Обращаю внимание читателей на первые же слова корифея (ведь смысл их особенно современен):
«Всех людей учить трудно, а морочить легко — я, по крайней мере, едва ли не убежден в этом.
Знания люди усваивают через пень колоду, если вообще хоть малую толику из того немногого, что им известно, они знают благодаря учению; и в то же время их с величайшей легкостью обманывает множество невежд, и люди морочат не только друг друга, но еще и самих себя. Конечно, для неразумных истина горька и тягостна, а ложь сладка и вкрадчива.
… И пусть, как я сказал, учиться трудно, но еще трудней переучиваться, и особенно, если ложь слушали многие годы и обманывались не только сами, но и отцы, и деды, и, почитай, все прежние поколения. Увы, такое убеждение нелегко отнять у людей, сколько ни изобличай его ошибочность».
Какой человек, проживающий в наше время на пространствах бывшей великой державы, не согласится с этими словами?
Однако вернемся в далекое прошлое, не столь уж сильно, судя по словам Диона, отличающееся от современности.
В своей речи древний оратор опирается на рассказы египетских жрецов, которые не признавали поэтических домыслов и собирали информацию без всяческих прикрас.
Старый египетский жрец объяснил Диону всю подоплеку свершившихся событий.
Агамемнон, будущий главнокомандующий объединенных сил ахейцев, правил Аргосом, являясь, по сути, пришельцем и чужаком. Для того чтобы закрепить свои позиции, он решил склонить аргивян на свою сторону, использовав брак с дочерью великого царя Спарты Тиндарея Клитемнестрой. Сестру же ее, Елену, он сватал за брата.
«У наиболее славных семейств, — продолжал жрец, — было в обычае заключать между собою браки, невзирая на расстояния, и Александр (второе имя Париса. — А. П.) тоже пришел свататься, полагаясь на могущество своего отца, правившего чуть ли не всей Азией, уповая и на то, что Троя не слишком далекая страна, и особенно на то, что Пелониды уже владели в Элладе наследственной властью и сношения с Элладой делались все более частыми. Он явился свататься, окруженный богатством и роскошью, блистая редкой красотой, и повел разговор с Тиндареем и Елениными братьями, толкуя о державе Приама, о множестве богатств и обо всем другом, чем он распоряжался, и о том еще, что он престолонаследник, а Менелай — простой человек, так как царская власть в Аргосе назначена не ему, а сыновьям Агамемнона; не умолчал и о том, что он любезен богам и что сама Афродита пообещала ему самый лучший брак на свете».
Слова Париса показались Тиндарею и его сыновьям, Кастору и Полидевку, достаточно убедительными. Союз с домом Пелонидов был уже заключен через брак Клитемнестры с Агамемноном, не худо было бы породниться и с царями Азии, дабы оказывать влияние на тамошние дела.
Агамемнону все это было не по душе, но его не оставили равнодушными слова Тиндарея о том, что другие женихи из Эллады, такие, как Диомед, Ам-филох и Ахилл, не снесут подобной обиды и пойдут на него войною, в результате чего Агамемнон подвергает себя опасности сделаться врагом самых сильных и могущественных людей Эллады, пользующихся непререкаемым авторитетом.
«Так что Елену Александр получил по праву, — констатировал жрец, — с согласия ее родителей и братьев, и возвратился с нею домой, полный торжества и ликования; и Приам, и Гектор, и все остальные радовались этому браку и встречали Елену жертвоприношениями и благословениями».
Противоположное мнение, по словам египетского служителя богов, просто нелепо. И с этим нельзя не согласиться. Действительно, зачем той же Афродите подводить сестру? Зачем Приаму, благословившему сына на «похищение», вступать в конфликт не только с могущественной Спартой, но и со всей Элладой? Зачем, наконец, Елене, если она является женой Менелая, бросать мужа-царя, родного ребенка и менять свое столь высокое положение на долю одной из полусотни невесток?
Мог ли Парис совершить преступление с такой легкостью, о котором говорит поэт? Ведь никто не поспешил за ним на корабле ни из людей Менелая, ни из окружения Тиндарея. Не отправились даже братья Елены, и это несмотря на то, что у лаконян были корабли?
Да что там! Беглецам ведь нужно было сначала идти пешком от стен Спарты до берега моря — а ведь о похищении уже летела бы молва.
«При таком положении дел, — резюмирует жрец, — Елена могла уйти с Александром только в одном случае: если она была выдана замуж по воле ее родичей. Только так можно объяснить, что и Эфра отправилась с Еленой, и сокровища были взяты с собою. Право, ничто здесь не напоминает о похищении, все скорее указывает на брак! И когда Александр, женившись, как я сказал, на Елене, удалился вместе с нею, то Менелай, досадуя на неудачу своего сватовства, стал винить брата и говорить, что брат его предал; но это мало заботило Агамемнона, опасался он Александра, угадывая в нем соперника, который рано или поздно вмешается в дела Эллады, к коим стал теперь прикосновенен благодаря браку; вот почему он созвал всех остальных женихов Елены и объявил, что всё они оскорблены, а честь Эллады попрана и что они лишились лучшей из женщин, выданной замуж в варварскую страну, как будто среди них нет никого, достойного быть ей мужем».
Закончив психологическую подготовку, Агамемнон переходит к делам сугубо материальным, обещая, каждому из героев солидную долю из троянских богатств, ибо о несметных сокровищах Азии уже тогда катилась слава.
Последний довод был, наверное, самым убедительным, потому что если бы на Елене женился Менелай, то других конкурентов это нисколько бы не опечалило: ведь не может же одна, пусть даже самая прекрасная, женщина достаться одновременно всем соперникам, — но тут они сразу же загорелись ненавистью к Парису, и каждый полагал, что невесту украли именно у него.
Так начался этот поход, получивший впоследствии название Троянской войны.
Добавим только, что еще одним косвенным (а может быть, и самым прямым) доказательством правомочности размышлений Диона является тот непреложный факт, что даже и после смерти Париса, сраженного отравленной стрелой, Елена не только не вернулась к Менелаю, но тут же вышла замуж за своего деверя Деифоба, храброго сына Приама и Гекубы.
И никто в Трое, даже Кассандра, не был против этого брака.
Само собой разумеется, что Кассандра была далеко не единственной прорицательницей своего времени. История оставила нам достаточное количество имен, начиная с самого Аполлона, чьи оракулы были разбросаны не только по территории Древней Греции, но и по близлежащим областям.
Главное святилище Аполлона находилось в Дельфах. Древнегреческий географ Павсаний посвятил этому оракулу почти всю десятую книгу своего труда «Описание Эллады».
Храм находился, как и сам город, на южном склоне Парнаса, на вершине которой обитал и бог Аполлон со своими музами.
Он неоднократно перестраивался, становясь с каждым годом крупнее и богаче. Сюда стекались бесчисленные сокровища — приношения греческих государств и пожертвования частных лиц.
Причем пожертвования шли даже из чужих земель. Известно, например, что знаменитый лидийский царь Крез, чье имя давным-давно стало нарицательным, просто завалил Дельфы баснословными по ценности дарами, чей длинный перечень и описание приводит еще Геродот.
В чем же причина такой любви древних греков к пришлому, по сути, богу?
Понятно, что Аполлон — бог света, покровитель искусства и так далее и тому подобное.