— Любовь здесь ни при чем, Пылевая Змея, — произнес лейтенант. Заметив витую кисточку, свисавшую с кепи Жука, он улыбнулся. — Готов вести отряд рядом с нашим болотным другом, разведчик?
— Я-то уж думал, что вы так и не спросите, лейтенант. — Клэйборн коснулся головного убора и кисло улыбнулся туземцу. — Отличная из нас двоих выйдет команда, мистер Рыбка.
К его удивлению, проводник улыбнулся в ответ.
— Чуете это? — спросил Валанс.
Остановившись, чернобородый разведчик подозрительно принюхивался к ползущему с болот дыму.
Капитан Мэйхен не мог ничего почувствовать в герметично закрытом шлеме, но доверял инстинктам бывшего зверолова. Жак Валанс, огромный здоровяк с бочкообразной грудью, выглядел не совсем привычно для разведчика, но передвигался так же тихо, как и любой следопыт-северянин. Ходили слухи, что он развил свой талант, тайно добывая шкуры на землях диких орочьих племен.
— Что именно, разведчик? — прорычал Джон Мильтон, осматривая лишенные листьев деревья в поисках цели. Из-за проклятой дымки все вокруг казалось размытым.
— Не знаю, капитан, но это что-то новенькое, — нахмурившись, Жак пытался разобрать запах. — Воняет, будто прокисшее молоко… и еще что-то, душистое такое. Типа черного корня или…
— Проводник куда-то делся! — послышался крик впереди.
— Прентисс, Уэйд, за мной, — скомандовал Мэйхен по встроенному воксу. Вырвав железные ступни из липкого месива, капитан залязгал в сторону невидимого солдата, поднявшего тревогу. Братья-зуавы пристроились к Джону с боков.
Последний час или около того взвод Мильтона прошагал по лодыжки в грязи и со смогом над головами — липкий дым поднимался с земли целыми колоннами, превращая заросли в призрачную, кладбищенскую пародию на джунгли. Все живое вокруг выглядело иссохшим и увядшим.
«Даже по меркам этой сортирной планеты местечко просто отвратное!» — хмуро подумал Мэйхен.
— Хилл и Баухам тоже пропали! — Головной дозорный явно начинал паниковать.
Зуавы, за которыми поспевал Валанс, как раз притопали на место.
— Оба были тут секунду назад! — Серобокий указал вперед. — Прямо за теми деревьями…
Капитан жестом отдал приказ разведчику, и Жак осторожно двинулся в указанном направлении. Остановившись возле подозрительного скопления деревьев, остроглазый арканец обратил внимание на брызги темной слизи, кое-где видевшиеся на стволах. Опасливо понюхав пятна, Валанс едва сдержал рвотный позыв. Заметив блеск металла, боец опустился на колени и провел пальцами по коре. Порезавшись до крови, он поморщился и, приглядевшись, увидел, что дерево усеяно множеством крошечных бритвенно-острых металлических волокон.
— Я нашел…
Из смога впереди раздалось тихое шипение, и разведчик замер. Мгновением позже послышался низкий, влажный перестук. Поднявшись, Валанс отступил, не отводя глаз от дымки перед собой.
— Там что-то есть, — выдохнул Жак. — И это не просто животное.
— В боевой порядок, серобокие, встать вокруг меня! — скомандовал капитан, подбадривая старую ярость в груди, словно верного друга. Даже если сами Преисподние собирались разверзнуться, Джон Мильтон Мэйхен готов был встретить их обитателей.
Темплтон перестал ориентироваться еще несколько часов назад, но проводник явно знал свое дело, поэтому офицер полностью отдался собственным ощущениям кошмарного странствия, надеясь постичь мертвенно-живую фантасмагорию джунглей. В ней таился истинный клад аллюзий для утонченной души, огромный потенциал метафор и каламбуров… Но как Эмброуз ни старался, слова ускользали от него, терялись в пелене боли, которая медленно просачивалась в разум арканца. Разумеется, виной тому были укусы и какая-то инфекция, которую он подхватил от этих проклятых трупных крабиков на берегу. Левая ладонь уже давно пульсировала болью, и из-за нее усиливалась лихорадка, превращавшая мысли капитана в мутное месиво.
Остановившись, чтобы перевести дыхание, Темплтон размотал временную повязку и осмотрел раны. Бойцы тем временем шагали мимо. Вся ладонь распухла, и к запястью тянулись извилистые багровые линии. Эмброуз снова выругал себя за то, что не обработал укусы на заставе, но тогда они выглядели такими безобидными, да и не хотелось показаться слабаком в глазах Мэйхена. Капитан 3-й роты и так относился к нему почти без всякого уважения.
Что-то пронеслось над головой арканца, издавая громкое жужжание. Подняв глаза, Эмброуз заметил силуэт, мелькающий среди верхушек деревьев, темный и зубчатый на фоне изумрудного полога. Мгновение спустя он исчез, но Темплтона не покидало впечатление чего-то шипастого и безобразного, похожего на огромное насекомое…
Повелитель Мух, хитиновый монарх болезненных небес…
— Охрененно здоровый жучина, а, сэр? — заметил сержант Бреннан, спугнув смутное вдохновение Эмброуза. Это был жизнерадостный, прагматичный здоровяк, полная противоположность капитана. — За последний час видел, как полдюжины таких мимо пролетели, и что-то не особо они мне понравились.
— Трясина наполнена ксенопоганью, да, — вмешался подошедший к ним комиссар-кадет Рудык. К огромной досаде Темплтона, юноша прицепился к его взводу. — Здесь все животные, все растения испорчены. Однажды мы тут все сожжем, но не сегодня.
Земён направился дальше, и Эмброуз увидел, что плащ на спине комиссара испещрен пулевыми отверстиями. Молодой кадет не был первым, кто носил подобное обмундирование, и, наверное, не окажется последним. Судя по всему, ни один комиссар на Федре не протягивал долго. Еще одно гигантское насекомое промелькнуло в вышине, сопровождая полет какофонией щебета и чириканья. Странной песне ответил хор дюжины невидимых сородичей создания, и, охваченный усиливающейся горячкой, Темплтон почувствовал, как что-то терзает его. В этой песне звучало нечто такое…
— Вы в порядке, сэр? — спросил Бреннан, внимательно глядя в бледное, поблескивающее испариной лицо капитана.
— Небольшой тепловой удар, сержант, — слабо улыбнулся Эмброуз, не понимая, почему скрывает правду. — Пойдемте, не стоит отставать от группы в этих дебрях.
Пока они уходили все глубже в Трясину, Темплтон продолжал бросать взгляды на полог джунглей, отыскивая среди верхушек деревьев проблески хитина.
ГЛАВА 4
Имперская военно-морская база «Антигона»,
Саргаасово море
Меня выписали из лазарета две недели назад, но вызова к верховному комиссару Ломакс пока так и не последовало. Несомненно, ее занимают более важные вопросы, чем судьба заблудшего комиссара, но порой мне кажется, что это какая-то игра. Получив передышку, я трачу свободное время на исследование заброшенных нижних уровней этой ржавеющей морской платформы. Брожу среди полузатопленных помещений, пытаюсь придумать достоверную легенду. Сгодится любая ложь, если она сумеет убедить Ломакс в единственной, ключевой правде: я собираюсь убить командующего Приход Зимы.
В блужданиях по базе меня сопровождает Номер 27, молчаливое напоминание об ущелье Индиго, где начался мой поход — девять месяцев и целую вечность тому назад. Ущелье Индиго… За двадцать лет воинской службы я повидал больше планет, чем хочется вспоминать, но ни разу не оказывался в подобном огневом мешке. Мы умирали целыми толпами, пробираясь вверх по реке через алое месиво тел погибших товарищей, а из укреплений синекожих высоко над нами вылетали мерцающие лучи, рассекавшие солдат. Враги находились в укрытии, они обладали преимуществами расстояния и угла обстрела. Как можно было бороться против этого верой? Ради чего я совершил тогда двадцать седьмую казнь? Даже если это убийство каким-то образом остановило всеобщее бегство, что с того? Погибла еще тысяча людей, скорее всего, даже больше, но мы ни на шаг не приблизились к победе.
Но в тот день со мною была тень Ниманда, сковывавшая мое сердце льдом, и когда наступление провалилось, а солдаты побежали, я без малейших сомнений нажал на спуск. Выбор цели был совершенно случайным, жертва казалась всего лишь одним удирающим созданием среди множества других. Расходный материал. Трус. Труп.
Я верил бы в это до сих пор, если бы не увидел ее глаз. Падая, она перевернулась на спину, и мне удалось поймать этот взгляд. Черты лица казались странно искаженными бегущей водой, и еще необычнее смотрелся идеально круглый третий глаз, выходное отверстие моей пули, убитой было никак не больше восемнадцати; обычная девушка, уже измученная тяготами жизни в Гвардии, но когда она погружалась в реку, выпадая из жизни, то смотрела прямо на меня, и я увидел последний отблеск того, что мог назвать только святостью.
Вот так Номер 27 стала третьим участником моего триумвирата теней, но если Бирс и Ниманд презирают меня, то ее взор пылает убийственной жалостью, что намного страшнее.
Ради нее я убью командующего Приход Зимы и остановлю мясорубку войны на Федре.
Бойцы «Пылевых змей» брели по пояс в густом месиве болота с закрытыми ртами, чтобы защититься от гнуса. Винтовки они держали над головой, уберегая их от грязи. Как и серобокие из «Ястребиного клюва», они следовали через топь за провожатым с молчаливой целеустремленностью. Все, кроме Горди Буна.
Дюжий пустошник матерился, бултыхался, злобно прожевывал насекомых и пытался оторвать от сапога какую-то хреновину с бритвенно-острыми зубами. На плечах у него по-прежнему мертвым грузом лежал Туми, который время от времени что-то бормотал и постанывал, но снайперу явно не становилось лучше. Двое других конфедератов предложили нести контуженного по очереди, но Бун отказался. Снайпер всегда был добр к Горди, никогда не обзывал «гроксячьей башкой» и даже позволял время от времени выигрывать у него в карты. Сержант Калхун хотел оставить Корта в лагере, но пустошнику не понравился вид того места, и в конце концов старый твердолобый Уиллис уступил.
Здоровяк думал, что если Туми и не станет лучше, то все будет в порядке, потому что тогда Бун больше не будет самым тупым серобоким в отделении. Вероятно, эта идея стала ярчайшим озарением в жизни Горди, и пустошник бурно радовался ей. Несмотря на жару и мух, он нес свое бремя с широкой улыбкой, уверенный, что все наконец-то повернулось к лучшему. А потом штука вроде угря вцепилась Горди Буну в сапог и испортила последние несколько минут его бессмысленной жизни.