нтовку и умер, сраженный огнем арканцев, не переставая улыбаться. Загадочная безмятежность мертвого лица до сих пор волновала Скъёлдис. Какое знание могло настолько возвысить человека над страхом? Да, встреча с мятежником вышла тревожащей.
— Мой план сработал, потому что они не ждали неприятностей сверху, — произнес Энсор, прервав размышления северянки. — Я это нутром чуял, но, Преисподние подери, так и не могу понять, почему тау вообще не брали в расчет атаку с воздуха.
— А это важно?
Катлер посмотрел на нее как на дуру. Прежде чем Скъёлдис успела сказать что-то еще, полковник вскочил и принялся ходить по жилтенту, вороша нечесаную белую гриву.
— Вот что, эти штабные крысы на родине просто вышвырнули нас прочь, — зарычал Энсор. — Красивые слова о том, что Девятнадцатый посылают к звездам завоевывать славу для Провидения, — просто отравленный мед. Они хотели избавиться от нас!
Полковник остановился, тщательно обдумывая сказанное.
— Они хотели избавиться от меня. Девятнадцатый тут ни при чем, дело всегда было только во мне.
— Белая Ворона, это пустые слова…
— Они отправили моих людей в Преисподние за мои грехи. И все из-за этого проклятого городка.
Женщина задумалась, как долго еще сможет удерживать вместе осколки того, что разбилось внутри Катлера. Закончит ли Федра начатое Троицей?
— Там, в космосе, — прошептал Энсор, — это существо из варпа, которое забрало Норлисса в каюте номер тридцать один… Откуда оно знало меня?
Северянка вздохнула, понимая, что этот разговор был неизбежен.
— Море Шепотов, которые ты называешь варпом, течет сквозь все вокруг. Оно отражает время и пространство в бесконечности теневых последствий и сумрачных возможностей. Почти все они слишком незначительны и бесформенны, чтобы стать чем-то большим, но ни один шепот не исчезает, и порой его слышат хищники. Змеи — демоны — пируют нашими сомнениями и желаниями. Так они пробираются в этот мир.
Было видно, как полковник пытается понять услышанное, — простой, прямой человек, прежнюю действительность которого смело что-то невероятное и при этом неопровержимое. Катлер был слишком упрям, чтобы принять истину, но и настолько же честен, чтобы не отвергнуть ее. Такие люди часто тонули в Море Шепотов, и поэтому он нуждался в Скъёлдис.
— Это не объяснение, — настаивал Энсор. — То создание в каюте номер тридцать один посмотрело прямо на меня и засмеялось! Оно узнало меня.
— А потом мы убили его. Таково наше призвание.
— Знаешь, я постоянно чувствую, что оно следит за мной. Словно пытается пробраться внутрь так же, как пролезло в Норлисса и тех несчастных проклятых идиотов в Троице. — Теперь Катлер казался уязвимым. — Я проклят, Скъёлдис?
В ответ женщина расхохоталась. Это был хриплый, неровный смех, от которого ее саму бросило в дрожь.
— Конечно, ты проклят, Белая Ворона! — Заметив уныние на его лице, северянка перестала хохотать. — Ты проклят и именно поэтому должен до конца выполнить свой долг.
— И в чем же состоит мой долг в этом загаженном мире?
Скъёлдис задумчиво посмотрела на Катлера, размышляя, в подходящем ли он настроении.
— В чем, женщина? — не отступал полковник.
— Ты помнишь мой… транс… в звездном зале?
— Чертовски хорошо помню. — Энсор подозрительно прищурился.
— Тогда, возможно, мне пора рассказать тебе об Авеле.
Капитан Хардин Вендрэйк устал до изнеможения, но сон не шел к нему, поэтому офицер просто бродил по коралловым проспектам некрополя, словно заблудшая душа. На каждом перекрестке он резко поворачивал кабину «Часового» и пронзал сумрак боковых улочек лучом прожектора, без видимой цели изучая город. Иногда капитан устремлялся обратно или менял курс, но собственному желанию исследуя лабиринт. Своим кавалеристам Хардин сказал, что отправляется в патруль, но все они знали, что это ложь.
Вендрэйк не останавливался, чтобы его не настигло чувство вины.
Леонора погибла. Прыжок с десантного корабля оказался за пределами ее ограниченных возможностей, и в момент приземления нога «Часового» начисто отломилась. Капитан не видел падения девушки, но слышал, как она испуганно кричит по воксу, пытаясь сохранить равновесие. Леонора звала его, но Хардин был слишком занят погоней за скиммером тау, чтобы обратить на это внимание.
Слишком зол на нее за очередную неудачу…
Он нашел девушку в искореженной кабине шагохода. Длинные светлые локоны покрывали голову, вывернутую назад и висящую на неестественно гибкой шее. Под «Часовым» Леоноры лежали двое мертвых солдат, раздавленных ее падением. Квинт тут же начал, как всегда, подлизываться к Вендрэйку, демонстрируя чуткость, но остальные всадники молчали и отводили глаза. Все в «Серебряной буре» знали, что в случившемся виноват капитан. Девушка совершенно не годилась для кавалерии, но он все равно держал ее в отряде. Леонора очень боялась прыгать, но гордость не позволила ей отказаться, а Хардин разрешил ей попробовать.
Точно зная, что она не справится…
Кроме того, погиб Хаварди, которого выбросило из транспортника в момент атаки боескафандра тау. Это произошло не из-за Вендрэйка, но Хаварди был талантливым всадником, и эта потеря ослабила «Серебряную бурю». Теперь их осталось только десять, но, несмотря на утраченных «Часовых», капитан вынужден был признать, что риск Катлера оправдался. Десантному кораблю сильно досталось, но пилот совершил превосходную аварийную посадку, сохранив жизни всем на борту. После этого 1-я рота захватила город с удивительно небольшими потерями. Увы, к остальному полку это не относилось.
После зачистки Раковины полковник приказал кавалеристам разыскать пропавших товарищей. Стремясь прочесать как можно большую территорию до наступления ночи, Хардин рассредоточил «Серебряную бурю» по джунглям. Сначала они находили только бойцов, отбившихся от основных сил. Выжившие, которые валились с нот от изнеможения, рассказывали о засадах и омерзительных ксеносах. Рыцарь-зуав в поврежденном доспехе, едва не помешавшийся от страха, бессвязно бредил о толпе птицеподобных чудовищ, атаковавших его взвод в джунглях. Твари набрасывались на арканцев и разрывали их на куски. Патриций даже клялся, что враги пожирали плоть убитых. Но при всех мрачных свидетельствах резни пилоты «Часовых» так и не встретили самого противника. Враги как будто испарились после потери города.
Один за другим всадники медленно возвращались в Раковину, отыскав слишком мало выживших и узнав слишком много жутких историй. К удивлению Вендрэйка, последним вернулся Перикл Квинт — его безвкусно разукрашенная машина прогулочным шагом вступила в лагерь намного позже наступления ночи. За лейтенантом тянулась колонна усталых бойцов, в том числе и необычно подавленный капитан Мэйхен. По весьма низким стандартам сегодняшнего дня это был настоящий триумф, и Квинт самодовольно распустил перышки, выслушивая похвалы Катлера. Толстая физиономия лейтенанта просто…
Что-то с лязгом ударилось о фонарь кабины, заставив Хардина вздрогнуть. Он обеспокоенно развернул «Часового» и отклонил машину назад, обшаривая крыши лучом прожектора. Крупные капли воды мелькали в полосе яркого света и сердито стучали по лобовому стеклу. Настоящий ливень, хотя еще несколько секунд назад дождик едва моросил, Вендрэйк мог в этом поклясться. Выругавшись, капитан включил «дворники» и сам наклонился вперед, пытаясь что-нибудь разглядеть за водной пеленой. Полускрытые дождем строения, напоминающие испуганных созданий из морских глубин, как будто сжимались под лучом прожектора, избегали света.
Разумеется, это была всего лишь игра света и тени.
Соберись, парень. Машину просто задел какой-то маленький обломок. Город, наверное, разваливается на части уже целую вечность. Повстанцы бежали, и в этой могиле кроме нас нет ни единого живого существа.
Почему-то такие мысли не успокоили Хардина.
Затрещал вокс, нарушив почти усыпляющий ритм, с которым дождь барабанил по стеклу.
— Вендрэйк, прием, — отозвался пилот.
Единственным ответом стали помехи, и всадник повторил отзыв, но с тем же результатом. Постепенно раздражаясь, капитан отключил связь и направился дальше. Проливной дождь ослабил жару, в кабине стало холодно и сыро. Хардину неожиданно захотелось поскорее вернуться в лагерь, но из-за плохой видимости приходилось двигаться медленно и осторожно. На такой скорости он не успел бы вернуться до рассвета.
Снова зашипел вокс. Нахмурившись, капитан резким щелчком переключил его на передачу:
— Говорит Вендрэйк. Кто, в Семь Преисподних вашу мать, на связи? — Новые помехи. — Квинт, это ты? Слушай, мне сейчас не до игр.
Раздался почти неслышимый вдох, словно волна белого шума вынесла что-то на берег. Хардин наклонился к воксу и, сосредоточенно хмуря брови, попытался разобрать звук за помехами. Казалось, что на той стороне кто-то дышит, резко и неравномерно, словно забыл, как правильно…
— Кто это? — прошептал капитан.
— Говорит «Бель дю Морт».[4] — Голос был хрупким, как сухие листья на ветру, таким слабым, что мог, наверное, быть просто игрой воображения.
Мое воображение здесь ни при чем.
Внезапно Вендрэйк понесся вперед на головокружительной скорости, не боясь свернуть шею. Он стремился как можно скорее убраться с этих облюбованных призраками улиц.
«Бель дю Морт» был позывным Леоноры.
Когда из дождя возникла подпрыгивающая троица блуждающих огоньков, Оди Джойс подальше втиснулся под укутанную тенями колоннаду, задержал дыхание и стоял так, пока свет фар не погас вдали. Юноша не совсем понимал, почему скрывается от патруля, но предполагал, что ему начнут задавать вопросы типа, «что ты делаешь здесь, под дождем, когда можешь свернуться калачиком в жилтенте». Сейчас Оди не хотел отвечать на вопросы, а желал, чтобы его просто оставили наедине с Императором.
Крепко зажмурившись, новичок продолжил разговаривать с Ним, молясь быстро и истово. Только так он мог остановить слезы. Позволь Джойс им литься, он быстро утонул бы, а этого он допустить не мог, только не сейчас, когда Император рассчитывал на него. Дядя-сержант Калхун погиб, и мама Мод жутко разозлилась бы на сына за то, что он позволил этому случиться. Она никогда не смогла бы понять, что старик сейчас с Императором, где он сможет вечно сражаться с мертвыми еретиками и откуда будет присматривать за Оди, чтобы тот не прекращал посылать их к нему. Вот так все было устроено: живые и мертвые были частью одной здоровенной мясорубки правосудия, а Император сидел на самом верху, так как он — Главный-по-Мясорубке. Юный Джойс точно не знал, жив Он или мертв, но предполагал, что и то и другое. С Императором вообще все было очень сложно.