— Где мои люди? — спросил арканец.
Гурджиеф безучастно посмотрел на него, очевидно, не понимая, что имеет в виду Катлер.
— Элрой Гриффин, Грейсон Хоутин и Клетус Модин, — с яростью проговорил конфедерат. — Ваши жрецы-шестеренки забрали моих людей. Я хочу, чтобы их вернули.
Подобное требование застало исповедника врасплох.
Этот глупец лишился половины полка, а все равно думает о трех простолюдинах.
— Они мертвы, полковник, — солгал Йосив. Он ожидал какой-то вспышки гнева, но Катлер ничего не сказал, будто заранее знал, каким будет ответ. — Жаль, но они пали жертвой федрийской заразы, — спокойно продолжил Гурджиеф. — Как вы, несомненно, уже убедились, этот мир губителен.
— Именно так, сэр.
Исповедник немного подождал, но арканец больше ничего не произнес. Решив направить разговор в нужное ему русло, Йосив раскинул руки, изображая открытость.
— Полковник, ваши недавние действия вызвали значительное… беспокойство. Впрочем, вы одержали здесь великую победу. Если вы отправитесь со мной на «Могущество», то, даю слово, вас ждет покаяние, сообразное деяниям.
— Ясно.
После долгого молчания Гурджиеф почувствовал, что теряет терпение, и добавил металла в голос:
— Уверен, полковник, ваши люди уже достаточно настрадались…
— Элиас Уайт, — произнес Катлер, глядя на исповедника холодными мертвыми глазами.
— Не понимаю, о чем…
Двигаясь быстро, словно вихрь, командир конфедератов одним плавным движением выхватил саблю из ножен и сделал выпад, превративший растерянность Гурджиефа в ярко пылающую агонию. Опустив глаза, исповедник увидел, как клинок погружался ему в живот. Завороженный, Йосив смотрел, как на одеяниях вокруг раны расплывается багровое пятно.
— За Элиаса Уайта, — добавил полковник, вонзая саблю глубже. — И всех остальных.
Пока Гурджиеф хватал ртом воздух, клинок выходил у него из спины, и летиец все приближался к беловолосому отступнику, пока их лица не оказались на расстоянии лишь нескольких сантиметров. Исповедник увидел, что глаза арканца больше не холодны и не мертвы. Напротив, они как будто горели, сияли в глазницах, словно двойное солнце, и Йосиву вдруг подумалось, что он снова бредит. Боль казалась очень даже настоящей, но, быть может, Гурджиеф по-прежнему блуждал в серо-зеленой вечности Клубка.
Как я мог надеяться, что Она когда-нибудь отпустит меня?
Вокруг исповедника внезапно загрохотала какофония битвы, но звуки казались далекими, приглушенными и неважными. Мир сузился до ширины ужасного, терзающего клинка, который приковал Йосива к чудовищному полковнику.
— Это сон? — спросил Гурджиеф.
Видение как будто задумалось над ответом.
— Думаю, об этом ты узнаешь, если проснешься, — сказало оно.
А затем полковник отбросил священника прочь, вырвав саблю из раны. Хлынула кровь. Теряя равновесие, Йосив заковылял спиной вперед, что-то бессловесно бормоча в попытках вырваться из кошмара, пока тот не прикончил его.
Не может же все закончиться вот так. Я странствовал в порченом сердце этого мира, сражался с демонами, видел, как вращаются потайные шестерни реальности.
Но возможно, все эти чудеса были наваждением, а сам исповедник — всего лишь безумцем. После очередного шага его нога не нашла опоры, и летиец повалился в канал. Утопая в объятиях кишащей жизнью Квалаквези, Йосив Гурджиеф думал только о том, удастся ли ему проснуться.
Когда «Серебряная буря» Вендрэйка ворвалась на площадь, схватка уже почти закончилась, но безумие пылало с прежним неистовством. С грохотом остановив «Часового», капитан увидел, как умирают последние двое летийских солдат: один из кавалеристов сбросил их с палубы канонерки шквалом высокоскоростных зарядов. Серобокие, столпившиеся по берегам канала, победно взревели и принялись стрелять в воздух.
Выругавшись, Хардин откинул фонарь и выпрыгнул из машины. После долгих часов в тесной кабине ноги всадника едва не подкосились. Жуткое странствие Вендрэйка по улицам Раковины длилось всю ночь. Казалось, что лабиринт развалин сужается вокруг него, за каждым перекрестком оказывался новый, за ним — следующий, но ни одна дорога не вела наружу. И где-то посреди некрополя капитан услышал, что за ним следует другой «Часовой», несется на скорости, невероятной для столь искореженной, изломанной машины.
«Нет ничего невозможного или незыблемого, — осознал Хардин, наблюдая за хаосом на берегу. — Нет никаких правил и никогда не было. Все вокруг бессмысленно и безумно. Уайт был прав, а я просто не понимал этого, пока не оказался здесь. Не хотел понимать…»
В капитана врезался какой-то чернобородый архаровец, завывавший, будто дикарь. Отпихнув его в сторону, Вендрэйк начал пробираться сквозь толпу, словно человек, который хочет поскорее попасть на собственную казнь. Повсюду вокруг носились серобокие, улюлюкали и насмехались над летийцами. Некоторые расстреливали мертвецов из лазвинтовок, поджигая тела и заставляя дергаться, как тряпичных кукол. Хардин вдруг понял, что орет на солдат, но при этом не слышит собственных слов, плотно окутанный тенями прошлого.
«Повторяется история с Троицей, — понял кавалерист, в разум которого хлынули давно похороненные воспоминания. — Зараза вернулась в наши души, чтобы превратить всех нас в чудовищ…»
В буйствующей толпе он заметил Катлера и Мэйхена, стоявших над изуродованным комиссаром. Летиец слабо подергивался, пытаясь встать на ноги, которых у него уже не было, а Энсор смотрел на раненого со звериным оскалом, при виде которого у Вендрэйка кровь заледенела в жилах. Джон выглядел немногим лучше — через открытое забрало Хардин рассмотрел сведенное гримасой ненависти лицо, похожее на улыбающийся череп.
Казалось, что общее безумие волновало только ведьму, которая отчаянно металась вокруг Катлера, а ее громадный вералдур возвышался рядом, оберегая северянку от толпы. Внезапно зеленые глаза женщины впились в капитана, и она закричала у него в голове:
«Ты должен остановить это!»
Оскорбление уязвило Хардина так же сильно, как и вторжение. Конечно, он должен остановить это!
Я не могу. Пути назад нет.
Борясь с сомнениями, Вендрэйк пробрался к офицерам.
— Хватит! — закричал он, отпихивая Катлера от комиссара. — Ради Провидения, хватит! Мы арканцы, а не порченные варпом звери!
Не как эти проклятые души в Троице!
Резко повернувшись к Хардину, Энсор зарычал и поднял саблю. Отпрянув при виде пылающих яростью глаз полковника, Вендрэйк все же не оставил раненого летийца. Капитан встретил взгляд командира, усилием воли заставляя безумца отступить. Тут же в поединок вмешалась более могучая воля, чем у кавалериста. Катлер покачнулся и скривился, борясь с захватчиком.
На этот раз Хардин обрадовался вмешательству северянки, но битва была нелегкая. Конфедерат видел, что женщина дрожит всем телом, пытаясь успокоить подопечного. Ведьма усилила хватку, и влага в воздухе замерзла, осыпавшись крохотными ледяными кристалликами. Только тогда сабля полковника с лязгом упала на берег, а сам он посмотрел на Вендрэйка шалыми глазами, словно очнувшись от кошмара.
— Семь Яростей для звезд… — пробормотал Катлер.
Беги!
Ведьма подстегнула разум капитана, заставив его отпрыгнуть в сторону, и в тот же миг рядом пронесся лазразряд, посланный снизу. Развернувшись, Хардин увидел, что искалеченный комиссар целится в него из лазпистолета.
— Император обви…
Мэйхен прервал летийца, безжалостно растоптав его.
— У меня так привычка появится, — со злостью заметил Джон.
Когда перестрелка закончилась, Жук почувствовал, что Оди Джойс оседает в его руках. Разведчик кивнул мистеру Рыбке, и они выпустили зеленого, после чего тот упал на колени и заревел, будто большой сломленный ребенок.
«А ведь так и есть», — подумал Клэйборн.
Впрочем, Оди уже вполне взрослый, и рано или поздно парня прикончат, если он не возьмется за ум. Джойс психанул, когда Катлер выпотрошил двинутого священника, — принялся орать про ересь и убийство. Держать его пришлось вдвоем.
— Славный денек! — крикнул Дикс. Жук скривился, поглядев на худощавого пустошника, который шкандыбал к ним с берега и ухмылялся, как идиот. — Сегодня, парни, я по-любому заслужил кусочек собственного Громового края!
Клэйборн сплюнул от презрения. Битва на самом деле была резней: пятьдесят человек против чуть ли не пяти сотен с девятью «Часовыми»! Летийцы и минуты не продержались. Жуку было ничуть не жаль кровожадных ублюдков, но участвовать в бойне он не хотел.
— Чё ты на меня так смотришь, полукровка? — прорычал Джейкоб.
— Я на тебя ваще никак не смотрю, Дикси. Ты никогда милашкой не был, а сейчас от тебя натурально блевать тянет.
С этими словами Клэйборн повернулся спиной к изуродованному пустошнику.
— Эй, куда пошел, полукровка! — выхватив нож, Дикс бросился на него, как Жук и ожидал. Крутнувшись на месте, разведчик пнул Джейкоба в рожу, и мерзавец, теряя равновесие, отступил на несколько шагов. Будь у пустошника нос, Клэйборн бы его точно сломал.
— Реально хочешь пройтись по Громовому краю, парень? — злобно кричал Жук, обрушивая на ошеломленного Джейкоба град ударов. — Тогда нужно покорячиться как следует. Кровью надо истечь ради своего Громового края, Дикси!
Остальные «Пылевые змеи» безразлично наблюдали за избиением, как бы избавляясь таким образом от ужаса и боли вчерашнего дня. Когда пустошник рухнул, разведчик немного выждал, а затем снова пнул его, увидев, что Джейкоб пытается встать. Потом Клэйборн было отвернулся, но тут же передумал и еще попинал Дикса на всякий случай. Заметив, что мистер Рыбка беспокойно смотрит на него огромными глазами, Жук неожиданно застыдился.
— Эй, не парься насчет этого, — произнес он. — У нас с Дикси много чего накопилось.
— Пути назад нет, — сказал как отрезал капитан Мэйхен.
— Но этот священник убил майора Уайта! — настаивал лейтенант Квинт. — Несомненно, если мы объясним, что произошло на самом деле…