— Будь я проклят, но не припоминаю, чтобы просил кого-то явиться, — разнесся по галерее голос, полный гнева и врожденной властности, — но кто-то пришел, так что я, должно быть, в самом деле проклятый или просто дурак набитый!
— Вы не дурак, полковник! — откликнулся Уайт. — И еще не прокляты, если мне позволено заметить.
Наступило молчание, а затем раздался смех, низкий и горький, с какими-то непонятными нотками, которые, впрочем, мало заинтересовали Элиаса.
— Тащи сюда свою тощую задницу, старина. Есть одна вещь, которую ты должен увидеть.
Теперь в голосе полковника сквозило искреннее веселье, и Уайт покачал головой, заранее уверенный, что не сможет подобрать нужные слова и переубедить командира.
Когда майор подошел к окну, ведьма отошла в сторону, скрывая лицо под темным сводом капюшона с чадрой. Энсор Катлер по-прежнему напряженно метался из стороны в сторону, от звезды к звезде, яростно сжимая и разжимая левую ладонь, не снимая правой с навершия сабли. На спине полковника висела широкополая шляпа, которая подскакивала в такт каждому шагу. Судя по черным пятнам на жакете из сыромятной кожи, он так и не почистил одежду после кошмара в каюте № 31, а на правой ноге виднелся глубокий порез от хлесткого удара шипастым щупальцем. Впрочем, Уайт знал, что бессмысленно советовать Катлеру показаться медику. В последнее время советовать что-то полковнику было тщетным. С некоторых пор он слушал только ведьму.
— Посмотри наружу, Элиас, — произнес командир, не сбиваясь с неистового ритма шагов.
Уставившийся в стекло майор увидел раскинувшуюся под кораблем серо-зеленую округлую громадину планеты. Она выглядела влажной и пятнистой, словно огромный гриб-дождевик. Нечистой.
У дуги горизонта, на той же высоте, что и транспортник, висел еще один звездолет — воинственного вида гигантский боевой корабль с тупым носом, с палубами, усеянными орудийными бронеколпаками и шипами датчиков. Броню гиганта покрывала мешанина шрамов, среди которых выделялась глубокая борозда в средней части корпуса, след удара, едва не рассекшего его надвое. Пробоину явно не ремонтировали, и Уайт подозревал, что любая попытка переместить корабль закончится катастрофой. Левиафан получил смертельную рану, и мир под ним станет его могилой. Если бы не огоньки, мерцавшие в бортовых иллюминаторах, Элиас решил бы, что звездолет уже мертв. Прищурившись, майор попытался разобрать выцветшее название.
— «Реквием по добродетели», — произнес Катлер, словно заглянув в мысли Уайта. — Чертовски странное имя для боевого корабля. — Внезапно полковник остановился и оценивающе окинул звездолет взглядом. — Я не доверяю ему, Элиас. А этой поганой планете я доверяю еще меньше.
Майор медлил, не зная, ждет ли Энсор какого-то ответа. Уайт всегда гордился умением читать в сердцах людей, но последние пару лет Катлер шаг за шагом становился все более переменчивым. Все началось с Троицы и ее колокола — клянусь Провидением, этот наполненный демонами город отбросил на Девятнадцатый длинную тень.
— Зебастейн. Эстевано. Кирхер. — Командир цедил слова, не особенно наслаждаясь ими.
— Не пойму, о чем вы, полковник…
— Еще одно имя, которому я не доверяю. Кирхер — имперский командующий Федры, наш лорд и господин до конца войны. — Катлер кивнул на корабль. — Типчик заправляет всем представлением, скрываясь в этом парящем гробу. Не пачкает свои скрипучие сапоги, только посылает хороших парней гоняться за плохими, дергает за ниточки и смотрит, как упадут кости. Называет себя «Небесным Маршалом», что бы, во имя Преисподних, это ни значило! Непонятно, откуда он — из армии? Флота? Может, вообще лакей Инквизиции… — Энсор покачал головой. — Я вообще ничему здесь не доверяю. Это старая война, Элиас. По сравнению с ней наше маленькое восстание кажется потасовкой на заднем дворе.
Разозлившись, Катлер всегда начинал растягивать слова, возвращаясь к ефсиманскому говору. Как и Уайт, полковник не заканчивал благородных академий, и это отличало их от большинства представителей арканского офицерства. Да, Энсор был патрицием, но его семья увязла по уши в долгах, поэтому юный Катлер присоединился к Пылевым Рейнджерам, жесткому, но эффективному кавалерийскому отряду. Пока остальные офицеры изучали теорию тактики и стратегии в Темпест-Пойнте, будущий полковник делал себе имя, участвуя в рейдах против диких зеленокожих в Пустошах.
Сыромятный жакет, который Катлер носил вместо уставного серого мундира, был наследием тех дней, и в его перевитой шнуровке остались клыки и костяшки пальцев чужаков. Когда Энсор наконец-то получил от Капитолия офицерский чин, на такое одеяние кое-кто стал посматривать косо. Однако же ефсиманец не собирался отказываться от жакета. Это была одна из тех вещей, которые делали Катлера самим собой и навлекали на него неприятности. Разумеется, в конце концов Старая гвардия подрезала Энсору крылышки: полковничьи звезды командир 19-го получил только после окончания войны, и начальство тут же сплавило его в космос.
— Мне это не нравится, Элиас. — Катлер неожиданно уставился на Уайта сверкающими глазами, злобно растягивая губы.
Взглянув на свирепое львиное лицо полковника, спутанную бороду и гриву волос, спадающую на плечи, майор почувствовал, что в этом обедневшем аристократе больше дикости, чем в любом северянине. Но больше всего Элиаса беспокоила белизна.
Катлеру еще не исполнилось пятидесяти, но его волосы были матово-белыми от макушки до кончика бороды. До Троицы на голове полковника не имелось ни единого седого волоска. Город очень многое изменил в Энсоре, но белизна стала самым явным напоминанием о случившемся. Уайт спросил себя, знает ли Катлер, что подчиненные прозвали его «Белой Вороной»? А если знает, то обращает ли на это внимание? С неожиданной уверенностью майор ощутил, что у всех них почти не осталось времени. Он должен был найти верные слова, чтобы достучаться до человека, некогда бывшего его другом. Он должен был узнать, что обнаружил Катлер внутри гниющего храма в сердце Троицы. Уайт очищал город бок о бок с полковником, но источник бедствия видели только сам Энсор, ведьма и ее страж. Только они узрели тогда колокол демонов.
Почему я позволил ему отговорить меня? Почему не настоял на том, чтобы зайти внутрь вместе с ним?
Но в глубине души, переполненной чувством вины, Элиас Уайт знал, что никогда бы не согласился войти в оскверненную церковь.
— Ублюдки обещали мне полную оперативную сводку после выхода на орбиту! — бушевал Катлер. — Информацию о кампании и дислокации войск, полевые карты, доклады разведки… Хоть какую-то Императором проклятую ориентировку! А прислали вот это! — Полковник ткнул пальцем в скомканный лист пергамента на полу. — Одну хренову страницу!
Уайт потянулся было за документом, но Катлер жестом остановил его.
— Не утруждайся. Скоро услышишь все, что там написано, но не жди откровений.
Внезапно нахмурившись, Энсор взглянул на ведьму и прищурил глаза. Женщина шептала в его разуме, и от глубокой интимности происходящего у майора по телу пошли мурашки.
Люди называли ее «леди Ворон», и, в отличие от несерьезного прозвища стража, это имя казалось уместным. Уайт нутром чуял, что ведьме нельзя доверять. Она была псайкером, мутантом, несшим в себе проклятие увеличенного психического потенциала. Это превратило северянку в живую, дышащую бомбу порчи замедленного действия. Да, женщина пережила испытания, которые отсеивали почти всех, кроме самых могучих созданий такого рода, и получила разрешение практиковать свое ремесло во имя Империума… Но ни в чем нельзя быть уверенным, имея дело с ведьмой. Элиас считал санкционированных псайкеров чудовищами с проставленным на них штампом «разрешено использовать». Как мог полковник открывать перед ней собственный разум? Не было ли крупицы правды в том, что шептали об этих двоих? Как и все северянки, женщина постоянно скрывала лицо, но ходили слухи, что она прекрасна.
— Энсор… — начал майор, сообразив, что почти целый год не обращался к товарищу по имени. Неожиданно он решил, что сможет найти верные слова. — Энсор, нам нужно поговорить о Троице. Как это существо в каюте номер тридцать один узнало…
Но прислушивавшийся к ведьме Катлер жестом приказал ему умолкнуть. Наконец полковник кивнул и выпрямился, приглаживая нечесаную бороду.
— Я должен привести себя в порядок, Элиас. Высадка на поверхность через несколько часов, а парни заслуживают лучшего зрелища, чем это. Увидимся на общем сборе, старина.
С этими словами Катлер зашагал прочь, сопровождаемый ведьмой и ее стражем. Оставшись один во тьме, Элиас Уайт понял, что снова утратил дар речи.
— Грят, Норлисс подхватил пустотную шизу и покромсал остальных, пока те спали. А потом принялся их жрать.
Клетус Модин со значительным видом облизнул губы. В танцующем свете запального пламени своего огнемета боец выглядел словно ощерившаяся горгулья. Впрочем, этот здоровяк с бочкообразной грудью при любом освещении казался не слишком симпатичным. Со своей уродливой физиономией и гребнем ярко-рыжих волос он смотрелся типичнейшим пустошником, и отделение «Пылевые змеи» было для Клетуса словно дом родной.
Сейчас они сидели в углу ангарного отсека, обсуждая разную хрень, как всегда делают солдаты перед развертыванием. По огромному помещению, гулкому, словно пещера, разбрелись по отделениям почти восемьсот конфедератов. Гвардейцы сидели вокруг своих фонарей, маленьких островков света в полумраке, — длинные узкие лампы аварийного освещения работали, но их слабое красное сияние было почему-то неуютнее полной темноты. После того, что случилось три дня назад в каюте № 31, все стали какими-то дергаными, хотя никто точно не знал, что именно произошло. Никто, кроме офицеров, но те помалкивали. Правда, Верн Лумис тоже видел случившееся своими глазами, но с тех пор парень мало что говорил.
— Слопал их? — Мордатый, как тыква, Горди Бун слушал с широко распахнутыми глазами.
— До косточек обглодал, — подтвердил Модин. — Полковник потом быстренько прикрыл там все. Взял огнемет и сжег все, чё осталось. Не хотел, чтоб мы, серобокие ребята, углядели, чё там натворил Норлисс.