— Что это такое, сэр? — спросил Эмброуз Темплтон, тихий и впечатлительный командир 4-й роты. Сейчас он внимательно смотрел на голограмму через толстые стекла круглых очков.
— Это, капитан Темплтон, тау, — ответил Катлер. — Смотрите на него долго и тщательно, потому что они — причина, по которой вас протащили через половину Галактики к этому комку грязи. Похоже, ксеносы завели тут себе маленькую высокомерную империю, а леди Федра находится как раз между Ними и Нами. Она — дешевая шлюха, но мы не можем позволить ей уйти, и то же самое верно для тау.
Белая Ворона издал низкий и грубый смешок.
— В целом субсекторе начнется полный бардак, если Федра падет. Я так думаю, что чужаки тоже это понимают.
— А что мы знаем про этих парней-тау, а, полковник? — прогрохотал Уайт.
— Мне сказали, что они без ума от пушек и техники, но не очень-то жаждут сталкиваться с врагом лицом к лицу. — Видя, что майор ждет продолжения, Катлер с сожалением покачал головой. — Это все, что у меня есть, Элиас.
— Их количество? Бронетанковые подразделения, поддержка с воздуха? — Уайт яростно хмурил кустистые брови.
— Знаю про повстанцев, что их целая планета и они называют себя «саатлаа». Как я понял, Федра была доимперской колонией, как и наша родина, но, в отличие от нас, саатлаа сидели на мели, когда их обнаружили. Какую бы цивилизацию они тут ни построили, ее давно уже нет.
— Дикари, — оскалился капитан Мэйхен. Командир 3-й роты был печально известен на Провидении ненавистью к варварским чужеземным племенам. — Мы пересекли половину Галактики, чтоб ей гореть в адском огне, и все не можем спастись от их вони!
— Вырожденцы, — поправил Катлер, — что не помешало им восстать против Империума, когда появились ксеносы. Я так понимаю, эти парни-тау похитрее, чем зеленокожие паразиты, с которыми мы имели дело на родине.
— Каков план действий, полковник? — снова Уайт.
— Нас вроде как высадят на палубу какого-то линкора типа «Посейдон», — Энсор фыркнул, — то есть на чертовски здоровую лодку. Это, парни, настоящий корабль из тех, что ходят по морям, а не летают среди звезд. Оттуда мы присоединимся к наступлению на цепь островов под названием «Долороза», это что-то типа оплота повстанцев…
— Как долго, полковник? — перебил его Хардин. — Скажите, как долго длится эта война?
— Вы проницательны как всегда, капитан Вендрэйк. — Катлер устало потер переносицу. — Как я и говорил, не буду врать. Джентльмены, Империум человека и Империя тау сражаются за Федру почти пятьдесят лет.
Наступило долгое молчание, в течение которого бойцы обдумывали услышанное. Затем послышалось бормотание, за которым последовали беспорядочные выкрики: конфедераты осознали свое положение. Оглушительный грохот выстрела из болт-пистолета заставил всех умолкнуть.
— Весьма обязан, Элиас. — Полковник благодарно кивнул ветерану, убиравшему оружие в кобуру.
Вендрэйк видел, что Катлер собирается с силами, мало-помалу очищая от пыли свой потускневший облик живой легенды. Было странным то, что он смотрит, казалось, им всем прямо в глаза, говоря с каждым солдатом как со старым, близким товарищем.
— Арканцы, я ждал от вас более достойного поведения…
Его прервала внезапно завывшая сирена. Включилось основное освещение, и полковник увидел ангарного старшину, который сигналил ему жестами. Пора было отправляться, но Энсор еще не закончил.
— Я ожидал лучшего! — закричал Катлер, перекрывая шум. — Того, что вы всегда давали мне, того, что вы должны дать мне сейчас. Сделайте это, и я вытащу вас из нынешнего бардака! А теперь вперед, и заставьте Провидение гордиться вами, арканцы!
Полковник знал, что бойцы не ответят ему радостными кличами, и не слишком корил их за это. Но, по крайней мере, конфедераты отправились на десантные суда, и сейчас он не мог просить их о большем.
ГЛАВА 2
На борту «Сизифа»,
линейного крейсера типа «Аргонавт»
Имперская разведгруппа обнаружила меня в долине реки Квалаквези, почти в сотне километров от верзантского форпоста на Топазе Долорозы. Капитан «Сизифа» рассказал, что я страдал от голода и лихорадки, постоянно бредил о святых призраках и нечестивых предателях. Еще он говорит, что при мне нашли изъеденный личинками обрубок правой руки, разложившийся настолько, что надежды на его восстановление не было.
Разумеется, я не бредил, но вслух об этом не упоминаю. Я вынес свою руку из Трясины, потому что не хотел оставлять Федре часть себя, но и в этом не признаюсь капитану. Точно так же он не знает, что мои призраки по-прежнему со мной, хотя я больше не страдаю ни от голода, ни от лихорадки. И уж конечно, я не говорю ему, насколько святы эти мертвецы. Капитан ничего из этого не поймет, a правду должны знать только мы с тобой.
Вместо этого я рассказал ему о предателях, сбежавших, но обреченных на смерть. Рассказал о падении Верзантских Конкистадоров и вторжении тау на Топаз Долорозы. О том, что шел по следу командующего Приход Зимы и не должен упустить его сейчас. О том, что я комиссар и он должен оказывать мне всяческое содействие.
Но капитан только обязался с Ломакс, верховным комиссаром Долорозской кампании и моей непосредственной начальницей. И она, разумеется, отозвала меня на базу «Антигона». Капитан сказал мне, что у Ломакс «возникли некоторые сомнения».
«Авель…» — прошептал глухой голос.
— Авель… — повторила она имя, соскользнувшее на ее язык из имматериума.
— Скъёлдис? — Белая Ворона, нетерпеливый и рассерженный, призывал покинуть Море Шепотов и вернуться к нему. Среди незрячего народа только он знал ее истинное имя. — Скъёлдис, приди в себя, женщина!
«Авель ищет…»
— …ищет Противовес, — закончила она.
Резко открыв глаза, женщина увидела склонившегося над ней Белую Ворону, который сердито хмурил брови. За плечом полковника стоял ее вералдур, смотревший на северянку с той особенной проницательностью, от которой ее всегда бросало в ледяную дрожь. Милость по-прежнему висела за спиной воина, но его правая рука лежала на рукояти, и страж мог выхватить топор за время, нужное для одного удара сердца.
Пришел мой час? Я отравлена?
Безучастно обратив мысленный взор внутрь себя, женщина изучала тайные охотничьи угодья души. Она внимательно осматривала клокочущие горные ущелья разочарований и переворачивала заостренные камни отчаяния в поисках следов порчи. Северянка не ощутила яда в том, кто называл себя Авелем, но змеи бывали очень ковар…
— Ворон!
Это оскорбление заставило ее вернуться в аннату, окутанный тенями лабиринт, который незрячие называли «реальностью». Здесь женщина лежала на холодном мраморном полу под ледяным светом звезд.
— Успокойся, Белая Ворона. — Голос северянки охрип от напряженного творения вюрда. — Во мне нет яда.
Полковник немного расслабился, но его серые, как грозовое облако, глаза по-прежнему всматривались в лицо Скъёлдис.
Мое лицо! Оно открыто звездам!
Чадра исчезла, и женщина осталась беззащитной перед духовными змеями, ждущими среди звезд. Рассмотрев лицо северянки, они смогли бы изменить себя, превратиться в отражение ее души и просочиться внутрь нее. Все инстинкты Скъёлдис кричали, возмущенные подобным насилием, и она потянулась к капюшону, но Белая Ворона сжал ей запястье.
— Кто такой Авель, Семь Преисподних его побери? — требовательно спросил полковник.
До этого Катлер видел лицо женщины только в тусклом свете масляной лампы. Озаренное сиянием звезд, оно вновь поразило конфедерата загадочной совокупностью черт. Скъёлдис определенно не соответствовала ни одному из общепринятых стандартов красоты. Ее кожа напоминала поблекший пергамент, туго натянутый на слишком узкий череп, из-за чего на лице выделялись острые, будто резные, скулы, и оно приобрело то хрупкое выражение, какое бывает у голодающих. Тонкие узоры татуировок, начинавшихся у висков, окружали ярко-зеленые глаза северянки и сходились под углом у изгиба бескровных губ.
Заметив, что полковник не отводит от нее взгляда, Скъёлдис вырвала руку и натянула капюшон, скрывая лицо в тени… и от теней.
— Ты поклялся мне, что не прикоснешься к чадре. Белая Ворона. — Северянка пристально и осуждающе смотрела на конфедерата, который побледнел от ее злобного тона.
— И я держу клятву, — ответил Катлер. — Ты сама ее сдернула, женщина.
Изумленно распахнув глаза, она взглянула на вералдура. Гигант кивнул, и в его плоских глазах мелькнуло эхо внутренней боли. Скъёлдис поняла, что полковник сказал правду: пока страж дышал, он никому не позволил бы коснуться чадры. Даже Белой Вороне.
«Что со мной случилось? — подумала северянка, узнав мрачные своды обзорной галереи. Женщина встала на ноги, и окаймленное мрамором окно в пустоту привлекло ее взгляд, словно маяк. — Действительно ли это окно… или зеркало?»
— Что происходит, Скъёлдис? — спросил Катлер более мягким тоном, но ей не нужно было касаться разума полковника, чтобы ощутить его сомнения. Они терзали северянку, словно боль предательства.
— Я не поддалась порче, — произнесла женщина, используя слово, которым в Империуме называли отравление души. — Тебе этого недостаточно, Белая Ворона?
— Нет, недостаточно, — усталым голосом ответил полковник. Подобрав с пола отброшенную чадру, он присоединился к северянке у окна. — Даже твоего слова, Скъёлдис, совершенно недостаточно.
— Ты, должно быть, хотел сказать — особенно моего, — с горечью промолвила она, забирая покров. Если духовные змеи следили за женщиной, то чадра уже ничем бы не помогла, но она была неотъемлемой частью личности Скъёлдис. Более верным другом, чем ее собственное лицо.
Потому что мое лицо — открытая рана, под которой лежит душа…
Катлер молча наблюдал за ведьмой, вновь прячущейся под чадрой. Приступ вюрда овладел северянкой в ангарном отсеке, сразу же после отбытия второго десантного судна. Полковник болтал о чем-то с Уайтом, когда она начала стонать. Ощутив внезапное напряжение в воздухе, Энсор глянул в сторону Скъёлдис и увидел, что женщина уходит прочь в сопровождении своего цепного пса. Это вывело майора из себя, но Катлер не дал ему устроить сцену, приказав заткнуться и отправляться на Федру. Полковник до сих пор чувствовал себя виноватым, вспоминая, с какой обидой посмотрел на него Элиас.