ебя. – Главное – заставить жюри пустить слезу».
Кусыль придумала танец к песне. Мне стало понятно, почему она платно выучилась на танцовщицу, но стала риелтором. Он был заурядным, с такими выступали малыши из начальной школы на утренниках. Нужно было высоко поднять руки и крутить кистями. За время исполнения одной песни пришлось выполнить это движение не менее десятка раз. А еще нужно было упереть руки в бока и кланяться влево-вправо, как неваляшка. Потом мы с ней брались за руки и кружились на месте. Каждое движение в этом танце было невыносимо примитивным.
– Так вот оно какое, это ваше образование, – ядовито подколол Мёнсик.
– Как мы назовем команду? – Кусыль сделала вид, что не заметила сарказма.
– Я тоже подумал о том, что нашей команде нужно дать название. Наверное, телепатия. Как насчет «Два брата и две сестры»?
– «Два брата и две сестры»? Мы же не родственники. – Название команды, предложенное Мёнсиком, не очень-то понравилось танцовщице.
– Вроде бы неплохое, – примирительно сказала Дохи.
Тут Кусыль неожиданно легко согласилась.
– А ты что скажешь? – обратился ко мне Мёнсик.
– Мне все равно.
– Что значит «все равно»? Нравится или не нравится? У тебя что, совсем нет своего мнения? – Мёнсик опять распсиховался. – Эх, что с тебя взять, ты же такой бесхребетный, что даже умер по ошибке.
Моя смерть не имеет никакого отношения к бесхребетности!
– Так, значит, вы верите, что моя смерть – ошибка? – Невольно обрадовался я, позабыв обо всем остальном.
– Верю я тебе или нет – не имеет никакого значения. Важно, что не верит тебе Мачон, или как его там. Ну ладно, будем считать, что название выбрали. «Два брата и две сестры»! Какое славное название! Вам не кажется, что оно связывает нас прочными узами? Такими, которые сближают в самых трудных и безвыходных ситуациях. Давайте простим друг друга, если обидели чем или задели необдуманным словом, и сохраним нашу дружбу на том свете, – произнес Мёнсик со значением.
Череда неудач
В шестом туре участвовали все, кроме Чжиндо. Все прослушивания были серьезны и убедительны. Тем не менее после окончания каждого выступления Мачон сообщал о провале.
– Приглашаем команду «Два брата и две сестры».
Бам-бам-бам! Под звуки барабана Дохи начала читать рэп.
Когда-нибудь придется нам встать на этот путь.
Ухабистый и трудный, ну что же, ну и пусть.
Не подавая виду, мы стерпим все невзгоды,
Ведь мы профессионалы от природы.
Когда-нибудь придется нам встать на этот путь.
Друзья могут смениться, ну что же, ну и пусть.
Не подавая виду, мы примем перемены,
Ведь мы профессионалы, которые бесценны.
И снова рэп в исполнении Дохи звучал так, словно мы легко и непринужденно переходим горный перевал. Не было ни встающих на пути скал, ни цепляющейся за ноги травы.
Мы профессионалы, профессионалы…
Я добросовестно дергался под рэп моей подружки, пританцовывая и наслаждаясь словами песни. И как я раньше не понимал, что в ней такие обалденные слова. Все закончилось под звуки барабана. Бам-бам-бам!
– Провал! – прозвучал невозмутимый голос Мачона.
– Чего вы от нас хотите? Ну скажите, что нам нужно сделать, чтобы пройти отбор? – настойчиво допытывался у него Мёнсик. Но вскоре, осознав свое бессилие, вернулся на место.
– Что-то ваша коллективная стратегия не сработала, – позлорадствовал Сучжон.
– Давайте откажемся от этой затеи. Я уверен, он просто мстит нам за то, что мы не дожили до конца отпущенного нам времени. Не стоит больше плясать под его дудку. Представляю, как он радуется в душе, наблюдая за нами, – раздался чей-то сердитый голос.
– Я тоже так думаю. Все бесполезно. Мачон – дьявол под личиной ангела, якобы желающего нам помочь, – со вздохом разочарования отозвался кто-то.
Атмосфера стала гнетущей, и, словно желая соответствовать ей, начал медленно сгущаться черный туман. Путники, заметив его, содрогнулись от ужаса и непроизвольно съежились.
Новое наступление холода было несравнимо с предыдущими. Каждый волосок встал дыбом и заледенел. А тело промерзло до такой степени, что казалось, расколется на мелкие кусочки от легкого щелчка. Одновременно оно стало таким чувствительным, что ощущалась каждая отдельная его клеточка, в которую пробирался колючий мороз.
– Боже, как я хочу сдохнуть, – простонала Дохи.
– Это невозможно. Ты уже умерла, – напомнил я ей.
– Думаешь, я не знаю? Ты что, даже утешить не можешь? Так лучше бы молчал.
Я хотел возразить, что всего лишь назвал вещи своими именами, не надо принимать меняза тряпку и нечего на мне срывать зло, но решил не тратить силы. Они пригодятся нам в противостоянии с этой леденящей стужей.
Из завесы черного тумана раздался надрывный плач. Я подумал, что тоже должен плакать вместе со всеми, но не смог. Почему же у меня не получается? Мне хотелось глубоко вздохнуть и тихо заплакать. Голос, поднявшись из груди, прерывался, едва дойдя до горла. Я никак не мог понять причину такого феномена.
Мне вспомнился фильм «Печальный дух, плачущий в горном домике». Это фильм о неприкаянных обиженных душах. Я смотрел его жаркой летней ночью под одеялом, но за все время, что он шел, так и не смог им посочувствовать. Не было возможности вникнуть в их ситуации. Ведь едва мой страх затихал, как они начинали, словно издеваясь, чрезмерно рыдать и жаловаться. После просмотра у меня не осталось никаких особых впечатлений, я помнил только их назойливый плач. Впоследствии мне попалась на глаза статья какого-то кинокритика, который заострял внимание на историях несчастных душ и сочувствовал им. Но в целом, если довериться его мнению, фильм был провальным. Но про-стите, ведь кино снимают для зрителей, а не для критиков. Если фильм задуман, чтобы вызвать сочувствие к обиженным героям, то нужно было сократить время звучания плача, который мешал сосредоточиться на сюжете. И только сейчас я понял, что проблема была не в озвучке. В то время у меня не было желания или необходимости вникнуть в жизненные истории несправедливо обиженных душ, вот почему я не находил в себе сочувствия к ним. Так, может быть, сейчас я не могу выдавить из себя слезы, потому что чем-то отличаюсь от моих товарищей по несчастью? В противном случае почему я не могу выжать и слезинку, когда все вокруг ревут?
– Ы-ы-ы… – простонала Дохи в завершение сдавленных глухих рыданий.
Ее ничем не защищенные голые ноги покраснели от холода. Вскоре они покроются синими пятнами. Я не мог спокойно смотреть на это.
– Эх, мать твою…
У меня самого нещадно мерзли ноги, и было до смерти обидно одалживать ей свои носки. Но я ненавидел сам себя за то, что не могу преодолеть жалость к ней, именно поэтому машинально выругался.
Дохи равнодушно смотрела на протянутые мною носки. Не берет, потому что брезгует? Опасается запаха? Не хочешь – не надо, подумал я и уже собирался надеть носки обратно, но она выхватила их у меня из рук.
– Хочешь дать, так отдай великодушно. Какого черта ругаться?
Я смотрел, как подруга, которую в школе я мог видеть только на расстоянии, натягивает мои носки. Дохи всегда казалась такой крутой и недосягаемой. Стоило ей выложить в фан-клубе пост с обращением «Дорогие фанаты», как под ним появлялась такая туча репостов, перегрузивших сайт, что невозможно было даже что-то написать. Если однокашники узнают, что она надела мои носки, что они скажут? Наверняка высохнут от зависти, а кто-то, может, сдохнет от ревности.
– Ты чего уставился? Никогда не видел, как носки надевают? – недовольно фыркнула она.
Я хотел спросить, что она имеет против меня, но сдержался. Видимо, ей было стыдно и унизительно надевать носки такого ничем не примечательного парня, как я. Ну что ж, придется мне великодушно стерпеть это.
В этот миг из густого черного тумана высунулась чья-то рука и схватила меня. Не успел я позвать на помощь, как она потянула меня за собой.
Не помню, сколько мы шли в черном тумане, когда наконец рука отпустила меня среди огромных валунов, скрывающих нас от посторонних взглядов. Кто-то тихим, но твердым шепотом потребовал, чтобы я не вздумал кричать.
– Нам нужно быстро поговорить, пока не рассеялся туман. Так что слушай меня. Но сначала пообещай, что никому не расскажешь о том, что сейчас услышишь, – торопливо сообщил голос.
Словно одеревенев от холода и страха, я не мог произнести ни слова.
– Ты ведь обещаешь? Я узнал очень важную тайну, – продолжал голос, который показался мне смутно знакомым, но я не мог вспомнить, кому он принадлежит. При слове «тайна» во мне проснулось любопытство:
– Обещаю.
– Хорошо. Ты можешь спасти всех нас! Я хочу сказать, в твоих силах вывести нас отсюда!
Что за бред? О чем он?
– Может, вы меня с кем-то путаете? Ну да, в таком плотном тумане вполне можноошибиться. Меня зовут Ильхо. Я тот самый школьник, который крутится возле Дохи, рэперши. Ну, тот, который дергался в такт музыке во время выступления команды «Два брата и две сестры».
– Я знаю. Ты парень, который утверждает, что упал с крыши, пытаясь спасти свою подругу Дохи. Тот самый Ильхо.
– Так и было на самом деле.
– Я знаю, что это правда. Вот почему я привел тебя сюда под покровом черного тумана. Чтобы поговорить втайне от всех, – интригующим тоном произнес неизвестный.
В это время плотная черная завеса начала рассеиваться, постепенно все быстрее. Передо мной никого не было. Я стоял в одиночестве, отдалившись от своих попутчиков метров на сто.
– Чей же это голос? Вроде такой знакомый… – Обхватив голову руками, я попытался сосредоточиться. – Кто бы это мог быть? Откуда ему известно, что меня несправедливо обвиняют? Почему он вызвал меня на разговор втайне от всех? Как я могу спасти своих попутчиков?