— Брось, это они меня любят!
— Ну, не без этого, конечно… Вот не могу я понять, ну почему этим… недоучкам так хочется мирового господства? — Она фыркнула, как кошка. — Что им, от власти над миром радости прибавится? Знаешь, когда я нашла способ, как снять с женщины давнее тяжелейшее проклятие, вот это было счастье! Я победила, понимаешь?
— Понимаю, — пожала я плечами. — Примерно то же ощущение у меня было, когда мы выдернули Брашера из зеркала.
— Кстати, и как он?
— Ты о чем?
— Дорогая, ты знаешь, о чем я! — Мари отпила кофе, и сливки нарисовали белые усы на ее смуглой верхней губе. — Думаю, за столетия, что твой Брашер был заперт, вдали от мира, у него накопилось немало… э-э-э… энергии, чтобы поделиться ею с интересной женщиной!
Вот же кошка!
— Даже не хочу это обсуждать, — сурово ответила я, покосилась на нее и рассмеялась. — Все отлично, более чем! Но обсуждать это я действительно не буду. Лучше давай зайдем ко мне в номер, и я тебя кое с кем познакомлю.
— Хм, ну… хорошо, пускай будет так. Только отправим покупки и зайдем пообедать. Раз уж мы с тобой в кои-то веки разговариваем без эксцессов, я тебя накормлю лучшей в мире каджунской кухней.
Хозяина ресторанчика «У папаши Джимми» звали, вот неожиданность, Джимми Хатчинсом, и был он необъятен брюхом, огромен ввысь и вширь, и татуирован местами до полной синевы. Судя по тому, что видимые татуировки относились преимущественно к морской тематике, в прошлом папаша Джимми бороздил моря и океаны, а, постарев, бросил якорь в небольшом переулочке, в двух шагах от Большого Рынка.
— Мадам! — взревел Джимми, увидев мою спутницу, и выскочил из-за кассы. — Счастлив видеть вас, мадам! Желаете отдельный кабинет?
— Нет, пожалуй, лучше столик на верхней веранде. Сегодня не так уж жарко, — пояснила мне Мари, — а с верхней веранды будет отлично видно центральную часть Рынка. Через полчаса там должен пройти парад, ну, и джаз, конечно, будет.
— Парад? Военный? — немало удивилась я.
— Нет, конечно! Все увидишь сама. Потерпи.
Никакого меню нам не приносили. Мадам Лаво подперла ладонями подбородок, посмотрела на папашу Джимми, который стоял у нашего с ней столика, и сказала:
— Джимми, это Лавиния, моя подруга из Лютеции.
— Очень приятно, мадам, — прогудел хозяин.
— Джимми, ты же понимаешь, Лютеция — столица мировой кулинарии. Разве мы можем допустить, чтобы дама, приехавшая оттуда, осталась недовольна кухней Нувель-Орлеана? Поэтому, прошу тебя, подумай хорошенько, что Пьеру и Полю сегодня особенно удалось, и принеси нам всего этого по чуть-чуть.
— Как прикажете, мадам, — спокойно ответил Джимми, и я высоко оценила его уверенность в собственных поварах.
Верхняя веранда была затенена полосатым тентом и плетями цветущих бугенвиллей; от недалекой реки тянуло ветерком, и сидеть здесь было приятно.
— Я подумала над твоим вопросом, Лавиния, — повернулась ко мне Мари. — Полагаю, я смогу подобрать несколько техник, которые тебе пригодятся, и, разумеется, научу тебя им. Сама поехать с тобой не смогу, извини — ты понимаешь, в создание этой Школы я вложила, тьма знает, сколько сил, денег и души.
— Понимаю, — я кивнула. — Я и не рассчитывала на твое непосредственное участие. Хотя жаль, было бы интересно.
— Мне тоже жаль… Как глупо мы с тобой потратили две сотни лет на вражду!
Мы обе помолчали, потом мадам Лаво продолжила:
— Но, ты же понимаешь, все не просто так. Про бесплатный сыр ты в курсе…
— Могу поделиться орочьими ментальными практиками, — без промедления ответила я. — Две недели назад я еще была в Степи.
— Годится. Но не только со мной, ты приедешь сюда на один семестр, чтобы прочесть в Школе курс по менталу.
— Первокурсникам? Не смеши наши новые туфли!
— Третьему курсу боевиков и вуду, годится?
Разговор все больше походил на дуэль на шпагах. Укол, еще укол!
— Третий курс, — прикинула я. — То есть, через два года? Пойдет. Ну, если жива буду…
— Куда ты денешься… О, а вот и еда!
Что ж, экспертом в области кулинарии я не являюсь, просто люблю поесть. Но должна признать, креольская кухня меня впечатлила, наверное, навсегда. За запеченными устрицами и салатом из арбуза с копченым сыром последовали мясные шарики boudin из говядины и утки с маринованными огурчиками и ароматной и острой креольской горчицей, которые, в свою очередь, сменились гамбо. За гамбо нам принесли спаржу с хрустящими свиными ушками и жареными креветками. От джамбалайи я вынуждена была отказаться, а на карамельный пирог с орехами пекан только посмотрела с грустью.
Тем временем, где-то между boudin и гамбо, пестрое многолюдье, заполнявшее Рынок, начало двигаться осмысленно и целенаправленно. Откуда-то среди этой толпы появились трое чрезвычайно пестро одетых персонажей на ходулях, увитых развевающимися лентами, и ловко раздвинули людскую массу, освобождая широкий проход. Вдалеке уже гремела музыка, взрывались литавры и пел хрипло саксофон. Толпа еще раздалась, и в проход въехала первая платформа, запряженная светло-гнедыми могучими лошадьми. На платформе среди цветов и корзин с фруктами стояли маски в перьях, лентах, фантастически расшитых костюмах трех цветов — фиолетового, зеленого и золотого, и бросали вокруг длинные нити бус, блестящие монетки и еще какие-то мелкие предметы. За первой платформой пошла вторая, потом еще и еще, длинные фиолетовые плащи сменялись зелеными шортами, музыка гремела, пахло цветами, вином и жареным мясом. Платформа с оркестром остановилась прямо под нашим балконом. Саксофоны нестерпимо сверкали в солнечных лучах, выводя звенящие и ликующие ноты, сменяемые почти человеческим бормотанием. Пианист — да-да, на платформу был взгроможден настоящий рояль, белый, конечно — так вот, пианист сыграл арпеджио по всей клавиатуре снизу вверх, а потом сверху вниз. Бухнул большой барабан. Тут дирижер, громадный, словно орк, чернокожий в расшитом блестками зеленом фраке просигналил палочкой, оркестр разом смолк и дружно встал. Дирижер повернулся к нам, широко раскинул руки и низко поклонился мадам Лаво. Она вытащила белую розу из букета, стоявшего на столе, и бросила ему.
Тут я поняла, что уже довольно давно задерживаю дыхание.
— Что это было? — спросила я, когда оркестр, со всей душой наяривая When Buddha Smiles, двинулся дальше, уводя за собой следующие платформы и веселящуюся толпу.
— Эти люди хотели показать, что они меня уважают, — нежно улыбнулась Мари. — Нелюди, впрочем, тоже, первой скрипкой у них дроу, представь себе.
— Здорово! — искренне восхитилась я. Конечно, я знала, что Мари Лаво считается некоронованной королевой вуду в Луизиане, но одно дело знать, другое — увидеть своими глазами.
Мы отказались от кофе и пончиков, и неторопливо пошли по бульвару к моему отелю. Интересно будет посмотреть на знакомство Жиля и Мари…
Глава 36
Я провела в Нувель-Орлеане еще четыре дня, и дни эти были весьма насыщенными. Каждое утро начиналось с изучения магических ритуалов вуду, способов привлечения духов Лоа, их имен, примет и так сказать, сфер ответственности. Понятно, что менее всего меня интересовал вопрос создания пресловутых кукол, этот уровень — для людей, лишенных магических способностей. Мне же, прежде всего, нужно будет отследить моих противников, понять, чем они способны воспользоваться и как этому противодействовать. И я не собиралась отказываться ни от одного из доступных мне путей!
У меня создалось впечатление, что Мари еще и немножко отрабатывала на мне методики преподавания, против чего я нимало не возражала. Пока от меня не требуют написания курсовых работ или сдачи экзаменов, я готова даже послужить учебным пособием!
Неожиданно сложным вопросом для Школы оказалась библиотека. То есть, понятно, что учебников, методичек, пособий и прочей необходимой макулатуры было вполне достаточно. Мы с Мари, сопровождаемые мэтром Сансоном, бросили взгляд на общедоступное хранилище и внимательно осмотрели хранилище закрытое, где были справочники по боевым заклинаниям и прочая, не менее опасная литература. Я изучила защитные заклинания на двери закрытого хранилища и сказала, повернувшись к ректору:
— Знаешь, от студентов нужно ждать любой подлости. Поэтому я бы добавила к защите кое-что из моих личных разработок. Я тебе напишу формулы и рисунок плетения сегодня вечером.
— Спасибо, — кивнул он. — Третье хранилище смотреть пойдете?
— А что там у тебя?
— Да то, что, в принципе, лучше бы сжечь, да рука не поднимается… Ну, например, страницы из дневника Герберта Аурильякского. Письма Родрига Железнобокого его третьей жене…
— Это которой, Гертруде де Мельи? — перебила его мадам Лаво. — Да уж, представляю себе их переписку, самый жестокий из известных королей и мощная черная ведьма. Бр-р-р, ну и парочка. Вот эту переписку я бы определенно сожгла!
— А я бы не стала, — возразила я. — Неизвестно, какие неприятные эффекты это бы повлекло за собой, некоторые ведьминские чары не выдыхаются и за тысячу лет.
— Тоже верно, — согласилась она. — Смотреть не пойдем. И так понятно, что вход в то хранилище нужно зачаровывать дополнительно. Я тоже добавлю пару замков. Слушай, а кто ж у тебя в такое хранилище будет иметь доступ?
— Ну, я сам, деканы, некоторые из старших преподавателей. Глава магического совета Луизианы. Да и хватит, наверное?
— Минуточку, а хранитель?
— Хранитель? Вот тьма, об этом я не подумал. Библиотекари у нас без магии, только с Даром…
— С каким? — заинтересовалась я.
— Девушка, Матильда О'Лири — полугномка, она может, взяв в руки книгу, определить, не испорчена ли она. Ну, то есть, не вырваны ли страницы, или там надписи какие-то… Сама понимаешь. Для учебного заведения это талант весьма полезный.
— Полезный, но недостаточный для библиотеки магической Школы… — покачала головой Мари. — А второй?
— Второй библиотекарь чистокровный человек, но его отцом был вакау, то есть, шаман, говорящий с духами одного небольшого племени краснокожих. Канниви, так его зовут, находит любую книгу по содержанию, имени автора или внешним приметам.