Ну что сказать… Это был Указ, подписанный канцлером Союза, о награждении лейтенант-коммандера Арнуа орденом Доблести первой степени с досрочным присвоением звания коммандера. Я подняла глаза на мать Филиппу, та усмехнулась:
— Да-да, Луиза Арнуа — мое имя до пострижения. А в отставку из Службы магической безопасности я ушла в чине коммодора. И получено вот это все, — она указала на бумагу в моих руках, — именно за поиск Адельстана, его поимку и предоставление полного спектра доказательств.
— Вот это да… А почему флотские звания? — почему-то спросила я.
— Почему-то именно так принято было в Службе с самого начала. Может, оттого, что Морское бюро довольно долго всерьез с нами конкурировало… Ладно, это дела прошлые. — Она встряхнула головой, забрала у меня документ, вновь сложила все в жестянку от конфет и засунула за книги.
— Мать Филиппа, но почему ж это не в сейфе?
— Потому что это личное, то, чего не положено иметь монахине. То, от чего я должна была отречься, и не сумела. Неважно. В любом случае, как ты понимаешь, на этом кабинете такая защита, что сюда муха без моего позволения не влетит. Вернемся к дневникам и прочему. Письмо, как я понимаю, адресовано кому-то в Службе?
— Да, госпоже Редфилд. — кивнула я.
— Хм… Неплохой выбор. С одной стороны, она отличный полевой следователь и сильный маг, с другой — никакого официального поста не занимает, и может себе позволить до поры до времени работать в свободном режиме. И, конечно, менталист она сильный…
— Мать Филиппа, это довольно странно, но я знакома с госпожой Редфилд. Мы встретились на корабле, когда я плыла из Бостона к родителям. Она даже остановилась у нас, пока была в Христиании.
— Никогда не знаешь, куда ведет тебя тропинка, и когда она превратится в широкую дорогу, — непонятно сказала монахиня. — Хорошо. Я не буду пока вмешиваться, но держи меня в курсе. Я надеюсь, ты понимаешь, что ты в данном случае не ловчий сокол, а почтовый голубь?
— Конечно, — ответила я. — У меня нет желания бессмысленно подставляться под неприятности, но помочь я хочу и готова. Ну, например, прочитаю дневники и заложу все страницы с записями касательно Адельстана.
— Разумно. Ты что-то еще хотела спросить?
— Да, мать Филиппа. Я хотела попросить вас рассказать мне как можно подробнее о том, как погибла сестра Урсула. Нет-нет, подождите. Дайте, я договорю, пожалуйста. Год назад я получила письмо, где сообщалось, что во время прогулки сестра Урсула поранилась, и началось заражение крови, которое не смогли вылечить. Письмо было подписано вами, но написано, по-моему, кем-то другим. Я хотела бы узнать все подробности, потому что там, в записи, ни о какой прогулке нет и речи, вы заметили? Сестра Урсула говорит: «Я ухожу на встречу с незнакомцем, пообещавшим мне подлинные записки Адельстана Кровавого, и информацию о его потомке и наследнике».
— Да, я заметила, — настоятельница надела очки для чтения, покопалась в ящике стола и протянула мне картонную папку с короткой надписью на обложке «Урсула». — Письмо тебе отправляла сестра Клара, и она изложила официальную версию. Чтобы понять, насколько эта версия соответствует действительности, просмотри эти документы, только читай здесь, не вынося из кабинета.
Я открыла папку. Сверху лежал карандашный рисунок — сестра Урсула, улыбается. Отложив рисунок в сторону, я пролистала остальное: свидетельство о смерти, копия отчета следователя местной магбезопасности, копия отчета мага-медика. Последним в папке лежал листок из блокнота, на котором четким почерком покойной монахини было написано: «Ушла на встречу. Луиза, это по тому вопросу, о котором мы говорили. Возможно, вернусь с новостями».
Маг-медик отмечал, что к моменту, когда он осмотрел больную, можно было уже говорить о септическом шоке, развившемся необыкновенно быстро. Сделать ему ничего не удалось, несмотря на применение самых серьезных методов. Перечисление примененных препаратов и заклинаний ничего мне не сказало, с медициной у меня совсем плохо. Надо будет, кстати, подтянуть.
Следователь описывал, со слов монахинь, что сестра Урсула вернулась из Блоне к чаю, сослалась на плохое самочувствие и ушла в часовню. Там ее и нашли через час, когда сестры собрались на молитву. Сестра Урсула была уже без сознания, с лихорадкой и чрезвычайно высокой температурой, и в себя больше не приходила.
Я подняла глаза на настоятельницу. Та оторвалась от монитора и спросила:
— Понимаешь?
— Такое впечатление, что Урсулу убили, — ответила я медленно. — Убили магически, неизвестным способом… Ну, ладно. Мне он неизвестен, я просто артефактор. Но вы, мать Филиппа?..
— Ты права, я много знаю о том, как лишить кого-нибудь жизни. И кое-что из этого мне доводилось применять. Но как именно была убита Урсула, я не знаю до сих пор. — Она покрутила в пальцах карандаш. — Урсула и сама была довольно сильным магом. Я знаю, что она была настороже. И тем не менее…
— Вы можете сделать копии с этих документов, я их тоже передам госпоже Редфилд? И… с этого рисунка тоже. Пожалуйста. Для меня…
— Хорошо. Я отдам все это тебе перед отъездом. А сейчас иди, Александра, меня ждет отчет сестры-хозяйки о расходовании средств.
Глава 20
Леонард захлопнул последнюю из прочитанных им тетрадей и со вздохом откинулся на спинку кресла.
— У меня — ни слова о каких-либо наследниках, Адельстане, вообще темной магии.
— Угу, — ответила я, продолжая читать свою часть. — А у меня есть, вот послушай: «Странный разговор я сегодня услышала во время благотворительной язмарки, когда пошла в кладовую за коробкой с джемом. Стыдно подслушивать, конечно, но я невольно остановилась в густой тени и прислушалась. И, мне кажется, не зря. Разговаривала явно светская дама, это было понятно по выговору и лексике, и мужчина, без особого образования. Голос дамы я никогда не слышала, а вот голос мужчины мне явно знаком. Говорили они о цене неких бумаг, и мужчина явственно произнес имя Адельстан. Не думаю, чтобы в последние триста лет хоть одного ребенка назвали бы этим именем, после той бойни, что устроил проклятый кровавый маг в Медиолануме и в Праге».
— А дальше? — жадно спросил Лео.
— Дальше я пока не прочла, сейчас передохнут глаза чуть-чуть, и продолжим. Хочешь, читай пока ты, — я протянула ему тетрадь.
Он помедлил, но покачал головой.
— Я тоже устал. Да и собираться пора, как ты договорилась с госпожой Редфилд?
— Она откроет нам портал в Лютецию в семь вечера.
— Вообще-то, уже половина шестого, — неторопливо сказал Джон. — А у тебя чемодан распахнул пасть, как голодный бегемот. Укладываться будешь?
— Вот почему ты такой ехидный, а? — я вздохнула и пошла в свою спальню, укладывать вещи.
Поскольку путешествовали мы, так сказать, инкогнито — мой принц снова под личиной и именем Джона Уотербери, Лео как Леонард Пембрук — остановились в обычной гостинице средней руки. Собственно, других в Блоне и не было, если ученицу школы Le Rosey, так они приходили порталом… Комнаты были совсем маленькие, но очень чистые, с веселыми занавесками в желтую и белую клетку. Окна моей выходили в сад с яблонями и розовыми кустами, а у Джона — на вымощенную булыжником городскую площадь, где стояли все главные городские здания: магистрат, отель, таверна и церковь. Оба молодых человека первым делом пожаловались мне на то, что колокола церкви отбивают каждую четверть часа, днем и ночью…
Чемодан был уложен очень быстро, я его, собственно, почти и не распаковывала — что там мне могло понадобиться, чтобы переночевать в монастыре, только пижама да зубная щетка. До портала оставалось еще время, почти час, и Джон попросил принести нам чаю и местных конфет, разумеется, знаменитого пралине от мадам Жюстины.
Я надкусила конфету с ромом и довольно зажмурилась. Тут-то и настиг меня вопрос, от которого я чуть не поперхнулась ромом:
— Слушай, я вот чего не понимаю — какой может быть благотворительный базар в монастырской школе для девочек в такой, прости, дыре? Что здесь можно продать? Варенье? И сколько заработать?
Я доела конфету, запила чаем, отряхнула руки от крошек и только тогда ответила:
— Скажи мне, милый друг, ты вот где учился?
— Тебе про все рассказать, начиная со школы? — несколько удивленно переспросил Джон.
— Да, пожалуйста.
Лео насмешливо фыркнул, но ничего не сказал.
— Начальная и средняя школа в Христиании, потом Итон. Потом я год отслужил в армии, закончил Сорбонну по океанологии. А потом еще два года учился в Сэндхерсте, лейтенант королевских воздушных сил. А что, собственно?
— Погоди, все объясню. А твой младший брат, Хокон? Ему же пятнадцать, он еще учится?
— Ну да, — Джон пожал плечами. — Его отправили в La Garenne, в Провенс.
— Вот именно, — кивнула я. — Небольшая школа в тихом местечке. Со мной в одном классе учились три младших принцессы из разных королевств, пять дочерей высших дипломатов и три дочери глав крупных корпораций.
— Ты хочешь сказать…
— Да, дорогой, я хочу сказать, что твой брат к моменту окончания школы будет знаком близко и дружески с половиной семейств высшего света Союза королевств. А потом, когда-нибудь, ты станешь королем, а Хокон — твоим советником…
Мой принц задумчиво покивал и попытался отпить чаю из пустой чашки.
В ожидании портала я продолжала листать дневник сестры Урсулы за последние несколько месяцев ее жизни и отмечала цветными закладками все записи, которые казались мне так или иначе имеющими отношение к темному магу, наследнику, его запискам, вообще — тому, чему не место в монастыре и школе для девочек.
«Весь день ломала голову, кто же эта женщина. Она точно не из родителей школьниц, я их всех знаю. Явно не из Блоне, нет в нашем городке таких светских дам — разве что мадам Понтефрей, но она, по-моему, уже лет тридцать без кресла-каталки не передвигается. Чья-то гостья? Или приехала посмотреть на школу, чтобы отдать своего ребенка? Но тогда мне бы о ней сказали… Буду думать дальше».