Возвращаясь к вопросу каст: отсутствие каст во внешнем смысле — ибо, по крайней мере в некотором отношении, естественные касты могут быть уничтожены только в состоянии святости — требует условий, нейтрализующих возможные недостатки такого отсутствия социальной дифференциации; в особенности это требует кодекса поведения для охраны духовной свободы каждого человека. Под этим понимается не свобода заблуждений, которая, очевидно, не имеет духовного характера, но свобода жизни в Боге. Такой кодекс поведения является прямым отрицанием эгалитаристской уравниловки, ибо он касается того, что является наивысшим в нас: людям предписывается достоинство, и они должны относиться друг к другу как к потенциальным святым; склоняться перед ближним своим — значит видеть Бога везде и открываться Богу. Противоположный подход — это «товарищество», отрицающее всякую тайну в своём ближнем, и даже право на неё; это означает сведение себя и ближнего к уровню животного, сведение его к удушающей и недочело-веческой плоскости. Отсутствие социальных различий может существовать только на религиозной основе: оно может функционировать только свыше, в первую очередь соединяя человека с Богом и затем признавая присутствие Бога в человеке. В такой цивилизации, как исламская, строго говоря, нет социальных страт; правила поведения составляют часть религии и достаточно быть благочестивым, чтобы знать их; поэтому бед-няк свободно чувствует себя посреди богачей, так как религия «на его стороне» — бедность, рассматриваемая как состояние, является совершенством; также и богатый человек не шокирован отсутствием культуры или образования у бедняков, ибо нет культуры в отрыве от традиции, и её точка зрения, более того, никогда не является количественной. Другими словами, бедняк может быть аристократом в лохмотьях, в то время как на Западе это предотвращает «цивилизация». Это верно, что можно встретить крестьян-аристократов даже в сегодняшней Европе, особенно в средиземноморских странах; но они создают впечатление остатков иной эпохи: современная уравниловка повсюду уничтожает красоты религиозного равенства, ибо, если одно является карикатурой на другое, то они несовместимы.
Каста, как мы её понимаем, в своей сути имеет два аспекта: аспект степени и аспект способа познания (mode of intelligence) — различие, проистекающее не из сущности интеллекта, а из случайностей в его проявлении. Интеллект может быть созерцательным или пытливым, интуитивным или дискурсивным, непосредственным или непрямым; он может быть просто изобретательным и конструктивным, или он может быть тождественен элементарному здравому смыслу; в каждом из этих случаев есть степени, так что можно быть «умнее» другого, но всё же уступать ему по способу познания. Другими словами, разум (intelligence) может быть сосредоточен на интеллекте, который трансцендентален и безошибочен по своей сути, или же на рассудке (reason), у которого нет прямого восприятия трансцендентных реальностей, и, следовательно, он не может гарантировать защиту от вторжения в мысли эмоционального элемента. Рассудок может в большей или меньшей степени определяться интеллектом, но он также может быть ограничен вещами практической жизни или даже самыми необходимыми и элементарными аспектами жизни. Как уже было объяснено, кастовая система происходит по своей сути из перспективы интеллекта, интеллектуальности и метафизического знания, отсюда и дух исключительности и чистоты, так характерный для индийской традиции.
Равенство, или, скорее отсутствие дифференциации, реализованное буддизмом, исламом и другими традициями, связано с полюсом существования, а не интеллекта. Существование, бытие вещей, нейтрализует и объединяет, интеллект проводит различие и отделяет. Существование по самой своей природе является «выделением» (ex-sistere, ex-stare)44 из Единого и таким образом является планом разделения, в то время как интеллект, будучи Единым по своей природе, — это луч, возвращающий к Принципу. Как существование, так и интеллект объединяют и разделяют, но они делают это по-разному: интеллект разделяет там, где существование объединяет, и наоборот. Это можно представить по-другому: для буддизма — который не отрицает касты открыто, а, скорее, игнорирует их — все люди суть один, страдающий на пути к Освобождению; для христианства все суть один, в первую очередь из-за первородного греха, и во вторую очередь, в крещении, в поручительстве Рождества; для ислама все едины, потому что созданы из праха и состоят в единой вере; но для индуизма, исходящего из Знания, а не от человека, именно Знание прежде всего едино, в то время как люди различаются по степени их участия в Знании, а также по степени их невежества; можно сказать, что они едины в Знании, но Знание в своей внутренней чистоте недоступно, за исключением элиты, отсюда и исключительность браминов.
Индивидуальное выражение интеллекта — это распознавание, различение (discernment); индивидуальное выражение существования — это воля. Как мы видим, перспектива, дающая жизнь кастам, основана на интеллектуальном аспекте человека; в это перспективе человек — это интеллект и распознавание; наоборот, перспектива отсутствия социальной дифференциации, связанная с полюсом существования, исходит из мысли, что человек — это воля, и различает две тенденции воли — духовную и мирскую, как перспектива интеллекта и касты различает степени интеллекта и невежества. Так можно понять, почему бхакти практически игнорирует касты и может позволить посвящение даже изгоев45: именно потому что бхакти видит в человеке в первую очередь волю и любовь, а не интеллект и разум; следовательно, наряду с кастами, основанными на знании, существует и иная иерархия, основанная на воле, так что человеческие категории пересекаются, как нити в пряже; духовная воля, однако, встречается гораздо чаще там, где есть и знание.
Говоря психологически, естественная каста — это космос; люди живут в разных космосах в соответствии с реальностью, на которой они сосредоточены, и низшей невозможно по-настоящему понять высшую, ибо по-настоящему понимающий «есть» то, что он понимает. С другой стороны, можно сказать, что все эти человеческие категории снова обнаруживаются в некотором роде, пусть даже косвенно или чисто символически, не только внутри вышеупомянутых категорий, но и внутри каждого человека. Более того, есть определённая аналогия между кастами и возрастом в том смысле, что низшие типы снова обнаруживаются в определённых аспектах детства, в то время как страстный и активный тип представлен взрослыми, а созерцательный и невозмутимый тип — старыми людьми; верно, что в случае грубого человека процесс часто обратен, ибо он сохраняет, вырастая из иллюзий юности, только свой материализм и считает иллюзиями то благородство, что молодость когда-то одолжила ему. Но мы не должны забывать, что у каждого из этих фундаментальных типов есть свои добродетели, так что у всех людей, не являющихся брахманами, есть и положительное значение: у кшатрия есть благородство и энергия, у вайшья — честность и практичность, у шудры — верность и усердие; созерцательность и беспристрастность брахмана содержит все эти качества в выдающейся степени.
Кастовый принцип отражён не только в возрасте человека, но также различным образом и у полов: женщина противостоит мужчине, как рыцарский тип противостоит священническому, или, опять же, в другой связи, как «практический тип» противостоит «идеалисту», можно сказать. Но, как индивид не связан кастой в абсолютной степени, он также не может быть в абсолютной степени связан полом: метафизическое, космологическое, психологическое и физиологическое подчинение женщины достаточно очевидно, но тем не менее женщина равна мужчине с точкие зрения человеческого состояния, а также и бессмертия. Они равны в том, что касается святости, но не в отношении духовных функций: ни один мужчина не может быть более свят, чем Пресвятая Дева, но тем не менее любой священник может служить мессу и проповедовать публично, чего она не смогла бы сделать46. С другой стороны, женщина, как и мужчина, принимает аспект Божественности: её благородство, сопровождаемое красотой и добродетелью, для мужчины подобно откровению его собственной бесконечной сущности, а также того, чем он «желал бы быть», потому что это то, что он «есть».
В итоге мы хотели бы затронуть определённую связь между воплощением каст и оседлыми условиями существования: нельзя отрицать тот факт, что низшие типы реже встречаются среди во-инов-кочевников, чем среди оседлых народов; активный и героический тип кочевой жизни приводит к нивелированию качественных различий в обобщённом благородном сословии; материалистический и рабский тип удерживается в скрытом состоянии, и в качестве компенсации жреческий тип сильно не отличается от рыцарского. В соответствии с концепциями этих народов человеческое качество — благородство — поддерживается жизнью воина: нет добродетели без мужественной и, следовательно, рискованной деятельности; человек опускается, когда он прекращает смотреть в лицо смерти и страданию; именно бесстрастие делает его человеком; именно события или, если угодно, приключения составляют жизнь. Эта перспектива объясняет привязанность этих народов — бедуинов, туарегов, американских индейцев и древних монголов — к условиям кочевнической или полу-кочевнической жизни их предков и то презрение, которое они чувствуют к оседлым людям и особенно к горожанам; самые большие несчастья, обрушивающиеся на человечество, вышли из больших городских агломераций, а не из девственной природы47.
В космосе все вещи демонстрируют в одно и то же время аспект простоты и аспект сложности, и во всех областях присутствуют перспективы, связанные с одним или другим аспектом. Как синтез, так и анализ в природе вещей, и это верно и для человеческих обществ, как и для других порядков. Поэтому невозможно, чтобы каст не было нигде, или же они были везде. Строго говоря, в индуизме нет догм в том смысле, что в нём любое понятие можно отрицать при условии, что аргумент по сути своей верен; но это отсутствие «неустранимыхдогм» в строгом смысле в то же время предотвращает социальную консолидацию. Что делает такую консолидацию возможной, особенно в монотеисти-ческихрелигиях, так это именно догма, служащая трансцендентальным Знанием, доступным всем. Если большинству людей Знание как таковое недоступно, тем не менее оно навязывается всем в форме веры, так что верующий подобен виртуальному или символическому брахману. Исключительность брахмана по отношению кдругим кастам повторяется,