Нелегко отделить процесс регрессии по пути золота (эпоха торговцев) от регрессии по пути работы (эпоха слуг), так как эти пути взаимозависимы. На практике, как сегодня работа в качестве универсальной обязанности более не воспринимается как отвратительная, нелепая и неестественная ценность, таким же образом и получать плату кажется не противным, а, наоборот, весьма естественным. Деньги, которые более не «горят» в руках, создали невидимые узы рабства, которые хуже и развращённее, чем те, что сохранял и оправдывал высокий духовный «рост» господ и завоевателей.
Как всякая форма деятельности стремится стать ещё одной формой работы, так она всегда связана с оплатой. И в то время как, с одной стороны, действие, сведённое к работе, судится в современных обществах по своей эффективности, как человек ценится по своему практическому успеху и выгоде; и в то время как, как кто-то заметил, Кальвин действовал как подстрекатель, видя, что прибыль и богатство покрыты мистикой божественного избрания — с другой стороны, призрак голода и безработицы кажется этим новым рабам большей угрозой, чем угроза кнута в древние времена.
В любом явлении возможно различать общую фазой, в которой стремление к прибыл, выказываемое отдельными индивидами, стремящимися к богатству и власти — главный мотив (фаза, соответствующая пришествию третьей касты), и следующую фазу, которая всё ещё разворачивается, характеризуемая суверенной экономикой, ставшей почти независимой или коллективизированной (пришествие последней касты).
В этом отношении интересно заметить, что принципу «действия» в форме, свойственной низшей касте (работа, производство), часто соответствует аналогичная регрессия по отношению к принципу «аскетизма». Появляется новый аскетизм золота и труда, потому что в том виде, как он представлен соответствующими фигурами этой фазы, работать и копить богатство становятся вещами, которые любят и которых желают ради них самих, как если бы они были призванием. Таким образом, мы часто видим, особенно в Америке, влиятельных капиталистов, наслаждающихся своим богатством меньше, чем последний из их работников; вместо того, чтобы обладать богатствами и не зависеть от них, таким образом, используя их, финансируя формы великолепия, качества и чувствительности для различных ценных и привилегированных зрелищ (как было в случае с древними аристократиями), эти люди кажутся простыми управляющими своих состояний. Какими бы богатыми они ни были, они занимаются всё увеличивающимся числом видов деятельности; почти как если бы они были безличными и аскетичными инструментами, чья деятельность посвящена накоплению, приумножению и забрасыванию в ещё более широкие сети (что часто влияет на жизни миллионов людей и судьбы целых наций) безличных сил денег и произ-водства57. Fiat productio, pereat homo58 — верно заметил Зомбарт, отмечая, что духовное разложение и пустота, созданная человеком вокруг себя после того, как он стал ‘homo economicus’ и великим капиталистическим дельцом, заставляет его направлять свою деятельность (выгоду, бизнес, состояние) на то, что является целью самой по себе, любить это и желать это ради него самого, чтобы не пасть жертвой головокружения над пропастью и ужаса от совершенно бесцельной жизни59.
Даже отношение современной экономики к машинам имеет большое значение, если рассмотреть пробуждение сил, превосходящих планы тех, кто первоначально пробудил их и использует их повсюду. Как только интерес к чему-либо высшему и трансцендентному теряется либо высмеивается, единственным ориентиром становятся человеческие нужды в чисто материальном и животном смысле. Более того, традиционный принцип ограничения потребностей в контексте нормальной (то есть сбалансированной, основанной на потреблении) экономики был замещён принципом признания и преумножения потребностей, параллельно с так называемой промышленной революцией и пришествием эпохи машин. Технологические новинки автоматически вели человечество от производства к перепроизводству. После пробуждения «активистского» безумия и сумасшедшей циркуляции капитала — умножающегося из-за производства и снова пускаемого его в дело при помощи дальнейших инвестиций в производство — человечество окончательно пришло к тому, что отношения между потребностями и машиной (или работой) стало совершенно обратным: уже не потребность требует механической работы, а именно механическая работа (или производство) производит новые потребности. Чтобы продать все продукты при режиме перепроизводства, необходимо, чтобы потребности индивида вовсе не снижались, а наоборот, поддерживались и даже увеличивались, чтобы потребление могло возрастать и механизм продолжал свою работу, чтобы избежать рокового скопления, которое приводит к одному из двух следствий: или войне, понимаемой как средство насильственного утверждения более сильной экономической и производственной власти, утверждающей, что ей «не хватает пространства», или безработице (закрытия промышленных предприятий как ответ на кризис на работе и рынке и в потреблении) с последующими кризисами и общественным напряжением, подгоняющим восстание четвёртого сословия.
Как огонь порождает другой огонь, пока вся область не загорится, так и экономика повлияла на внутреннюю суть современного человека при помощи мира, созданного им самим. Эта нынешняя «цивилизация», начиная с западных рассадников, разнесла заразу по всем землям, всё ещё здоровым, и принесла всем слоям общества и всем расам следующие «дары»: беспокойство, неудовлетворённость, чувство обиды, потребность шагать всё выше и быстрее и неспособность обладать жизнью в простоте, независимости и равновесии. Современная цивилизация толкнула человека вперёд; она произвела в нём потребность во всё увеличивающемся количестве вещей; она сделала его все более и более неудовлетворённым самим собой и бессильным. Таким образом, всякое новое намерение и технологическое открытие на самом деле является не завоеванием, а поражением и новым ударом кнута во всё убыстряющейся гонке, слепо происходящей в системе обусловленностей, всё более серьёзных и необратимых, и это по большей части происходит незамеченным. Именно так разные пути совпадают: технологическая цивилизация, господствующая роль экономики и цивилизация производства и потребления — все они дополняют возвышение становления и прогресса; другими словами, они вносят свой вклад в проявление «демонического» элемента в современном мире60.
Что касается выродившихся форм действия, я хотел бы указать на дух явления, которое более свойственно плану «труда» (то есть, плану четвёртой касты). Современный мир знает возвышенную версию труда, в которой последний становится «бескорыстным», будучи отделён от экономического фактора и от идеи о практической или производственной цели, и принимает почти что аскетическую форму: я имею в виду спорт. Спорт — это вид труда, в котором производственная цель более не имеет смысла; таким образом, спорт является целью в себе как просто деятельность. Кто-то верно указал, что спорт — это религия «синих воротничков»61. Спорт — это типичная подделка под действие в традиционном смысле слова. Бессмысленная деятельность, тем не менее характеризующаяся той же самой банальностью работы и принадлежащая к той же физической и лишённой света области занятий, которые совершаются на различных перекрёстках, на которых происходит плебейское загрязнение. Хотя при помощи спортивной деятельности можно достичь временного призвания глубинных сил, оно сводится к удовольствию от ощущений и чувству головокружения, и, максимум, воодушевления, происходящего от направления своих энергий и выигрыша соревнования — без какой-либо связи с чем-то высшим и преобразующим, без какого-либо чувства «жертвенности» или безличной жертвы. Спортом лелеется и укрепляется физическая индивидуальность; таким образом, эта цепь только укрепляется и всякий остаток более тонкой чувствительности подавляется. Человек, вместо того, чтобы вырасти в органичное существо, сводится к комку рефлексов, почти что к механизму. Также весьма значительно, что именно низшие слои общества восторженно относятся к спорту, демонстрируя свой энтузиазм в больших коллективных формах. О спорте можно сказать как об одном из предостерегающих знаков типа общества, представленным Шигалевым из романа Достоевского «Бесы»: после того, как пройдёт время, требуемое для методического и обоснованного обучения, нацеленного на уничтожение зла, представленного «Я» и свободной волей, и никто больше не будет осознавать, что является рабом, все Шигалевы вернутся к состоянию невинности и счастья нового Эдема. Этот «Эдем» отличается от библейского только тем, что господствующим универсальным законом станет труд. Труд как спорт и спорт как труд в мире, потерявшем чувство исторических циклов, как и чувство истинной личности, возможно, был бы лучшим способом воплощений такой мессианской идеи. Таким образом, вовсе не случайностью является то, что в некоторых обществах, стихийно или же из-за мер государства, возникли большие спортивные организации как придатки разных классов рабочих, и наоборот.
Фритьоф ШуонСМЫСЛ РАС
Каста важнее расы, потому что дух важнее формы: раса — это форма, а каста — дух. Даже индийские касты, чисто индоевропейские по происхождению, нельзя свести к одной расе: существуют тамильские, балийские и сиамские (тайские) брамины62. Однако невозможно утверждать, что раса лишена иного значения, кроме чисто физических характеристик, ибо если верно то, что в формах нет ничего абсолютного, то тем не менее форма должна иметь собственную причину: если расы — не касты63