, традиция Фу-Си и И-Цзин, конфуцианство и даосизм, с нею связанные, и, наконец, синтоизм, не породили существенно разные, неприводимые друг к другу цивилизации, как это сделали великие религии белой расы — христианство, ислам и индуизм, не говоря уже о греко-римском Западе, Древнем Египте и других белых цивилизациях древности. Конфуцианство и даосизм — это две совместимые ветви, исходящие из доисторической традиции и разделяющие одинаковый язык и идеограммы; что касается синтоизма, он не касается всех духовных возможностей и не является религией, а требует высшего дополнения, обеспеченного буддизмом, так что мы находим в Японии традиционный симбиоз, которому нет параллелей среди белых народов; что-то подобное можно сказать о буддизме и шаманизме в Тибете и других странах. Как бы то ни было, то, что мы хотим здесь подчеркнуть — это то, что различия между цивилизациями жёлтой расы намного меньше, чем между Западом и Востоком в мире белой расы71; как бы то ни было, большему равновесию, большей стабильности должна соответствовать меньшая дифференциация.
Жёлтая и чёрная расы отличаются от белой в отношении их жизненной силы и их меньшего ментального проявления: жёлтая раса — в сухой и светлой манере, а чёрная — в тяжёлой и влажной; по сравнению с этими двумя расами белая раса чересчур чувствительная (hypersensitive). Однако жёлтая раса, несмотря на то, что она статична, как и чёрная раса, не обладает такой же инертностью, ибо она как творческая, так и старательная. Жёлтую расу отличает как от белой, так и от чёрной её интуитивная изысканность, её артистическая способность выражения неощутимого, её бесстрастность без инертности и её равновесие, не требующее усилий; она более сухая, более непроницаемая и менее напряжённая, чем белая раса, и более лёгкая, более живая, более творческая, чем чёрная. Возможно, также можно сказать, что белый человек в своей основе поэт; его душа в то же время живая и как бы изборожденная. Жёлтый человек — в первую очередь художник, интуитивный визуализатор вещей; его психическая жизнь, как мы сказали, более ровная и статичная, и менее выдающаяся в том смысле, что вещи рассматриваются в душе, а не душа проецируется на вещи. Что касается чёрного человека, то это не интеллектуальный тип и не визуализатор, а энергичный, прирождённый танцор. Он по сути полон энергии, как жёлтый человек изысканно визуален, и обе расы более экзистенциальны, нежели ментальны, по сравнению с белой расой. Все эти выражения могут быть не более чем приближениями, ибо всё относительно, особенно в таких сложных вещах, как раса. Расу можно сравнить с целым стилем искусства со многими формами, а не с одной исключительной формой.
Жёлтый тип разделяет с чёрным то, что оба отмечены определённым экзистенциальным безразличием — не по интеллектуальной рассеянности, выходу из себя, поиску или проникновению, — хотя в жёлтом типе это безразличие интуитивное и прозрачное, а не бессознательное и страстное, как в случае чёрного типа. Мы испытываем искушение сказать, что жёлтый человек мыслит картинками, даже абстрактными, а не догадками, в то время как чёрный человек мыслит силами. Мудрость чёрного человека динамична, это метафизика силы. Отметьте весьма большую важность тамтамов у чёрных народов, которые выполняют центральную и квазисакральную функцию: это переносчики ритмов, которые при сообщении их человеческим телам приводят всё существо в контакт с космическими сущностями. Каким бы парадоксальным это ни казалось, именно в первую интеллект, а не тело негра нуждается в ритмах и танцах, и именно поэтому его дух имеет пластичный или экзистенциальный, а не абстрактный подход72; тело, как раз по той причине, что это предел кристаллизации в демиургическом процессе, представляет «бытие» в противоположность «мышлению», или «всё наше существо» в противоположность нашим относительно индивидуальным убеждениям или нашему внешнему сознанию. Рокот тамтамов отмечает, как гром с небес, голос Божественности: по самой своей природе и по своему сакральному происхождению это воспоминание о Боге, призыв как созидающей, так и разрушительной, а потому и освобождающей Силы; призыв, в котором человеческое искусство направляет божественное проявление и в которой человек также участвует при помощи танца, всем своим существом, чтобы снова обрести контакт с небесами при помощи аналогичных вибраций между материей и духом. Барабан — это алтарь, его грохот отмечает снисхождение Бога, а танец — восхождение человека73.
Возвращаясь к белой расе, мы могли бы, рискуя повториться, охарактеризовать её в терминах «экстрериоризация» и «контраст»; то, что выходит наружу, стремится к разнообразию и богатству, но также и к определённой творческой неукоренённос-ти, объясняющей, почему только белая раса вызвала к жизни большое количество весьма разных цивилизаций, как уже было указано. Далее, контрасты, которые среди белых в целом производятся во времени и одновременно, в случае Запада были произведены во время истории Европы. Добавим, что если белый человек — это беспокойный и пожирающий огонь, он также может быть — как в случае с индусами — мягким и созерцательным пламенем. Что касается жёлтого человека, то если он «вода», он может отражать луну, но также может высвободить неистовый шторм; если чёрный человек — «земля», он обладает, кроме невинной массивности этого элемента, взрывной силой вулканов74.
Каждая из этих трёх больших рас, и каждая из их больших промежуточных ветвей, производит абсолютную красоту, красоту несравнимую и в некотором роде незаменимую; это необходимо, потому что каждый из этих типов — это один из аспектов человеческой нормы75.
По сравнению с белой красотой жёлтая и чёрная красота кажутся более скульптурными: они ближе к веществу и женственности, чем белый тип — женственности, которую чёрная раса выражает теллурически, а жёлтая — небесно. В своей высшей точке жёлтая красота реализует почти нематериальное благородство, часто смягчённое цветоподобной простотой. Белая красота более личност-на и, без сомнения, менее загадочна, ибо более явно выражена, хотя именно по этой причине наиболее выразительна и также отмечена временами чем-то вроде меланхолического великолепия. Возможно, стоит добавить, что негроидный тип в своих самых возвышенных проявлениях несводим только к «земле»: он тождественен скорее ценным конкрециям76 и, таким образом, избегает своей изначальной тяжеловесности: тогда он реализует благородство, как базальт, обсидиан или яшма; это красота минерала, превосходящая страсти и пробуждающая неизменное.
На границах больших рас существует тропический тип, более или менее негроидный, проходящий как пряжа через белые и жёлтые типы в экваториальных областях; он, кажется, указывает на важную, хотя и не исключительную роль, которую играет климат в развитии чёрного типа. С другой стороны, среди других рас не найден нордический тип, так что можно заключить, что дифференциация в белой и жёлтой расах имеет своей причиной фундаментальные различия внутреннего порядка. Однако, вообще говоря, нордический темперамент противоположен тропическому темпераменту: за пределами Европы и её этнических влияний первый представлен североамериканскими индейцами — чей тип интровертен и только немного чувственен, а последний — особенно дравидами и малайцами.
Изысканное и неистовое искусство барабанного боя или танца — это невинная гордость или гордая невинность обнажённого тела в обоих полах — всё это черты, связывающие африканцев с дравидами и балийцами, за исключением того, что среди балийцев гамелан — инструмент монгольского типа — замещает афро-индийский барабан. Как и в случае с чёрным населением Африки, такова также и душа тропических азиатов в этом вопросе — хотя и в меньшей пропорции и на священной основе, здесь есть что-то от земного элемента, что-то от его плодородия, его чувственности, его радости и тяжёлого безразличия.
В соответствии с распространённой, но ошибочной идеей, существует итальянский, немецкий, русский «тип» и так далее; на самом же деле каждый народ представляет собой набор типов, весьма отличающихся друг от друга и обладающих неравной важностью, но все они характерны для этого народа. Далее, существуют типы, которые также можно найти среди других народов этой же расы; и, наконец, на них накладывается один или больше психологических типов. Например, в наборе типов, типично японских, одно лицо может быть намного ближе к китайскому типу, нежели к другим японским лицам; таким же образом среди каждого народа белой расы можно найти головы, которые можно описать как «европейские», или «арабские», или «индийские»; что касается «стиля мышления», то всегда действенна психологическая значимость.
Похожая ошибка, гораздо более распространённая, ибо она связана с политическими убеждениями и гордостью за родную землю, — это путаница народа с государством, в котором живёт большинство, и вера в то, что группы, случайно оказавшиеся за границами этого государства, составляют другие народы. Таким образом, только жители Франции — включая группы, чуждые французскому народу — называются «французами», и только жители Германии — «немцами»; люди больше не говорят, как когда-то, о «Германиях». Мысль о том, что валлоны отличаются от «французов» — как раз этот случай, будто бы нормандцы не отличаются от гасконцев или некоторые немцы (или, скорее, «жители Германии») на юге не отличаются от пруссаков больше, чем от эльзасцев или немецкоязычных швейцарцев (аллеманское племя, разделённое несколькими политическими границами, как случилось и с баваро-австрийским племенем). Регионалисты часто ссылаются на различия в менталитете по вторичным причинам, преувеличивая их важность; они забывают не только то, что внутри каждой страны гораздо более сильные различия существуют между различными церквями, политическими партиями, культурными уровнями и так далее, но также и что политический менталитет может менять