Таковы два ярких примера опасности, с которой сталкивается всякое имперское строительство или идея, когда они не покоятся на прочной расовой основе. Что же касается выбора традиций, который заставляет сделать арийское расовое сознание в свете последующей итальянской истории, необходимо привыкнуть к радикальным изменениям перспективы. Так, подчеркнём, что ни в коем случае не стоит считать истинно нашей (в противоположность тому, чему учит позорная «история Отечества» масонского толка) Италию коммун, боровшуюся против императорской власти: это была вовсе не «борьба против захватчиков», а борьба между носителями двух противоположных типов цивилизации. Именно на стороне императора и против коммун выступала феодальноаристократическая цивилизация, в значительной степени ещё сохранявшая арийский и североарийский образ жизни, и на её стороне сражались такие в высшей степени итальянские князья, как князья Савойи и Монферрато. Следовательно, о нашей Италии нужно говорить как об Италии гибеллинов и Данте, а не гвельфов и коммун.
Равным образом, невзирая на опасность показаться «иконоборцами», мы считаем, что надо воздерживаться от чрезмерного восхваления вклада Италии в гуманистическую цивилизацию и вообще в так называемое Возрождение. Несмотря на своё кажущееся великолепие, эта гуманистическая и «афродитическая» цивилизация литературы и искусства означала, прежде всего, упадок и отказ от ряда более глубоких и серьёзных традиций. Не считая индивидуалистической стороны, которая должна была отражаться в стиле власти и в бесконечных распрях между итальянскими городами и их полководцами, именно в лоне этой цивилизации формировались зародыши, которые в итоге развились в Просвещение и ему подобные явления современного упадка. С другой стороны, претензии на преемственность между античным классицизмом и гуманизмом основываются на сильном заблуждении, ибо были воссозданы только наиболее внешние аспекты древнего мира, но вовсе не самые древние — собственно арийские, героические, сакральные, традиционные.
Так мы приходим и к необходимости пересмотра «итальянских» ценностей Рисорджименто92 и Мировой войны 1915–1918 гг. Неоспорима и уже общепризнанна та роль, которую (оставляя в стороне чистоту намерений многочисленных патриотов) играли в Рисорджименто влияния со стороны либо масонства, либо французского якобинства, и, в общем, идеологии, которая в либеральной и демократической форме является по своей сути антирасистской и антиарийс-кой. То же самое можно сказать и в отношении нашего вступления в войну в 1915 году: мы вступили в бой за национальные интересы, но по сути во имя масонско-демократической идеологии союзников, намеревавшихся уничтожить государства, ещё сохранявшие иерархически-аристократическую структуру вместе с чувством расы и традиции, несмотря на влияние евреизирующего капитализма и определённой культуры. Но всё же вступление в войну имело для нас также и смысл героического испытания, вновь пробудив те силы, которые впоследствии благодаря радикальным переменам привели в итоге к фашистской и римской Италии.
Всё это — лишь некоторые указания, которые необходимо адекватно развивать и обобщать. Эта новая форма рассмотрения итальянской истории должна стать точным выражением нашего самосознания и расовых арийских убеждений.
16. ТИП НАШЕЙ «ВЫСШЕЙ РАСЫ»
Итак, каков же тип нашей «высшей расы»? Внешне это высокий тип, у мужчин широкие плечи; конечности пропорциональны; он строен, энергичен, форма головы — долихоцефальная (иногда меньше, чем у собственно нордического типа: вспомните голову Цезаря). Волосы преимущественно тёмные; в отличие от менее чистых средиземноморско-итальянских типов, волосы не кудрявые, а максимум волнистые; губы не пухлые, а брови не густые. Нос тонкий и удлиненный, прямой или слегка орлиный («орлиная» раса Фишера). Нижняя челюсть хорошо развита, хотя и менее выступающая, чем у нордического типа, однако из-за выделения лба и носа создаётся впечатление активного типа, готового к нападению.
Глаза могут быть карими, голубыми или серыми. В то время как у итало-средиземноморских типов менее благородного происхождения взгляд часто блуждающий, потухший или меланхоличный, здесь он ясный и твёрдый (как говорят, «смотрит в лицо», прямо перед собой); взгляд проницательный, отличный от косого или злобного взгляда средиземноморцев, смешавшихся с ближневосточными элементами. Привычка жестикулировать (которая, как считается, характерна для итальянцев) ему чужда: его жесты выразительны, но не импульсивны и не беспорядочны — это жесты, которые не указывают на преобладание инстинктивной, неконтролируемой стороны его характера, а, напротив, являются продолжением сознательной мысли. Его скорость реакции выше, чем у нордического типа того же происхождения, как и его динамизм (который, тем не менее, всегда остается чётким, контролируемым, сильно отличающимся от лихорадочности или вульгарной жизнерадостности).
Согласно расовым теоретикам, основные добродетели древнеримского типа североарийской расы таковы: сознательная храбрость, самообладание, скромная и скупая речь, продуманная решительность, смелое чувство господства. Можно говорить о его «добродетелях», но не в моралистичном и избитом смысле этого слова, а в смысле бесстрашной мужественности и силы. Его добродетели — это fortitude (твёрдость) и constantia (постоянство), то есть сила духа; sapientia (рассудительность, то есть способность к глубокому размышлению); humanitas (человеческое достоинство) и disciplina (дисциплина), то емть идеал твёрдого саморазвития человека, умеющего приобретать внутреннее богатство; gravitas или dignitas — достоинство и внутреннее спокойствие, которые у аристократии достигают уровня solemnitas (торжественности). Арийской и особенно римской добродетелью также является fides — верность. Римской и арийской была любовь к чётким действиям, без выставления напоказ; это был реализм, который, как справедливо отмечалось, вовсе не означал материализма. Идеал ясности, выродившись в рационализм, в качестве эха «латинского» менталитета остался в этой сфере более верным первоначальной сущности, чем романтическая душа определённых людей, физически более нордических. В древнеримском арийском человеке pietas (набожность, благочестие) и religio (религия) имели мало общего с последующими формами религиозности: это было чувство уважения и союза с божественными и, в общем, сверхчувственными силами, в отношении которых он чувствовал, что они являются составной частью его жизни, как индивидуальной, так и коллективной. Римский арийский тип всегда с подозрением относился к заброшенности души и путаному мистицизму, но также и отрицал семитское раболепие перед божественным. Он чувствовал себя не индивидом, растерзанным и запятнанным чувством греха и плоти, должным оказывать достойный культ божеству, но цельным человеком, как спокойная и гордая душа, способная предчувствовать направления, по которым её сознательная и определяющая деятельность могла бы стать продолжением самой божественной воли.
Что касается мира как общества, respubblica, то древний арийский и римско-арийский человек понимал его как космос, то есть как совокупность отличных друг от друга сущностей, объединённых не смешиванием, а высшим законом. Отсюда также идеал иерархии, в котором чувство личности и свободы примиряется с идеалом высшего единства. Следовательно, это не был ни либерализм, ни социализм либо коллективизм: suum cuique, каждому своё. Положение женщины в обществе было не слишком низким (как в некоторых азиатских обществах), но и не слишком высоким (как в других обществах, на которых оказали влияния лунные и деметрийские расы). Тем не менее, существовала дистанцированность от женщины, от озабоченности сексуальной сферой, и решительное утверждение отцовского права, авторитета мужского главы семьи или рода, и почти «феодального» чувства ответственности или верности этому главе перед государством.
Таковы элементы, характерные для римского и арийско-римского стиля души и духа. Для того, чтобы воплотить их в живой идеал нашей «высшей расы», нужно будет увидеть органическое соответствие физической форме высшего арийско-итальянского типа.
По мере того, как такой тип будет становиться всё более видимым и реальным, будет необходима особая коллективная духовная среда. Это не противоречит тому, что уже было сказано о необходимости среды и содействии наследственности. Там, где типы уже смешаны и в каждом человеке живут и действуют различные расовые компоненты, влияние среды становится всё более важным — не в смысле искусственного создания того, чего не существует, а в смысле создания благоприятных условий для проявления и преобладания одного из этих компонентов за счёт других. Представим себе цивилизацию, в которой господствуют ев-реизированные и антирасистские концепции; неизбежно даже среди народов, у которых преобладает арийская и нордическая кровь (за исключением случаев пробуждения реакции), на поверхность поднимется и возобладает то, что в каждом человеке и у каждого народа в общем соответствует антирасе и отбросам низшей и загрязненной крови. Или же, там, где тон всей цивилизации задали афродитизм, дионисизм или другой тип расы духа, в силу закона «подобное притягивается к подобному» мы увидим соответствующий результат: соответствующая наследственность станет «доминантной», в то время как присутствующая наследственность арийской расы (например, солярной и героической), напротив, станет «рецессивной», подавленной.
Необходимо ясно понимать, что в среде, насыщенной духовными силами и героическими призваниями, создаётся климат, которого требует наша «высшая раса», чтобы снова проснуться и по-настоящему определять будущее нашей нации.
17. ИСТОРИЧЕСКОЕ ПОЛЕ ФАШИСТСКОГО РАСИЗМА
В качестве окончательной характеристики высказанного здесь взгляда скажем несколько слов об