— Настоящая его фамилия — Папа-Афонасопуло. Он был сын адъютанта генерал-губернатора Дрентельна. Помните такую фигуру?
— Помню, — кивнул Лыков. — Третьим отделением заведовал, потом к вам попал. Он ведь и умер в Киеве? Я видел памятник ему на Владимирской горке.
— Да. Начальник края упал с лошади во время крестного хода. Тот бывает у нас ежегодно пятнадцатого июля, в день крещения Руси. С Дрентельном случился удар прямо во время парада войск по случаю торжества. Как раз Афонасопуло-старший внес шефа на руках во дворец, где тот вскорости и отдал Богу душу. Тащил вместе со вторым адъютантом, Треповым, что нынче губернатор. На этом адъютантство закончилось, потом закончились и деньги. Сын унаследовал лишь отцовские долги да еще гонор. Пришлось зарабатывать на жизнь, идти в оценщики. Как так? Отпрыск самого адъютанта генерал-губернатора! Он думал, дурак, что за одно имя его всю жизнь будут потчевать. А пришлось вот служить… Ну, отсюда глупые обиды, а от обид — доносы.
Объяснение было убедительным. А тут еще Шлейфер добавил:
— Мы получили на него несколько жалоб. Афонасопуло вымогал у клиентов банка деньги за нужную оценку предмета залога. Готов был ее завысить до небес, при соответствующей мзде. Так что, Алексей Николаевич, зря Витте вас сюда послал. Ничтожный человек сочинил ложь. Не надо тратить на нее время.
— Почему же вы тогда его не уволили?
— Увольнение — крайнее средство, — нехотя ответил Меринг. — Мы надеялись, что Платон Иванович образумится… А потом, вы ведь уже знаете, как он оказался в банке. Губернатор попросил. С такой лапой наверху Афонасопуло решил, что ему все дозволено.
Его объяснение прозвучало неубедительно. Что-то не так в этой истории. Подчиненный пишет доносы на начальство, при этом еще берет взятки. А ему все сходит с рук. Трепов давно отказался от поддержки своего протеже и сам не рад случившемуся. Причина лишь одна: Афонасопуло замешан в темных делах вместе с хозяевами. Много знает, потому его нельзя выгнать, приходится терпеть. Почему же тогда от шантажиста просто не откупились?
Но пора было заканчивать разговор.
— Вы должны понять Сергея Юльевича, — сказал сыщик, поднимаясь. — Министр финансов по роду занятий вынужден часто отказывать, и тем наживает себе врагов. Обиженные спят и видят, как бы отомстить. А тут такая история: родственник в Киеве замешался в аферизм. Даже если в ней нет ни слова правды, отыщется тьма желающих раздуть сплетню. Вот он и страхуется.
— Все равно я напишу тестю, — капризно заявил Меринг. — Пусть…
Но партнер перебил его:
— Миша, не надо!
И несостоявшийся астроном сразу замолчал.
На этом собеседники расстались. Лыкову вручили балансы банка и домостроительного общества, отчеты ревизионных комиссий, перечень заемщиков. И выпроводили вон.
Лыков сел в номере и попытался изучить бумаги. Куда там! Здесь нужен был опытный бухгалтер, а не сыщик. Он отложил пачку и задумался. Надо найти строительного подрядчика, независимого и сведущего. Попросить Асланова, пусть поможет? Нет, Спиридон Федорович из той же партии. Всем им, от губернатора до околоточного, хочется сплавить ревизора побыстрее обратно в Петербург. Требуется человек, никак не связанный с нынешней киевской верхушкой. Но Лыков приезжий и не знает местных условий. Пойти к генералу Маврину? Письмо барона Таубе лежит в чемодане, ждет своего часа. Однако вряд ли дежурный генерал штаба военного округа силен в строительных вопросах.
Подумав, надворный советник сочинил одну идею. Вечером можно попробовать. А сейчас надо идти в сыскное, теребить Асланова. Пока Лыков изучал банковскую версию смерти оценщика, тот прорабатывал уголовную. С момента обнаружения трупа прошли уже сутки. Есть ли новости?
Надворный советник явился на Большую Житомирскую. Ни Асланова, ни Желязовского на месте не оказалось. В столе личного задержания сидел и что-то писал мужчина средних лет с приятным лицом. Увидев начальство, он поднялся и вытянулся:
— Здравия желаю, ваше высокоблагородие.
Лыков покосился на его бумагу — это был протокол обыска. Он догадался, кто перед ним.
— Здравствуйте, господин Красовский. Хотел с вами познакомиться, и вот… Очень кстати.
Красовский был вторым околоточным надзирателем сыскного отделения. Вчера, во время знакомства с кадром, он отсутствовал. Идея, что придумал Алексей Николаевич в номере, в том и заключалась, чтобы изучить журнал приводов. И сравнить, кто из двух надзирателей больше поймал воров. Почему-то ему казалось, что Асланов с его внешностью абрека не чист в этом вопросе. Спиридон Федорович напоминал Мойсеенко из МСП[14]. Тот был успешный и ловкий сыщик, но притом потатчик фартовых. Неужели хищный профиль татарина так смутил питерца? Плохо, плохо судить о человеке по его внешности…
— Я Лыков Алексей Николаевич, — протянул руку сыщик. — А вас звать Николай Александрович, правильно помню?
— Правильно.
— Я здесь из-за письма некоего Афонасопуло. Начальство должно было вам пояснить.
— В общих чертах пояснило.
— Мне помогает Спиридон Федорович.
Красовский молча кивнул.
— Скажите, Николай Александрович, могу я в случае необходимости обращаться к вам за справкой или советом? Не афишируя нашего общения.
Надзиратель не спешил с ответом. Он разглядывал питерца так, словно делал ему оценку. Пытался понять, куда клонит приезжий и можно ли ему доверять. Лыков ждал. Опытный человек по каким-то ему одному понятным приметам судит о людях. Как решит, так и пойдет у них дело. Или не пойдет.
— А в чем могут заключаться мои советы? — заговорил наконец Красовский. — В знании города и его преступной среды? Но это же знает и Асланов.
— Да. Но я хочу выслушать разные точки зрения, а не одну. Вот к примеру, все убеждают меня, что никакого домостроительного кризиса в Киеве сейчас нет. А мне кажется, что он есть.
Тут в комнату зашел городовой и стал прислушиваться к разговору. Красовский сразу изменился, принял подобострастный вид и отчеканил:
— Всегда готов к услугам вашему высокоблагородию.
Но при этом усмехнулся одними глазами и покосился на вошедшего.
— Благодарю, — ответил Лыков и вернулся в приемную. Сыщик понял, что они с Красовским договорились.
В приемной кстати обнаружился Асланов.
— Ба, Алексей Николаевич! А я за вами в гостиницу послал. Вы почему съехали с явки? Не понравилось?
— Да, шумно там и все на виду. Неудачное вы место выбрали для конспиративной квартиры.
— Зачем же вам деньги тратить?
— Приказ о моей командировке подписан министром. Значит, мне полагаются двойные прогоны. Да за одну только разницу между ними и настоящей ценой билетов я могу жить у Гладынюка до Рождества.
Тут надворный советник заметил, что Асланов очень возбужден. Щеки горят, мощные плечи ходят ходуном.
— Где вас так завели, Спиридон Федорович?
Вдруг вбежал пристав и подхватил разговор:
— Это он у нас опять отличился. Задержал в одиночку троих воров!
— Расскажите подробности.
— У нас две недели крали проволоку со столбов городской железной дороги. Каждую ночь саженей по двадцать-тридцать резали и уносили. И никак поймать их не могли. Спиридону это надоело, и он отправился в засаду…
— А почему один-то? — перебил Лыков.
— Так незаметнее, — пояснил надзиратель. — Толпу они бы увидели. Сигнальщиков выставили, следили, нет ли чужих. Я из подворотни наблюдал.
— Это на Бибиковском бульваре было, — продолжил рассказ Желязовский. — Еще на Кадетском шоссе хищничали, они же. Ну, Спиридон их и накрыл с поличным.
— Прямо там, на бульваре?
— Нет, — осклабился надзиратель. — На бульваре их бы любой дурак задержал. А надо же выяснить, кто покупщик. Я проследил за ними до самой Нижней Соломенки. Вижу, они проволоку срезали и туда тащат, волоком. Иду следом, глаз не мозолю. В Кадетской роще чуть их не потерял. Но дошли. Я уж на полпути понял, куда они меня ведут.
— Куда?
— Есть там такой Иона Лещ, держит железную лавку. А сам пассер[15], давно у нас на подозрении. Точно! К нему и пришли.
— И что же вы один в этот притон полезли? Почему подмогу не вызвали?
— Да уж очень все сошлось. Тут и воры, и проволока, и покупщик налицо. Пока я подмогу искал, они бы разбежались. Ну и ввалился.
— Неужели сдались без боя?
— Куда там, — махнул рукой Асланов. — За ножи схватились. Пришлось их в тесто замесить.
— В одиночку троих? — поразился надворный советник.
— Лещ сразу под стол залез, он не боец. А двое, что проволоку резали, сдаться не пожелали. Вот, взгляните.
И надзиратель показал борт сюртука. Он был распорот ножом, наружу торчала подкладка.
— Руку я ему сломал, чтобы больше на полицию не бросался. А второму челюсть своротил.
— Уж не в первый раз Спиридон отличается, — вставил Северин Янович. — Я вошел к полицмейстеру с ходатайством о награде. Лучший в отделении.
— Нет слов, — уважительно сказал питерец. — Видно сокола по полету. А про мое дело не забыли, Спиридон Федорович? Или вам не до него было?
— Насчет Афонасопуло? Нет, не забыл. Я его товарища нашел, который за комиссионные клиентов приводил.
— Клиентов?
— Да, тех, кто хотел банк обмишурить.
— Вот это любопытно, — обрадовался сыщик. — Кто он? Как мне с ним побеседовать?
— Сейчас. Уф! Извините, Алексей Николаевич, никак не отойду. Давно на меня с ножами не кидались…
Асланов поежился, по его сильному телу словно прошла судорога. А потом он привычно ухмыльнулся:
— Фамилия у комиссионера смешная — Финкель-Князин-Победоносцев.
— Что, тройная?
— Ага.
— Встречал я раз человека с тройной фамилией, но то был Голенищев-Кутузов-Толстой. А тут какой-то Финкель. Не жирно ему? Кто он?
— Надзиратель в Первом реальном училище, это на Трехсвятительской. Еще он… как уж там? Ктитор. И учитель пения.