— Чье же?
— Виктора Таубе.
Напряжение сразу сменилось доброй улыбкой:
— Вот славно! Давно видели барона?
— Увы, давненько. Позвольте представиться: Алексей Николаевич Лыков, чиновник особых поручений Департамента полиции в седьмом классе.
— Лыков из Департамента полиции? Вы, случайно, родом не из Нижнего Новгорода?
— Именно так.
— Тогда я вас знаю. Наслышан, как же. Виктор много о вас говорил, прямо чудеса рассказывал. Про вашу силу, и вообще… Но прошу простить мою болтовню. Что у вас за нужда?
Сыщик первым делом вручил генералу письмо Таубе. Тот прочитал, убрал в стол и спросил:
— Вам понадобилась защита военных?
— Увы.
— От кого, от Трепова?
— Еще хуже: от Новицкого.
По лицу Маврина пробежала гримаса отвращения.
— Старый кретин… Что он выкинул на этот раз?
Лыков рассказал, как вел дознание и как оно было у него отобрано. Потому что якобы всплыло шпионство. Затем он разложил на столе найденные у вдовы бумаги. Генерал внимательно рассмотрел их и хмыкнул:
— М-да, сильные аргументы… Младенец лучше бы нарисовал кроки Новой Печерской крепости. Скажу так: их делали наспех, по памяти, какие-то малообразованные люди. Не военные. Это карикатура на шпионство, а не само шпионство.
— Такое экспертное заключение мне и нужно. Лучше за подписью командующего.
На этих словах дверь вдруг открылась. Подволакивая правую негнущуюся ногу, вошел старик в серой черкеске с генерал-адъютантскими погонами, кинжалом на поясе и Георгием третьей степени на шее. Драгомиров!
Сыщик и дежурный генерал вскочили. Командующий округом недовольно посмотрел на незнакомца. Увидел ленточку и смягчился.
— Братик мой, — сказал он Маврину, — как освободишься, подойди ко мне. Я у Владимира Александровича[40].
— Слушаюсь!
Драгомиров повернулся, чтобы уйти. Но вдруг раздумал. Он ткнул пальцем в штатского и спросил:
— Это кто?
— Надворный советник Лыков из Департамента полиции.
— Который приехал по делу Афонасопуло?
Ай да начальник края, подумал Лыков. Уже откуда-то знает.
— Точно так. Ему нужна наша помощь. Генерал-майор Новицкий решил забрать дознание себе.
— С какой стати?
Маврин покосился на Лыкова. Тот выступил вперед и пояснил:
— В бумагах убитого были обнаружены якобы шпионские материалы. Я подозреваю, что их сфабриковали и подбросили, чтобы меня отстранили и дело забрали жандармы. А Новицкий им не опасен, он убийц не найдет.
— А вы, значит, найдете?
— До сих пор всегда находил, — ответил сыщик, решив не спускать даже Драгомирову.
Командующий округом задумчиво посмотрел на питерца. Видимо, пытался понять, хвалится тот или говорит правду.
— Покажите мне бумаги.
Маврин протянул «кроки» и листы со штатами саперной бригады.
— М-да… То ли шпионы поглупели, то ли у ваших противников было мало времени. Скорее второе. Как думаете?
— Так же, как и вы, ваше высокопревосходительство. Штаты списаны из адрес-календаря, зарисовка укреплений смехотворна. Но мне нужно официальное заключение военных. Лучше за вашей подписью.
— Братик мой, поручи это полковнику Лукомскому. Срочно, от моего имени.
— Сию минуту.
Маврин выбежал из кабинета. Драгомиров, хромая, вышел следом. Сыщик остался один. Кругом военные тайны разбросаны, а у него даже документов не спросили… По счастью, хозяин скоро вернулся и сказал:
— На это уйдет некоторое время. Не желаете ли чаю?
— Алексей Алексеевич, позвольте, я пока вопросы задам? Понимая вашу занятость, постараюсь кратко.
— Товарищу Виктора Рейнгольдовича я не могу отказать. Что вас интересует?
— Шпионаж, о котором говорил Новицкий, действительно существует? Он хвастался, что ловит австрийских агентов тысячами.
— Семь лет назад было дело, — ответил Маврин. — Но теперь Австро-Венгрия сдала позиции. Правда, совсем недавно произошел неприятный случай: из штаба кавалерийской бригады, дислоцированной напротив Злочева, выкрали секретные документы. В том числе план мобилизации.
— Ого! Как им это удалось?
— Войска ушли на лагерный сбор, осталась лишь караульная команда. Их напоили, взломали сеф[41] с бумагами. Ну да черт с ней, с двуединой монархией. Это слабый противник, сам по себе он русской армии не страшен. Много больше нам теперь досаждают немцы.
— О них Новицкий не сказал ни слова.
— А он и не знает ничего. Только и умеет, что раздражать население своими глупыми репрессиями.
— Поясните, — попросил Лыков.
— Да вот хотя бы в апреле. Собрались интеллигенты, читали реферат об Ибсене. Что в том плохого? Налетели жандармы и всех, кто был в квартире, закатали в тюрьму. Более шестидесяти человек. Продержали там полтора месяца, а после отпустили. Даже не допросили ни разу! Чего этим добился Новицкий? Лишь одного: у правительства стало больше врагов.
— На шестьдесят человек, — подхватил сыщик. — Зачем же нужен такой держиморда?
— Это, Алексей Николаевич, вам лучше знать, а не мне, — парировал Маврин. — Новицкий по вашему министерству служит.
— Да, хорошо отбрили. Что ж, вернусь в Петербург, расскажу начальству. А теперь, Алексей Алексеевич, пожалуйста, про немцев. Это не праздное любопытство. Дело, которое я дознаю, трудное. Мне все время кто-то мешает. Вдруг тут действительно шпионаж?
Генерал внезапно рассердился:
— Что шпионы? Они не нужны кайзеру, пока у нас есть Витте! Он один сделал для ослабления русской военной мощи больше, чем все агенты, вместе взятые. Протяженность наших границ — семнадцать тысяч верст. Их же охранять нужно, черт побери! А этот дундук средств не дает. У солдат до сих пор нет даже носовых платков. Подушек с одеялами нет, ротные командиры из своего кармана покупают.
— Алексей Алексеевич, я понимаю, вам, военным, больно такое наблюдать. Но мне бы про шпионов… Настоящих. Есть ли они?
— С шестидесятых годов из Германии в западные губернии России хлынул поток новых колонистов. Вы знаете что-нибудь об этом?
— Ну, едут люди. Непьющие, работящие. Что в том плохого?
— Непьющие, работящие… — передразнил генерал сыщика. — От друга Таубе не ожидал такой близорукости. Селятся эти ребята не абы где, а норовят осесть по военным коммуникациям. В Киевской губернии сейчас шестьдесят одна германская колония. Имеются целые поселки, где не найти православного человека. Вокруг крепости Ковно живет пятнадцать тысяч немцев. В Ровно двадцать четыре тысячи — целый корпус. А в Житомире больше всего — сорок семь тысяч. Представляете?
— Ну и что? В Риге еще больше. Там немцы всесильны. У вас же здесь не так?
Маврин вздохнул:
— Как вы думаете, сколько сейчас в Российской империи проживает немцев?
— Настоящих или тех, кто признает немецкий язык родным? Ведь многие живут здесь со времен Екатерины. Виктор Таубе, позволю напомнить, тоже не эскимос.
— Я поясняю: за последние сорок лет к нам переехали миллион триста тысяч германцев. В ту же Африку, которую они будто бы активно колонизируют, переселились всего двадцать тысяч. Вы понимаете, что это значит?
Лыков опешил:
— В Африку двадцать, а к нам… Дайте подсчитать.
— Уже подсчитали. В шестьдесят пять раз больше.
— Не может быть!
— Увы, Алексей Николаевич, я не шучу. Это правительственная военная колонизация. Они готовят здесь себе помощников. Может, даже партизан. Среди приехавших большинство резервисты, молодые люди, недавно прошедшие действительную службу. Кайзер учредил Немецкое колонизационное общество и в пару к нему — Немецкий экспортный банк, который обслуживает всю лавочку. Обороты огромные.
— А наше правительство что же? Спокойно наблюдает? — возмутился надворный советник.
— В семьдесят седьмом году было спохватились. Издали указ, запрещающий иностранным подданным покупать землю в приграничных губерниях. Бисмарк — он тогда еще был у власти — отреагировал мигом. Германия срочно приняла закон о двойном подданстве. Согласно ему, германский колонист, принявший подданство другой страны, сохраняет и немецкое. Со всеми полагающимися правами и обязанностями. Среди колонистов весьма развиты всякие ферейны[42], но почему-то с военным уклоном. Особенно популярны стрелковые — замечали?
— Угу, хоть в той же Риге.
— Дети колонистов, родившиеся в России, приписаны к призывным участкам в Германии. И достигши двадцати одного года, уезжают отбывать воинскую службу там. А сюда возвращаются запасными чинами, причем среди них много офицеров. Устраиваются у нас в страховые, технические, торговые фирмы и представительства и проникают на все интересующие немецкую разведку объекты. От Польши до Владивостока.
— Мрачная картина, — поежился Лыков. — А у нас нет даже контрразведывательной службы. Шпионов ловит безмозглый Новицкий.
— Странно он их ловит, — сердито сказал генерал. — Австрийский консул Фельнер фон дер Арль является резидентом в Киеве, нам это доподлинно известно. А главный жандарм играет с ним в карты в яхт-клубе. И считает, что ведет таким образом агентурное наблюдение.
— За картами?
— Точно так.
— Вот молодец! Он и с Мерингом играет. Жалование платят, почему бы не повинтить?[43]
Генерал и сыщик попили чаю. Вот-вот должны были принести нужный Алексею Николаевичу документ. Чтобы занять время, он спросил, как ведут себя в Киеве поляки.
Маврин ответил:
— Сейчас тихо. И неудивительно: после восстания шестьдесят третьего года их сильно потрепали. Во-первых, существует закон, запрещающий полякам покупать имения у своих соотечественников. Тут, в Юго-Западном крае. Во-вторых, поляки-землевладельцы платят особый налог. Все это ведет к тому, что паны уезжают. Отдают поместья за полцены, и прочь отсюда.
— Но уехали не все?