Арешников оказался солидным мужчиной лет сорока, седым, сухощавым, с тщательно расчесанной бородой. Взгляд умный, спокойный. И что-то волчье внутри, глубоко спрятанное, но заметное опытному взору. Рассмотрев посетителя внимательно, Лыков уже не сомневался: перед ним уголовный преступник.
Разговор не сложился. Арендатор упирал на то, что является известным предпринимателем и трудится по благословению владыки, на Божье дело. Кто такой Карп Притаманный, он не знает. В заводе все чисто, а за слободку пусть отвечает полиция, ей за это жалование платят. Быстро ответив на вопросы, кирпичник откланялся.
В десятом часу ночи, когда Желязовский давно покинул присутствие, два сыщика уселись за самоваром. Спиридон Федорович был весел и оживлен, будто и не провел целый день на ногах. Алексей Николаевич устало щурился. Задержание в одиночку опасного бандита далось ему нелегко, хотелось спать или напиться.
— Вы подготовили, что я просил?
— Вот, извольте.
Асланов протянул надворному советнику лист с записями:
— Здесь все за последние пять лет.
Лыков стал просматривать бумагу. Строительный подрядчик Шнарбаховский вывалился из окна в прошлом октябре. Это о нем рассказывал дядька с тюремного завода… Годованик, владелец земельного участка внизу Круглого университетского спуска, убит и ограблен неизвестными в девяносто пятом, преступники не найдены. Шабащенко, частный кредитор, давал займы под залог земли, сгорел вместе с дачей в прошлом году. И хозяин кирпичного завода в Шулявке Трофимов-Синопийский. Этот по ошибке вместо валерьяновых капель выпил карболовую кислоту и скончался месяц назад.
— Четверо?
— Ну, ваш Афонасопуло пятый, — напомнил околоточный.
— Опасная профессия у вас в Киеве — строитель.
— Да. Я сам об этом подумал, когда список составлял.
— А еще о чем подумали, Спиридон Федорович?
— Пять человек за пять лет. Не много, но и не мало. Вы считаете, Алексей Николаевич, кто-то себе рынок расчищает?
— Допускаю.
— И на кого грешите? На Арешникова?
— Какое он произвел на вас впечатление? — вопросом на вопрос ответил питерец.
— Основательный.
— И все?
Асланов задумался.
— Ну, взгляд у него жесткий, но это ни о чем не говорит. В коммерции без жесткости прогоришь.
— То, что именно в его казарме прятался Притаманный, вас не смущает?
— Так ведь не доказано. Карп жил поблизости, да. Может, и в казарму захаживал. Но были ли они вообще знакомы с арендатором?
— В разговоре местные называли Карпа комендантом Зверинца, — напомнил Лыков.
— Пускай. Что с того? Слобода дрянная, не спорю. Живет в ней всякий сброд. Вот и Притаманный. Три года мы его искали, а он вон где укрывался. И каждый сморчок, поди, знал, что это злочинец. Знал и молчал. Но при чем тут кирпичный завод? Да еще какой — Лаврский! Только тронь Якова Ильича, попы такой крик поднимут…
Разговор закончился ничем. Асланов пытался обелить подозрительного деловика, который больше смахивал на главаря разбойников. Еще он упрекнул питерца в неискренности. Вот, мол, опять ничего не сказали. Определили убивца по картотеке и в одиночку пошли брать, полицию с собой не позвали. Лыков лишь отмахнулся:
— Скажите лучше, кто за мной следит с утра до ночи? Не по вашему ли приказу?
— Нет, такой приказ мог дать только Желязовский.
— Надоел мне этот «хвост». Завтра пожалуюсь исправляющему должность полицмейстера.
— Бесполезно, Гуковский на себя ничего не возьмет, — отсоветовал надзиратель.
— И как тогда быть? Шагу ступить не дают. Лучше бы ваши филеры делом занимались, жуликов ловили.
— Полагаю, Северьяныч выполнял приказ Трепова, — предположил татарин. — Тогда ничего не попишешь, придется терпеть.
— А Трепову это зачем?
— Вы же ревизор, приехали в его вотчину. Желает знать ваши открытия.
— Полиция следит за полицией… — вздохнул Лыков. Но вспомнил, что такое с ним уже было — два года назад, в Риге. — А, ладно! Как дальше жуликов искать будем, Спиридон Федорович?
— На распоряжение начальства! — рявкнул околоточный и довольно загоготал. — Сегодня ловить уже поздно, идемте спать.
Однако день для питерца еще не кончился. В номерах Гладынюка его ожидала незнакомая женщина.
— Здравствуйте, я к вам от Николая Александровича. Он просил передать, что в городе.
Красовский в Киеве! Очень кстати. Лыков нарочно попросил нечестного надзирателя составить реестр происшествий в строительном деле, чтобы потом проверить его у надзирателя честного. И вот теперь честный вернулся.
— Что еще он передал?
Женщина беспокойно оглянулась. Сыщик понял ее:
— Где нам лучше поговорить? Может быть, поднимемся в номер?
— Давайте.
Когда они зашли внутрь, Лыков не сдержал удивления:
— Смелая вы женщина. Так безбоязненно прийти в комнату к незнакомому мужчине…
— Николай Александрович мне о вас рассказал, вот я и не боюсь.
— Что же он такого рассказал?
— Вы порядочный и умный.
Сыщик удивился:
— Вроде мы с ним общались всего ничего…
— А он сам такой. В смысле умный и порядочный. За это и страдает.
— Как вас зовут?
— Ангелина Васильевна Выверцева.
Они сели в кресла, и сыщик смог рассмотреть женщину поближе. Весьма миниатюрная, лет тридцати пяти, одета просто, никаких украшений. Красавицей не назовешь, но вид располагающий.
— Вы похожи на работающую женщину, — сказал Лыков. — Из тех, которые сами себя содержат и для которых это важно.
— Так и есть.
— Трудно приходится?
— Честный заработок всегда труден, — ответила Выверцева. Таким тоном, что все двусмысленности в ее отношении разом отпали. Стало ясно, что с ней можно говорить обо всем, только не о грязном.
— А кем вы работаете?
— Кассирша-конторщица, с залогом и рекомендациями.
Лыков понял. Не всякий мужчина, ищущий места, может представить рекомендации. А залог сейчас достигает нескольких сотен рублей. Эта маленькая женщина имела и то, и другое.
— А где служите?
Ангелина Васильевна впервые улыбнулась, едва заметно:
— Мы продаем колбасу для крыс. Производства Гаммершлендта. Видели в газетах нашу рекламу? Это такой яд против грызунов, а фабрикуется в виде колбасы.
— Кажется, читал… — Тут питерец спохватился: — Простите! Уже поздно, вы пришли по делу, а я у вас пустяки выпытываю. Что еще просил передать Николай Александрович? Он закончил дело в Ходоркове?
— Да. Его отпустили в Киев и дали три дня, чтобы написать акт дознания.
— Так он нашел убийцу?
— Разумеется, — удивилась вопросу женщина. — Чтобы Николай Александрович и не нашел?
Э-э, да тут любовь, догадался сыщик. Выверцева между тем продолжила:
— Писать бумагу он будет у себя на квартире. На службе появляться необходимости нет, да и Цихоцкий в отпуску. Поэтому он просит вас, если есть время и желание, навестить его в эти три дня.
— Завтра же и заеду, — обрадовался надворный советник. — Где проживает Николай Александрович?
— Волчий яр, дом Саламахи. Это в Татарке.
— Так далеко?
— Там квартиры дешевле. Он же взяток не берет, — пояснила Ангелина Васильевна.
— Понятно, — вздохнул Лыков и встал: — Позвольте вас проводить?
Но женщина жестом пригласила его сесть:
— У меня есть еще разговор к вам. Не уверена, Алексей Николаевич, что вы его одобрите, но…
— Слушаю вас внимательно.
К удивлению Лыкова, гостья заговорила о своих отношениях с Красовским:
— Николай Александрович очень вас хвалил. Я уже говорила это, но сейчас не лишнее повторить. Он редко кого хвалит. А для него вы авторитет, человек выдающийся в той профессии, которую он себе избрал. Я имею в виду профессию сыщика.
Женщина замолчала, глядя на питерца.
— Я понял, продолжайте. Что вы желаете от меня?
— Ах, ну ясно же! Чтобы вы поговорили с ним. Он вас уважает и наверняка прислушается.
— О чем мы должны поговорить?
— О наших с ним отношениях.
Только теперь до Лыкова дошло:
— Вы хотите за него замуж, а он отказывается?
— Да.
— Что же ему мешает?
— Материальная неустроенность.
— Лишь это? Простите… Он вас любит?
— Да. А я его. Но щепетильность и честность Николая Александровича мешают ему сделать мне предложение. Поскольку он-де не сумеет обеспечить жене достойную жизнь. Он рассказывал вам историю про надзирателя, который застрелился от безденежья?
— Рассказывал.
— Это его больное место.
Лыкову на миг показалось, что его собеседница сейчас расплачется. Однако она и не думала этого делать.
— Я говорю ему, говорю: главное, что мы нашли друг друга. Все остальное ерунда, и деньги в том числе. Кроме того, мой заработок тоже пойдет в семейный бюджет. Это его почему-то особенно злит… Почему, вот объясните мне? Почему женщина должна сидеть на шее у мужа? Почему служба ее унижает?
Сыщик только диву давался. Пришла в номер к незнакомому мужчине, выполнила поручение и сразу принялась решать свои дела. С бухты-барахты первому встречному выложила сокровенные тайны, да еще требует содействия.
А впрочем, что такого? Женщина хочет семейного счастья. Красовский — штучный человек, честен, умен, на своем месте. А его излишняя щепетильность лишь вредит возможному счастью…
— Я вас понял, Ангелина Васильевна. Сделаю, что смогу. Только надо придумать как. В этих тонких материях легко и навредить. Начну я Николаю Александровичу советовать, а он скажет: зачем лезете в чужую жизнь?
Они помолчали. Выверцева была довольна: собеседник понял ее и не сконфузился, не стал читать нравоучения. Ясно, что настоящие дамы себя так не ведут. Но меньше всего эта маленькая решительная женщина желала походить на настоящую даму.
— Как же мне вас проводить? — спохватился сыщик.
Кассирша-конторщица сразу его поняла:
— Николай Александрович предупредил меня, что за вами будут обязательно следить.
— Так и есть.
— Если вы сейчас меня проводите, филеры установят самоличность. Соединят с Николаем Александровичем, догадаются, что это он меня к вам послал. И проследят уже его квартиру.