Ката заставила себя выждать. Она провожала машину взглядом, пока та не скрылась из виду, а затем поехала за ней по улице Эвсталейти мимо здания Гостелерадио, мимо магазина «Эйстюрвер», на проспект Сюдюрландсбрёйт, и к северу от перекрестка с Гренсаусвег. На Вогар Элин остановилась у кафе «драйв-ин», а затем подъехала к дому на Сайвидарсюнд. Там припарковала машину, накинула на плечи рюкзак и подошла к двухэтажному дому с крыльцом-пристройкой и открытой галереей, опоясывающей квартиры так, что был виден вход в них.
Элин медленно-медленно поднялась по лестнице, остановилась наверху и перевела дух. Поправила рюкзак, прошла по галерее на второй этаж и остановилась у дверей квартиры № 14. Позвонив, отступила от двери и прижалась лицом к окну справа от нее, ведущему, судя по занавескам, на кухню. Через некоторое время темнота в доме зашевелилась, дверь открылась, и Элин юркнула в квартиру.
На следующий день, на рассвете Ката снова подъехала к тому дому. Белая машина все еще стояла на месте. Ката припарковалась возле небольшого торгового центра, откуда просматривались парковки возле домов и двери квартиры. Парковки пустели, а белая машина не двигалась с места. Когда рассвело, Ката сделала кружочек по району и заехала с другой стороны дома. В бинокль она разглядела, что балкон и окна квартиры закрыты, а занавески задернуты.
В двенадцатом часу появилась Элин, села в машину, поехала к дому родителей, зашла, переоделась, затем села во вчерашний внедорожник. Ката последовала за ней до «Кринглы» и проводила ее взглядом за серую дверь. После этого вернулась на Сайвидарсюнд и села в засаду возле дома Атли.
К концу дня парковка заполнилась машинами семей, возвращающихся с работы и с учебы. Когда стемнело, везде в доме зажегся свет, кроме квартиры № 14, – но иногда в ней мелькала еле видная тень.
– Она с родителями живет. А не здесь.
– Как и все, кому нет сорока, – сказала Соулей и выругалась. – Поколение, у которого ничего нет. Кроме надежды на наследство от этих хапуг, которые приходили до них – и всё у нас на Шхере[38], как пылесосы, в себя всосали. – Она открыла банку пива из захваченной с собой упаковки.
– Шхера, – повторила Ката, не сводя глаз с дома. – А я думала, это слово одни старики употребляют…
– Да; а я его у них хочу украсть. Вот притащу его в это ток-шоу, которое по воскресеньям передают, и выплюну его им в рожу. Они-то думают, что умные, – а на самом деле нет. Животные, блин, и яйца у них свешиваются аж до самой преисподней, а мозг ищет путь… Угадай, куда?
– В парламент?
– Нет, на ближайшую сучку, которая слюну распустила и хочет… – Соулей хихикнула.
– А как ты думаешь, что это за девушка? – спросила Ката, разглядывая распечатанное из Интернета фото Элин.
– Уфф! – Соулей помотала головой. – Наркоманка. Вот что мне в первую очередь в голову приходит. Я это по ее глазам вижу: она двадцать четыре часа в сутки чего-то стыдится. И эта фигня в голове ей покоя не дает. – Она взяла фотографию с приборной панели. – Да, наркоманка. Или, как в этой сфере выражаются, шлюха-мелкодозница. Если она с мужиком типа Атли, тогда точно употребляет, а он дает ей и маленькие дозы, и защиту: то есть ее сиськи – off limits[39] для других суперкачков и придурков. А то к такой супертелке, как она, на всяких тусовках без конца лезли бы все, кому не лень. А взамен она позволяет ему трахать ее, сколько ему вздумается.
– А если она употребляет – как же умудряется еще и работать?
– В магазине одежды несколько месяцев спокойно можно проработать, даже если ты на что-то подсела. А может, она в настоящем загуле была всего год или два, может, только с тех пор, как с Атли познакомилась. Там же всегда одна и та же фигня: сперва выходные на два дня, потом на три, на четыре-пять; тогда в газетах помещают объявления, что эта девушка пропала… А может, она только недавно начала работать и решила завязать и соскочить… Ты вроде говорила, она беременна? – Ката кивнула. – Ну тогда точно, она с этого соскакивает. Чувак типа Атли ни за что не позволит ей в беременном виде что-то употреблять. Он наверняка думает, что она родит мальчика, который будет похож на него, – вот он ей веществ и не дает, чтобы мальчик не родился идиотом.
– Или жопоголовым – они ведь это слово употребляют? – Посмеялись.
– И всё, и больше эта шлюха своих доз не получит. Я так думаю: эта девчонка лет с семнадцати вела разгульную жизнь, а потом встретила Атли, который в нее влюбился. Или ребенка ей сделал, а она на аборт идти не захотела, потому что уже делала его раньше, и это кончилось плохо, или ей просто потом стало стыдно. Или же они оба считают, что ребенок спасет их от наркомании, которой они оба уже стали побаиваться – не сильно, но достаточно. Совсем крыша поехала.
– Почему у них крыша поехала?
– Потому что они хотят ребенка. – И Соулей зашлась в хохоте, как с ней иногда бывало, а затем согнулась в приступе кашля.
Настало пять часов, парковка заполнилась машинами, женщинами с детьми и продуктами, супружескими парами с детьми и продуктами, болтающими по телефону подростками, идущими на тренировку с сумками через плечо.
«Какое же все это по-своему красивое и грустное, – подумала Ката, – повседневность, все, что не происходит, пока человек гонится за своими желаниями, бежит от страха перед тем-то или тем-то, да только при этом все остается как прежде. А в это время тот, из квартиры № 14, поступал ровно наоборот относительно большинства: ничего не откладывал на потом, а ловил свои желания на бегу и удовлетворял их; ему хотелось больше – и он удовлетворял их еще и еще, снова и снова, неважно, что другие от этого страдали».
Небо заволокло тучами, но дождь не начинался. Соулей с каждой минутой все больше беспокоилась: она сказала, что с ней такое бывает, когда приходится сидеть неподвижно, а вокруг сгущается темнота. Она допила пиво, с которым уже долго не могла управиться, сказала, что сходит в магазин, и вышла из машины.
Через пятнадцать минут Соулей вернулась, принесла еще кофе для Каты, а также большую шоколадку с воздушным рисом, изюм в шоколаде и кулек разных конфет, которые тотчас умяла и запила «Кока-колой».
– Ну всё, мне надоело, – сказала она, скомкивая последний фантик и зажигая сигарету. Шел уже восьмой час. – Может, сходить и постучаться к нему в дверь? – Она вытянула шею и посмотрела в окно в сторону дома.
– Зачем?
– Посмотреть, что будет. Мы ведь даже не знаем, точно ли он там. Я скажу, что ищу подружку, малышку Сиггу.
– Он тебе не откроет. Только станет еще осторожнее.
– Дай-ка бинокль… – Соулей взяла бинокль и навела на дом, а через миг опустила его и сказала: – Он в окне.
– Обманываешь?
– Нет, он там. За шторой… Ой, а у него тоже бинокль! И он смотрит прямо в мой!
– Что ты ведешь себя, как дурочка!
– У него колпачок, как у Деда Мороза! Нет, у него рыжий кот на голове!
Соулей отложила бинокль, и они стали ждать дальше.
Когда стрелка часов подходила к девяти, на парковку въехала Элин, вышла из машины и достала из багажника пакет из магазина походного снаряжения и другой – из супермаркета «Хагкёйп». Под капюшоном на ее голове виднелось бледное лицо и хорошо заметные черные брови.
– На каком она месяце? – спросила Соулей, следя за Элин в бинокль.
– На пятом-шестом. Обрати внимание, в какой она одежде.
– А что с ней такого?
На нижней ступеньке лестницы Элин остановилась и выпрямилась, так что беременное пузо оттопырилось далеко вперед. Если не считать этого пуза, она была худощава и изящного сложения. На ней была та же джинсовая куртка, что и раньше, красные штаны на резинке и белые кроссовки.
– И что это за одежда? – спросила Ката.
– О чем ты; ты что – не видишь это так же, как и я?
– Я спрашиваю: какой вид одежды? Если б ты сама себе купила такую, куда бы ты ее надела?
Элин поплыла вразвалочку вверх по ступенькам, держась одной рукой за поясницу, словно старуха.
– По-моему, это обычная одежда телочек. Телка-«лайт». Из того магазина в «Крингле». Такой прикид на каждый день, который надевают, когда идут с подружкой в солярий. Штаны великоваты, но ведь она беременна. Довольно-таки недешевые тряпки – наверное, потому, что у ее мужика деньги есть, а может, она у владельца магазина насосала…
– Не надо о ней так!
Элин подошла к квартире, позвонила у двери, сняла капюшон и наклонилась к окну кухни. Ее волосы были светлыми, хорошо заметными издалека и доходили до плеч, челка подстрижена по линеечке – прямая противоположность манере, которую Ката называла про себя «модерновой».
– У них своя система, – сказала Ката. – Она звонит, а затем показывается ему в окне.
– Этот мужик совсем спятил, – пробормотала Соулей, продолжая смотреть в бинокль. – Как долго он там просидел?
– Не знаю. Дней десять-одиннадцать. Она к нему ходит через день. Приходит между семью и десятью с пакетом всякого барахла, ночует или возвращается домой к полуночи.
Дверь открылась, и Элин юркнула в квартиру – почти как будто ее туда затянули.
Соулей опустила бинокль.
– Он это бросит. Когда поймет, что все это происходит только у него самого в башке.
По дороге домой Ката расспросила еще об одежде. Соулей описала ей костюм, в котором телкам удобнее всего ходить: черные или белые кроссовки под белую или черную кофту с капюшоном, а повседневная одежда – кофта на молнии, джинсы в обтяжку или леггинсы и майка с резинкой сзади, чтобы ее можно было зауживать и показывать живот.
– Правило телок номер один: показывать кожу! Лифчик пуш-ап на коротких лямках или перекрещенных, чтобы, понимаешь, увеличить подъем, натянуть его на спине как можно дальше. А когда идешь тусоваться – то уже до конца растелешаешься и показываешь еще и руки и ноги; леггинсов не надеваешь, а платье – просто как лоскуток, короткое и тонкое. Иногда на талии ремешок.