Критика встретила роман благожелательно. Отмечали, правда, несколько навязчивую верность теме невозвратного прошлого…
Но Одесса продолжилась… В 1960 году вышел «Зимний ветер». Павел Катаев говорит, что отец хотел назвать роман «Черный ветер» — блоковскими словами. Осенью 1917-го прапорщик Петя Бачей ранен при взрыве снаряда в Румынских Карпатах во время неудачного русского наступления. Его доставляют в родной город в офицерский лазарет. Смута нарастает, разваливается фронт. «Разумеется, ему всегда хотелось, чтобы Россия была самой могущественной и самой счастливой державой в мире. Он любил ее всей душой, но… Но разве от него могло что-нибудь зависеть? Он отдал своей родине все, что мог. Он пролил свою кровь; он мог бы и умереть… Он был каплей, песчинкой, она — океаном. Петя не сомневался, что в конце концов все как-нибудь обойдется. И все останется, наверное, по-прежнему». Быстро пойдя на поправку (кость не задета), он знакомится с дочерьми генерала Заря-Заряницкого и влюбляется в четвертую — Ирен с глазами «лиловатыми, как полураспустившаяся сирень». За столом в генеральском доме «настоящие кадровые офицеры» ведут разговоры в духе катаевской рецензии на Блока в «Южном огоньке»:
«— Пропала Россия.
— Бог не допустит…
— Душке Керенскому надо просто дать — пардон, мадам, — коленом под зад. А на фонарь — Ленина-Ульянова и всю его компанию. И чем скорее, тем лучше…
— Самостоятельная Украина? Гоп, мои гречаники? Только не это.
— А Совдепы лучше?
— Только не самостийная Украина. Сегодня Украина. Завтра Финляндия. Послезавтра Кавказ. Потом Туркестан. А там Курская республика, Тульская республика… Так мы, господа, всю Россию профукаем. Сумасшествие!
— А социалистическая республика не сумасшествие? Все, что угодно, но только не это.
— Социализм — это гибель цивилизации».
Матрос Родион Жуков и Гаврик Черноиваненко, сошедшийся с темно-каштановой Мариной (это в нее подростком был влюблен Петя), укрепляют победившую революцию в Петрограде и общаются с вождем, который среди прочего отсылает матроса «к Кобе» и допытывается: «Скажите, как удержать власть?»
«— Будем беспощадно расстреливать. — Глаза Ленина сверкнули, сухая, желтоватая кожа на скулах натянулась, и крупный рот слегка ощерился, обнажив крупные зубы».
Потом герои приезжают в Одессу, где начинаются бои. Гибнет беременная Марина, убит брат Пети «красный» Павлик, но и сам Петя теперь «красный», и его отец Василий Петрович Бачей перевязывает раненых рабочих и матросов, и тетя — неистовая большевичка… Во время любовного свидания Ирен зовет Петю с собой «на Дон к генералу Каледину», а когда он отказывается, пытается его застрелить.
В интервью «Литературной газете» в 1959 году Катаев объяснял то заметное обстоятельство, что шарм «Паруса» подрастерялся в последующих повестях, — взрослением Пети и Гаврика: «Они утратили обаяние детства… Нельзя, да, пожалуй, и не стоит вечно оставаться детьми».
Золотое очарование детства он возместил багровыми красотами бойни. Ярче всего в «Зимнем ветре» показана смерть. Гаврик, расстрелявший генерала, «был поражен мгновенным превращением на его глазах и по его воле живого человека в мертвеца, что уже находилось как бы по ту сторону человеческого сознания». И это же совершает автор, убивая героев, а затем тонко и точно прорисовывая их, словно любуясь. Головокружительный эпизод — Гаврик под пулями бегает по городу с телом Марины на руках, не веря, что она мертва. В этом чудовищная сила катаевского лирического физиологизма: «Гаврик вдруг увидел, что ее перемазанное кровью, неузнаваемое лицо с синяком вокруг одного открытого глаза и с другим глазом — закрытым — меняет цвет. Сначала оно было просто очень бледное, потом стало сизое, потом через него как бы прошла лилово-багровая волна и вдруг схлынула, оставив свинцовые тени вокруг обесцвеченных, твердых губ».
В романе Петя — командир бронепоезда. Только не «Новороссии», а «Ленина»: «В бронепоезде царила атмосфера семейная… Воевали весело и зло…»
В начале 1958 года Валерий Кирпотин записал в дневнике: «Катаев действительно очень талантлив. Но по своей природе он — куртизан. Ему всегда нужен хороший заказчик. Он может очень многое, почти все… Он добивается великолепного результата путем стилизации. В иных условиях он был бы «левым», занимался бы формотворчеством, а сейчас вынужден обслуживать идею. Он пишет в определенном «ключе» и по этому ключу стилизует: чистого мальчика, красноармейца и так далее. А в итоге стал писателем для юношества. Он это понимает. Я ему сказал, он не стал спорить, но добавил:
— Которого читают и взрослые».
«Больше я не пью»
Понять происходившее в литературе и непосредственно в «Юности» невозможно в отрыве от политического контекста. Литература не только отражала, но и подгоняла процессы перемен.
В феврале 1955 года с поста председателя Совета министров убрали Георгия Маленкова. Новое правительство было сформировано из сторонников Хрущева, который теперь взял власть по-настоящему.
Несомненно, катаевское издание своей эстетикой и этикой предвосхищало генеральную линию на «очеловечивание» общества.
Евтушенко написал об этом стихотворение «Валюн»:
Он всех нас кормил и печатал,
открыв заржавелый засов.
Катаевские волчата,
мы шли против лагерных псов.
Вселяя в Лубянку угрюмость,
пугая Китайский проезд[136],
журнал под названием «Юность»
стал юностью наших надежд…
За столькое сам виноватый,
стоял он за нас, как валун,
зловатый и угловатый,
и нежный — великий Валюн.
Еще раньше таким же символом новой эпохи стала появившаяся в майском «Знамени» 1954 года повесть «Оттепель» Эренбурга об официозном лицемерии, долгожданной смелости и свободе чувств.
В феврале 1956-го в Москве прошел XX съезд КПСС с антисталинским докладом Хрущева «О культе личности и его последствиях». Сталин персонально обвинялся как в Большом терроре, так и в том, что во время войны планировал операции по глобусу. Многие были потрясены. Началась массовая реабилитация — прижизненная и посмертная. Памятники недавнему вождю стали сносить (первый был сброшен в Тбилиси после беспорядков, подавленных танками).
13 мая 1956 года на даче в Переделкине выстрелом в сердце покончил с собой Александр Александрович Фадеев. На столике рядом с кроватью он поставил портрет Сталина. В предсмертной записке говорилось, что последние три года, несмотря на просьбы, его не могут принять «люди, которые правят государством» — «от них можно ждать еще худшего, чем от сатрапа Сталина. Тот был хоть образован, а эти — невежды».
(Последней большой любовью Фадеева была Клавдия Стрельченко, вдова погибшего на войне поэта Вадима Стрельченко, жившая в Переделкине. Критик Зелинский, писавший книгу о Фадееве, оставил очерк под рабочим названием «В июне 1954 года», где приводятся фадеевские слова Бубеннову: «Мне ближе всех оказалась теперь К.С. Я даже хотел на ней жениться. Но я не был с ней близок… Представь себе, что ночевал, а не спал. Она жила с Катаевым, а вот со мной не захотела… Я знаю, меня любил Иосиф Виссарионович». «В Сталине подкупает неподкупность», — цитируется в том же очерке. Что до отношений Фадеева со Стрельченко, возможно, он пьяно шутковал с Бубенновым — Валерии Герасимовой он говорил, что с Клавдией близок, любит ее и хотел на ней жениться, но вмешались «высшие инстанции».)
В 1957 году в январской «Неве» появилась киноповесть «Поэт». Катаев написал о вечерах «Зеленой лампы», Гражданской войне в Одессе и смертельной схватке между бывшими друзьями — поэтом Тарасовым, ставшим большевиком (он напоминает Багрицкого, птицелов), и поэтом Орловским, белым офицером (в нем много от Катаева, приходится сдать «хамам» шашку — очевидно, ту самую — «За храбрость»). Орловский возмущен «разгулом черни»: «Посбивали провода, покалечили фонари… Тьфу, мерзость!» — однако убежден, что кровавый хаос революции будет преодолен, и потому сочиняет такие стихи:
Еще пожар на гребнях крыш
Бушует при народных кликах,
Еще безумствует Париж
И носит головы на пиках,
А уж, подняв лицо от карт,
В окно своей мансарды тесной
На толпы смотрит Бонапарт,
Поручик, миру не известный.
С улыбкой жесткой на лице
Он, силой внутреннего взора,
Проводит отблеск термидора
На императорском венце.
Повесть по мотивам жизни — правда, как в кубике Рубика по авторскому произволу красное и белое поменялись местами: тифом заболел Тарасов, и арестовали его, соответственно, ворвавшиеся в город белые (но все закончилось хеппи-эндом). Кстати, само название «Поэт» многозначно. Кто подлинный герой? Оптимистичный частушечник, зевая, рифмующий лозунги, или трагический прапорщик, сравнивающий себя с Лермонтовым и после бегства французов воскликнувший: «Нас предали. Драться до последнего патрона!» — а в итоге отправленный в расход?
Повесть была экранизирована (режиссер — Борис Барнет), премьера состоялась 9 февраля 1957 года.
В том же году в журнале «Искусство кино» (№ 5) Виктор Шкловский в рецензии на фильм, указывая на близость «красного поэта» Багрицкому, отмечал: «Писатель Валентин Катаев обеднил своего земляка Тарасова» и далее — с многозначительным ядом знатока: «Образ Орловского — поэта-белогвардейца — имеет интересные черты. Орловскому Катаев дал небезразличные стихи». По Шкловскому, «сюжетное построение ленты, ее драматургия условны — они помогают смотреть ленту, но не раскрывают сущность происходящего». В результате — нет «раскрытия отношения к революции».
Шестидесятилетие Катаева в 1957-м справляли торжественно. Чествование устроили в Центральном доме работников искусств, выступали артисты театров и пионеры, а с экрана — герои фильмов по его книгам.