Поэтому сразу, с первых же часов пребывания в камере Сосновский понял самые простые и важные правила поведения, придерживаясь которых, можно было выжить и даже сохранить свое достоинство: ничего не воровать, не отнимать, не забирать у другого – красть в камере у других заключенных нельзя.
Категорически нельзя бить кого-то – все вопросы и претензии должны быть разведены только старшим блатным по понятиям. Единственным исключением, за которое нужно было ударить, являлось оскорбление: «да пошел ты на…» или подобные матерные выражения. Поэтому отсюда следовало другое правило: материться в тюрьме нельзя. Любое оскорбление может быть понято буквально, и за него придется ответить.
Вообще – произнося любое слово, надо быть готовым держать за него ответ и ничего не утверждать, не имея на то оснований. Болтать впустую – себе дороже. Чем меньше болтаешь, тем тебе и лучше.
Все эти правила идеально соответствовали характеру Володи. Он был абсолютно честен, воровство внушало ему отвращение просто на физическом уровне. За всю свою жизнь он ни разу не взял ничего чужого – даже в детстве не отнимал конфет у сверстников. Чтобы взять что-то, украсть – такого просто не могло произойти! К тому же сокамерники внушали ему страшное отвращение – такое же, как и их еда и вещи.
Бить? Сосновский никогда не лез в драку и не распускал рук. Да и не был он так физически силен, чтобы решать проблему кулаками. Драка в его сознании была прерогативой простонародья, а так опуститься Володя просто не мог. Он считал это немыслимым.
Точно так же, как драку, Володя ненавидел мат. Еще и до тюрьмы он был твердо убежден, что ругаться либо тупо бравировать матерными словами – это неискоренимый признак низменности. Мат в разговоре – это то, что превращает человека в быдло, в дешевку, причем со стремительной скоростью. К тому же подчеркивает низкое происхождение не только его, но и родителей, которые не сумели его воспитать.
У Сосновского было много недостатков, но он никогда не был ни быдлом, ни дешевкой. А потому послать матом было для него так же омерзительно и тошнотворно, как, например, плюнуть в собственную тарелку с супом, а потом доесть этот суп.
И, наконец, Володя не был болтлив даже в лучшие, самые счастливые дни свободной жизни. Он любил помалкивать, в крайнем случае – расспрашивать окружающих о них самих, а затем делать выводы, либо тихонько наблюдать, сидя в сторонке. В тюрьме же он стал просто молчалив, отвечая простыми предложениями на любой заданный ему вопрос.
Очень скоро по камерам разнеслась весть о том, что Сосновский находится под личным покровительством Тучи. А потому у него появился какой-то авторитет, и все остальные блатные смотрели на него с уважением. Главный вор, контролирующий тюрьму, приглашал его к себе пить чай.
К тому же Володя получал очень хорошие передачи с воли, организованные Тучей. Тот, по просьбе Тани, быстро наладил в тюрьме поддержку и лучшее снабжение для Сосновского, и у того было достаточно много еды. Несмотря на свой природный снобизм, Володя никогда не был жадным, что тоже подчеркивалось его происхождением, ведь жадность – такой же низкий уровень, как и мат. А потому он щедро раздавал эти посылки всей камере, за что заработал еще несколько плюсов в пользу своего высокого положения.
Раздавать дорогие передачи Володе было не жаль – от душевных переживаний он потерял аппетит. И что бы ни ел, все казалось ему безвкусным, словно жует бумагу. Тем более, есть в вонючей камере было для Сосновского кошмаром. Поэтому он ел только для того, чтобы не лишиться от голода сил.
Время от времени ему приходилось заходить к главному вору, который держал тюрьму. Потом Володя так старался вытравить все это из памяти, что даже забыл его имя. И только теперь, после рассказа Петренко, он все это частично вспоминал. Это были те же самые правила, которые действовали в камере. Вор должен был выделять долю в общак – единственное исключение из общих правил. Поднять руку на вора было категорически нельзя. Кроме того, сам вор, как и все остальные, был обязан почитать старших, почитать родителей, не стучать, разбирать беспредел – то есть запрещать отнимать что бы то ни было у кого бы то ни было, карать за драку, за матерщину, никогда не предъявлять обвинений без доказательств, не работать на «красных», никак не сотрудничать с ними и никогда не крысятничать, то есть не воровать у своих.
От этого странного человека (как Сосновский ни пытался, его лицо не выплывало из памяти, так удалось ему справиться со своими воспоминаниями) он слышал как раз то, что говорил ему Петренко и что он уже знал.
Вор должен был установить контроль над тюрьмой и поддерживать в ней порядок, добиться полного влияния над достаточно неустойчивой средой заключенных, осуществлять жесткое правление, заставляя подчиняться силовыми методами.
Не чураться убийств – но расправы всегда должны были осуществляться чужими руками. Также он должен был постоянно расширять свое окружение за счет новых заключенных. Организовать пополнение общака, причем часть его тратить на тюрьму. Участвовать в воровских сходах для принятия на них важных решений, раздела контролируемых территорий, осуществления «суда чести» и прочих вопросов, для чего участников вывозили за пределы тюрьмы.
Однако к прежним правилам добавились новые – к примеру, организация разведывательной работы в отношении сотрудников милиции, тюрьмы, осуществление противодействия администрации тюрьмы путем запугивания, подкупа, угроз, шантажа…
Глава 13
Дрова зашипели и погасли. Володя так увлекся путешествием в прошлое, что воспоминания, столько времени изгоняемые из его памяти, захватили его целиком. Уж слишком долго он пытался отогнать от себя прошлое. И вот настал момент, когда в этом появилась необходимость. Сосновский был готов к этому. И он уже знал, о чем напишет в своих статьях, хотя понимал, что многих это шокирует. Но лучше рассказать страшную правду, чем все время повторять бессмысленную ложь. Ведь правду, Сосновский это знал, не любят.
Она похожа на зеркало, в отражении которого люди видят сами себя без прикрас, и мало кому по душе это зрелище. А потому у людей всегда будет существовать две правды: одна – то, что человек думает об окружающем мире и о других людях, другая – то, что он думает о самом себе. Как правило, между этими двумя правдами нет ничего общего.
Думая обо всем этом, Володя впервые в жизни отступил от своего «я» – надменной брезгливости. Он четко понял, что на самом деле не все так однозначно в мире тюрьмы, и что человек, пусть это даже и последний бандит, может быть сильной личностью, если способен держать в подчинении свору недолюдей, устанавливать правила и следить за их исполнением… Значит, в мире существуют не только два цвета – черный и белый, но и множество других оттенков, часто меняющихся – в зависимости от обстоятельств.
Нырнув в собственные тюремные воспоминания, Сосновский, словно отряхивая их, мотнул головой и вернулся к разговору с Петренко. Его зацепило высказывание друга о том, что за созданием искусственной касты так называемых воров в законе стоят большевики.
И тогда Володя спросил напрямик:
– Хорошо, давай тогда посмотрим с другой стороны. Если такого пустого бандита, как Червь, бросили на расправу своим же, то зачем сделали это? Почему его убрали?
– Ты сам ответил на свой вопрос, – усмехнулся Петренко. – Червь был пустым бандитом, ну или никем. Он был слабым. А слабых всегда убирают. В новом мире нужны сильные, лидеры. Слабые – это помеха. Так всегда было. Хочешь сделать что-то кардинальное и большое – избавься от слабых.
– Это Туча сделал? – все еще не понимал Сосновский.
– Нет, – Петренко покачал головой, – думаю, Туча сейчас и сам под ударом. Он лидер старой формации. В нем есть… ну как тебе сказать… порядочность. И ему придется перестроиться, стать другим.
– То есть кто-то подговорил Червя украсть общак, этот дурачок послушался, и от него избавились? – уточнил Володя.
– Именно! – согласно кивнул Петренко. – И сделано это было, чтобы сместить Тучу, убрать его, чтобы полностью дискредитировать и лишить доверия остальных воров. Но у них ничего не получилось. Воры редко решаются убить кого-то, но за кражу общака либо за выдачу его «красным» полагается смерть.
И Петренко заговорил о наказаниях, которые приняты в среде воров, – тех, которые определяются только на сходе.
В основе любой преступной группировки всегда была довольно хорошая организованность и жесткие санкции, которые применялись к провинившимся. Но такие же санкции действовали и в тюрьме по отношению к тем, кто был среди «мужиков», а не блатных. Например, за серьезный проступок могли убить. Это наказание применялось достаточно редко, но действительно за очень серьезные дела. К примеру, если точно было установлено, что бандит, член группировки, является агентом милиции или же за убийство другого вора с высоким положением. За сдачу общего или за кражу из него. Однако на убийство провинившегося всегда должна была быть санкция вора в законе и сходки местных авторитетов. Но это, так сказать, была крайность. За какую-то малую, по меркам тюрьмы, вину заключенного могли перевести в самую презираемую группу – «петухов», опущенных, совершив насильственный акт мужеложства. Могли лишить статуса и другим способом – к примеру, стоило блатному дать по ушам, как из категории блатных он переводился в касту «мужиков». Также блатного могли изгнать из группы, переместить в самую плохую часть барака, подвергнуть полному игнорированию.
Тому, кто проиграл в карты и не отдал долг, и тому, кто безосновательно избил кого-то, могли сломать руки и ноги. Всё это в общих чертах Сосновский уже знал.
Рассказывая обо всем этом, Петренко подчеркнул, что санкцию на смерть Червя и Сидора Блондина явно наложил Туча на очередном сходе.
– У него не было другого выбора, – словно о