– Насколько они опасны? – поинтересовался Брайден. – Это убийцы или кто?
– Несколько недель назад я бы ответил, что они вообще не представляют опасности. Почти все они не насильники и не убийцы, а политические. Конечно, сильно повернутые на своих убеждениях, или что там у них, но в остальном совершенно обычные люди.
– Вы сказали «несколько недель назад». А что сейчас?
Генри вздохнул:
– А сейчас не знаю. Они стали беспокойными, с ними что-то происходит. Я не могу предугадать их поведение.
Брайден как-то странно на него посмотрел, потом подошел ближе, взял за руку и негромко спросил:
– Как вы себя чувствуете?
Генри удивился вопросу:
– Я? Да нормально вроде.
Пришлось сделать над собой усилие, чтобы не отвести взгляд. А вдруг это ловушка? Если все специально подстроено, чтобы он угодил в западню? Может, поэтому проект и засекречен? Генри постарался прогнать прочь дурные мысли и судорожно сглотнул.
– Вы не испытываете чувства тревоги? – спросил Брайден, приблизившись вплотную и прищурив глаза.
Генри не знал, как лучше ответить, помялся немного и наконец произнес:
– Я в полном порядке. Просто время сейчас тяжелое.
Брайден приподнял одну бровь.
– Да, я вижу, вы это чувствуете. – И добавил уже более доброжелательно: – Скажите, вы верите?
– Во что? – не понял Генри.
Брайден сунул руку в вырез рубашки и вытащил медальон в форме двух переплетающихся рогов – символ Церкви юнитологии.
– Хвала Олтмэну, – почтительно произнес он.
– Извините, нет, – ответил Генри, пожалуй, чересчур поспешно. – Я не верю в это. Но и не имею ничего против.
Брайден медленно спрятал медальон обратно и сказал, по-прежнему улыбаясь:
– Вы уже чувствуете, но еще не готовы это признать.
С этими словами Брайден отошел от Генри и принялся отдавать распоряжения своим людям, которые продолжали устанавливать и настраивать оборудование. Озадаченный Генри стоял и не знал, что делать.
«Оно здесь, – думал Брайден. – Я уверен».
Обелиск хотел, чтобы люди нашли что-то. Брайден не знал, что именно, но не сомневался: оно находится в этой тюрьме и именно ему суждено это отыскать. Он избран для этого. Он знал о своем священном призвании, едва ли не ощущал на голове сияющую корону, видимую только истинно посвященным, истинно избранным. Он найдет это и сделает все, что потребуется, чтобы защитить и находку, и Обелиск от всех неверующих.
Не стоило подходить к оператору Уондри и говорить с ним, но Брайден что-то увидел, почуял в этом человеке. Понял, что оператор тоже что-то чувствует, как и он сам. В той или иной степени все это чувствовали – такова была мощь Обелиска, что под Его влияние попадали как верующие, так и неверующие, – но у большинства реакция была чисто физиологической: головная боль, тошнота, смутная тревога. В то же время все больше людей ощущали призыв к Слиянию, призыв оставить прежнюю жизнь ради того, чтобы понять величайший смысл единения, слиться в одно целое. Уже шестеро из работавших в исследовательском центре на Аспере расстались с бренной жизнью или, иначе говоря, позволили забрать их жизни всеблагой душе, а уж Брайден позаботился о том, чтобы их тела надлежащим образом подготовили и сохранили до того дня, когда они смогут вернуться к новой жизни. Да, он понимал, что его труд здесь священен.
Внезапно рядом возникла Кэлли Декстер. Она была настоящим горем Брайдена, занозой в одном месте. Она не верила в Слияние, и Брайден знал, что с ней не стоит и заговаривать о своей вере – Декстер все равно ничего бы не поняла. Более того, высмеяла бы его и попыталась использовать этот факт против него. Брайден воспринимал эту женщину как испытание своей веры, как противника, с которым он должен бороться и которого должен одолеть. Но действовать необходимо скрытно и с большой осторожностью.
– Все подготовлено? – спросил ее Брайден.
Кэлли кивнула:
– Да, вся контрольная аппаратура подключена. Теперь осталось только дождаться очередного импульса.
– Хорошо. Но можно пока заняться другими делами.
– Какими же?
– Нам нужно прочувствовать само это место. Походить здесь и ощутить его энергию.
– Энергию? Ощутить? Что за мистическую чушь вы несете?
Брайден решил не настаивать и пошел на попятную:
– Я имел в виду поиск и измерение различных аномалий. Магнитных, например, или перепадов давления. Вообще любых отклонений от нормы. Всего, что может указать нам на тот объект, который ищет Обелиск.
– Опять вы за свое. Вы все время думаете об Обелиске как о человеческом существе.
Брайден едва сдержал гнев. Он вовсе не воспринимал Обелиск как человека. Разумное существо – да, но не человеческое. Он гораздо выше, совершеннее человека.
– Это просто метафора, – сказал Брайден. – Ничего такого я не имел в виду.
Декстер холодно посмотрела на него:
– Хотела бы я, чтобы это оказалось правдой. Ладно, давайте поглядим, что нам удастся найти.
Голос и меняющееся лицо приходили теперь постоянно. Бóльшую часть времени Голос был почти неразличим, однако если Иштван настраивался на нужный лад, то все-таки мог его услышать и понять. Иштван как будто снова обрел брата, но Голос был лучше брата, потому что, в отличие от Йенси, не собирался бросать его. Он стал Иштвану новым другом: тем, кто хочет всегда быть рядом, тем, с кем можно провести всю оставшуюся жизнь.
Он начал обучать Иштвана разным вещам. Иногда Иштван чувствовал, как он очень бережно дотрагивается до его мозга, сглаживает какие-то участки, расправляет, как будто создает нечто новое. Это было странное ощущение невероятной близости, точно кто-то осторожно погрузил руки в его голову и нежно гладит мозг. Поначалу Иштван немного побаивался, но бестелесные руки дотрагивались до определенного участка мозга, и страх ослабевал. Перед ним появлялись образы и фигуры; странные искривленные, бесцветные формы, которые он, казалось, не только видел глазами, но и понимал, чувствовал, что, имея подходящие инструменты и опыт, мог бы сам их построить. А Голос шептал Иштвану, что это будет великолепно.
«Великолепно. Следующая ступень эволюции. Чудесное Слияние, которое позволит сознанию жить в человеческом теле, но одновременно и вне его».
Это было прекрасно, настолько прекрасно, что Иштван почти не заметил боли, когда пришел новый импульс – более сильный, чем когда-либо, – и выбросил его в иной мир. Он слышал оттуда, как в мире, который он покинул, кричат и стонут его товарищи по заключению, и знал, что они тоже чувствуют это, хотя и иначе, чем он сам. Если невидимые пальцы в мозгу Иштвана двигались очень деликатно, перекраивая там что-то на свой лад, и он только испытывал будоражащие, опьяняющие чувства, то остальным узникам должно было казаться, будто им медленно отрывают головы. И действительно, когда пульсация ослабла и зрение частично вернулось, Иштван увидел, как сидевший напротив за столом заключенный бился головой о стол, пока наконец его череп не треснул. Кровь скопилась в лужицу на столешнице и потекла ручейком в направлении Иштвана. Он сидел, равнодушно следя за ее течением, и не пошевелился даже тогда, когда она начала капать ему на колени. Мысли Иштвана были заняты другим. «Интересно, он умер? Как же его звали?» Затем Иштван решил, что это не имеет значения. Да, этот человек еще жив, но скоро он умрет.
Вой сирены оповестил узников о том, что нужно вернуться в камеры. Все выглядели глубоко потрясенными. Некоторые бесцельно бродили туда-сюда, другие просто стояли, уставившись на заключенного с раскроенным черепом, а один безостановочно колотил себя по голове кулаками. Однако постепенно они стали приходить в себя и разбрелись по камерам. Иштван оперся руками о стол по обе стороны от лужи крови, но не успел встать, потому что услышал Голос:
«Подожди».
– Подождать? Зачем?
Но ответа не было. Иштван огляделся, увидел, как другие заключенные медленно возвращаются в камеры, посмотрел на мертвого (или умирающего) человека за столом. Что такое известно Голосу? Если Иштван останется, его изобьют охранники, возможно, до смерти. Иштван попытался встать.
«Подожди».
В замешательстве он снова сел на скамью. Зачем ему оставаться? Что он от этого выиграет? Нет, нет, это будет ошибкой. И все же он остался на месте.
Громкоговоритель пролаял предупреждение, и теперь у Иштвана оставалось тридцать секунд, чтобы вернуться к себе. Он отсчитал их про себя, потом отсчитал еще шестьдесят и услышал, как лязгнули, закрываясь, двери камер.
«Ну вот, уже слишком поздно, – подумал Иштван. – Теперь мне достанется».
Он поднял руки, скрестил их на затылке, чтобы охранники не подумали, будто он представляет угрозу, и ждал, что будет дальше. Где-то через минуту открылись двери, ведущие во внешнее кольцо, и в тюремном коридоре появились охранники.
Странно, но в этот раз они не спешили. Одетые, как обычно, в спецкостюмы, они сопровождали людей в штатском – двух мужчин и двух женщин.
«Новая партия заключенных?» – подумал Иштван, но тут же отбросил эту мысль. Руки у этой четверки были свободны, шли они легко и спокойно, более того, несли с собой разные приборы и приспособления. Дверь с лязгом захлопнулась, и вошедшие направились мимо камер к центральному кругу.
Один из охранников поднял оружие и спросил:
– Мне нейтрализовать его, сэр?
Мужчина средних лет с заметной сединой в волосах – судя по представительной внешности, старший среди штатских – покачал головой:
– Только в крайнем случае, если он будет вести себя агрессивно. Пусть все останется как есть.
Ученые вошли в центральный зал и начали бродить туда-сюда, так что сопровождавшие их охранники неловко сталкивались друг с другом. Иштван сидел за столом и наблюдал за ними.
– Проверьте, жив он или мертв, – скомандовал тот, что казался главным.
– Будет сделано, сэр, – выпалил один из охранников, подошел к неподвижному телу, лежавшему лицом вниз на столе, и прислушался. Потом стащил перчатку и приложил палец к шее заключенного. – Сэр, он мертв.