— Сиенна? Как ты?..
Я шикаю и глажу её спутанные волосы.
— Неважно. Теперь я здесь, — я отстраняюсь, чтобы взглянуть на неё. — Они тебя не били?
Она трясёт головой. Её зелёные глаза затуманены слезами, а переносицу и щёки украшает еле заметная сыпь в форме бабочки — распространённый симптом обострения системной красной волчанки. Из-за неё моё сердце разрывается. Она слишком чувствительная. Слишком болезненная. Слишком хрупкая для всего этого.
Я опускаю голову маме на плечо и обнимаю её, пока она содрогается от рыданий. Ее распухшие руки цепляются за подол моей футболки, как будто она боится, что я могу исчезнуть. Физически она в моих объятиях, и всё же, её здесь нет. Она вернулась в то место, куда уходит, когда жизнь становится слишком невыносимой.
Постепенно её плач стихает, и она засыпает. Я меняю позу, опираясь спиной на стену, а мамина голова оказывается у меня на груди. В животе урчит. Темнота камеры и отсутствие окон не позволяют определить, который час.
Закрыв глаза, я откидываю голову назад, к стене, и вонь камеры заполняет ноздри. Смесь мочи и запаха немытого тела. Я с трудом сглатываю и, подавляя рвотные позывы, зарываюсь лицом в мамины волосы. Они всё так же пахнут лавандовым шампунем.
Низкий стон разносится по коридору, и я распахиваю глаза. Мы не одни. Кто-то или что-то всего в паре метров от нас. Я напрягаюсь, выжидая, прислушиваясь к другим звукам.
Но вокруг только тишина.
***
Металл скрежещет о металл. Рэдклифф стоит в дверном проёме камеры, только что принявший душ и пахнущий мылом.
— Как поживаешь, Престон? — с усмешкой интересуется он. — Как продвигается задание?
Я смотрю вниз на маму, голова которой покоится у меня на коленях. К счастью, она ещё спит.
— Не продвигается, — говорю я. — Как я должна вернуться в дом Харлоу?
Он бросает на меня неодобрительный взгляд.
— Тебе нужно проявить творческий подход. Надо подобраться поближе к Харлоу. Проникнуть в дом, стать частью семьи.
— И как вы предлагаете это сделать?
Губы Рэдклиффа изгибаются в злобной усмешке.
— Соблазнить его генетически-модифицированного сына.
Соблазнить Зейна? Зейна?! Того, который помолвлен с идеальной принцессой с бесконечными ногами, загорелыми бёдрами и размером одежды XXS? Я с отвращением кривлю губы. Невозможно. Чем вообще я могу его привлечь? Бледная кожа, веснушки на носу, кудрявые рыжие волосы… список можно продолжать и продолжать.
— Если в этом ваш план, то вы явно сумасшедший, — грубо отвечаю я.
— Не будь так строга к себе. У тебя есть определенная… привлекательность для мужчин. Больше, чем ты думаешь.
Его глаза с любопытством бродят по моему телу, как будто у него рентгеновское зрение. Вздрогнув, я скрещиваю руки на груди.
Я думала, что убивать Харлоу плохо, но соблазнять Зейна в сотню раз хуже.
Я не смогу это сделать. Я не стану это делать. Должен быть другой способ. Если я сумею вытащить маму отсюда, мы можем уйти. Уйти туда, где нас никто не найдёт. Может, куда-нибудь на север, где не так жарко. Или куда-нибудь к океану — я всегда хотела научиться сёрфингу.
Но потом я вспоминаю про маячок в моей руке. По спине пробегает дрожь. Он всегда будет следить за мной. Он будет знать каждый мой шаг. Я не смогу сбежать, потому что никогда не буду свободна.
Тем не менее, я могу отослать маму с Эмили подальше. Туда, где они будут в безопасности. Если эти люди не смогут забрать мою семью, они не смогут навредить мне. Наибольшую боль они могут причинить, если обидят маму или Эмили. Моя жизнь ничего не значит, особенно если мне придётся жить без них.
Мама шевелится и открывает глаза. Когда она видит меня, она улыбается, но это быстро сменяется ужасом во взгляде, когда она садится и смотрит на дверной проём.
Я встаю напротив Рэдклиффа.
— Я могу сейчас забрать её домой? Она больна. И не нужна вам.
Он улыбается, но улыбка не отражается в его глазах.
— Ах, Сиенна, ты ведь хорошо успела меня узнать. Я уже говорил, твоя мать служит страховкой, чтобы убедиться, что ты выполнишь свою часть сделки, — он наклоняется ближе и меня чуть ли не тошнит от его несвежего дыхания. — Когда Харлоу Райдер будет мёртв, твоя мамочка сможет вернуться домой.
Я сжимаю и разжимаю кулаки. Не могу удержаться и бросаюсь на него с растопыренными пальцами. Вцепляюсь ногтями в его лицо, оставляя длинные царапины на щеках.
Он со всей силы бьёт меня по лицу, швыряя на пол. Горячая, ослепляющая боль пронзает щёку, и я задыхаюсь. Тянусь к матери, кричащей в углу, но пальцы хватают только бетон. Руки царапают пол, когда Рэдклифф за ногу выволакивает меня из камеры.
Без повязки на глазах я всё вижу. Тюремный блок, битком набитый заключёнными.
Я предполагаю, что все эти люди перешли дорогу Рэдклиффу. И я знаю, что если не буду осторожна, то тоже окажусь здесь. А Эмили останется без матери. Без сестры. И без дома.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Мне снова завязывают глаза, и головорезы ведут меня к внедорожнику, пока Рэдклифф обрабатывает раны. Я ощущаю удовлетворение, зная, что причинила ему боль и, возможно, оставила шрамы. Жаль, что я не прицелилась повыше. Меня бы сильно порадовало, если бы я выцарапала ему глаза.
Я уделяю пристальное внимание каждому звуку, который слышу, и каждому запаху. Кап-кап — подтекающая вода. Может из трубы? Слабое эхо моих шагов по бетонному полу и шероховатая грязь под ногами. Слишком много грязи для первого этажа. Из-за сырости и запаха плесени мне кажется, что мы под землёй.
Внутри внедорожника воняет гамбургерами и луком. Через несколько секунд моё тело откидывается, как будто мы едем по крутому склону или рампе. Когда мы достигаем верха, под повязку просачивается больше света. Солнечный свет. Кажется, я права. Должно быть, они отвезли меня в свой подземный бункер. Теперь, если я смогу выяснить, где именно он находится…
Мы едем около двадцати минут, солнце нагревает левую половину тела сквозь окно. Учитывая положение солнца в такой ранний час, полагаю, мы едем на юг.
Они высадили меня где-то в пустыне. Пока я изо всех сил пытаюсь снять повязку, машина отъезжает. Я кричу от разочарования, грязь и пыль забивают рот и нос. Они не могут бросить меня в этой богом забытой пустоши!
Но когда я оглядываю бесплодный пейзаж, то понимаю, что рядом с кустарником лежит мой байк. Не знаю, как он тут оказался, или почему они оставили его для меня, но не собираюсь оспаривать этот небольшой подарок на память.
Ожог на ноге начинает жечься под повязкой, когда оказывается рядом с выхлопной трубой. Я щурюсь от боли, каждая мышца пульсирует, каждая кость ноет. Я хочу домой. Мне нужно увидеть Эмили.
Подъезжая к дому, я задыхаюсь от подступающих слез. Соскользнув с байка, ковыляю к двери. На полпути через двор, я замечаю гладкий серебристый автомобиль, припаркованный на грунтовой дороге перед нашим трейлером, как будто случайно заехал не в ту часть города.
Зейн выходит, и я меня охватывает ужас. Смотрю вниз на свои грязные штаны, окровавленную футболку, обожжённую ногу и ободранные руки. Хочется забежать внутрь и запереть дверь. Вместо этого я выпрямляюсь, вытираю потное лицо ладонью и жду.
Он идёт ко мне, и моё сердце пускается вскачь. Почему меня мутит каждый раз, как я его вижу? Словно в любой момент может стошнить?
— Сиенна, — он произносит моё имя как самую удивительную сладость в мире. Оно скатывается с его языка, как масло с мёдом.
Я устала. Истощена. Напугана. Но встреча с Зейном даёт мне неожиданный прилив энергии, и когда он идёт ко мне, я чувствую, что всё будет хорошо.
Он широко улыбается, но когда подходит ближе, его улыбка исчезает. Он сводит брови и смотрит на меня.
— Что случилось? — он оказывается рядом ещё до того, как я успеваю ответить. Он ощупывает моё лицо, руки, волосы. Каждое место, к которому он прикасается, ощущается как электрический разряд, обжигающий кожу. Я теряю сознание, и он ловит меня, прижимая к себе. Моя голова находит идеальное место на его груди, и я вдыхаю его землисто-кедровый аромат.
Плотина прорывается, и из моих глаз текут слезы. Я устала быть сильной. Мне надоело доказывать свою самостоятельность.
Зейн гладит мои волосы и целует лоб тёплыми губами. Всё моё тело жаждет большего, жаждет его поцелуев. Но вместо этого он осторожно поднимает меня и несёт в трейлер. Оказавшись внутри, он укладывает меня на диван. Я хочу, чтобы он остался рядом со мной, но он идёт на кухню.
Спустись на землю, Сиенна. Он помолвлен.
Я вытираю слёзы с лица, когда он возвращается с мокрой тряпкой. Он садится рядом со мной, и моё сердце колотится. Осторожными, уверенными движениями он вытирает грязь с моих рук и очищает порезы на руках и лице. Его прикосновения очень нежные. Я закрываю глаза и позволяю себе принять заботу впервые с тех пор, как умер отец.
Ни один из нас не заговаривает, даже когда он возвращается на кухню, чтобы заново намочить и отжать тряпку. Он молчалив и спокоен, но я знаю, что у него есть вопросы. Куча вопросов. Однако он приберегает их до лучших времён.
Его руки легонько коснулись моей щеки там, куда меня ударил Рэдклифф. Уверена, там большой синяк. Его глаза спрашивают меня, но губы не шевелятся.
Когда он стирает последнюю каплю засохшей крови, Зейн возвращает тряпку на кухню и приносит чашку воды. Безмолвно, он вручает её мне, и я пью. Он смотрит на меня. Как только я отставляю чашку на кофейный столик, он откидывается назад и скрещивает руки на груди, всё это время он не сводит глаз с моего лица.
— Что. Случилось, — тихо, размеренно произносит он эти два слова, похожие скорее на утверждение, чем на вопрос.
Я не знаю, что ответить. Тишина нравится мне больше его вопрошающих глаз.
— Я… попала в аварию. На мотоцикле.
Он прищуривается.
— Тот мотоцикл, на котором ты приехала? Похоже, он в порядке, — он глубоко вздыхает и запускает руку в волосы. У него встревоженный вид.