Пальцы Трея скользят по изгибам моей фигуры, притягивая ближе за талию.
Мне не хватает дыхания, когда мы, наконец, разрываем поцелуй.
— Я никогда к этому не привыкну, — говорит он, улыбаясь и мотая головой.
— Вот и хорошо, — отвечаю ему. Знаю, это странно, но мне стало легче. Словно его поцелуи высосали из меня всю тьму, весь негатив и оставили только светлую часть меня.
Он наклоняет голову к плечу.
— Хочешь куда-нибудь поехать? Может, сбежать ото всех на несколько часов?
— А ты можешь? — спрашиваю его. Мне хорошо известно, что он занят тренировками, а сегодня ещё и день поставок. Даже если он лично не отправляется за пополнением запасов, ему нужно быть в лагере, чтобы распределить полученное по возвращении других.
Он берёт меня за подбородок и целует в нос.
— Могу. Даже мне нужно иногда отдыхать. К тому же там есть Нэш. Он может обо всём позаботиться, пока я не вернусь.
От одного упоминания имени Нэша у меня кровь стынет в жилах, несмотря на жару за окнами. Как много вещей в моей жизни, от которых я хочу сбежать. Я собираюсь снова поцеловать Трея, чтобы вытеснить воспоминание о руках Нэша, сжимающихся на моей шее, но он заводит пикап и отъезжает от обочины.
Мы едем молча, всё дальше и дальше от лагеря. Я оглядываюсь назад и вижу, как от города осталось лишь пятнышко вдалеке. Трей прочищает горло, намереваясь прервать тишину:
— Может, расскажешь мне, почему ты была в МПЗ? — он бросает быстрый взгляд на меня, а потом вновь смотрит на дорогу.
Я вздыхаю, уже предвидя, что ему не понравится, что я обратилась за помощью к другому парню.
— Сиенна?
Прочищаю горло.
— Я собираюсь тебе рассказать, правда, — говорю ему. — Но можешь подождать ещё немного?
Он вновь переводит глаза на меня, но не давит.
Так мы едем около часа и приезжаем в то место, куда хотел привезти меня Трей. Эта часть пустыни более зелёная и цветущая, будто бы много лет назад местное население позаботилось о том, чтобы посадить деревья и кустарники, устойчивые к жаре.
Трей паркуется под низко свисающей пальмой и обходит машину, чтобы открыть мне дверь. Я выхожу до того, как он успевает дойти. Он берёт меня за руку, переплетая наши пальцы, и ведёт меня под сенью деревьев. Волна удовольствия поднимается вверх по моему позвоночнику, когда его большой палец поглаживает тыльную сторону моей ладони.
Мы здесь одни. Моё сердце громко стучит от осознания этого факта. С тех пор как мы впервые поцеловались, нам удавалось несколько раз улучить минутку наедине, но мы никогда не были по-настоящему одни. Всегда был кто-то, стучавший в дверь, чтобы что-то спросить, или кто-то, идущий по коридору. Не желая быть раскрытыми, мы всегда должны были отстраняться друг от друга. Но на этот раз здесь никого нет. Никто не отвлечёт. Никто не прервёт. Ничего не помешает.
Мой живот скручивается, оттого что я нервничаю. Не знаю, как я отношусь к тому, чтобы остаться с ним наедине. Я доверяю ему, разумеется. Но не уверена, что доверяю самой себе.
Мои пальцы скользят по сверкающим на солнце сердцевидным листьям гибискуса. Трей останавливается и срывает с куста жёлтый цветок, который он аккуратно заправляет мне за ухо.
Среди цветов и деревьев обнаруживается лагуна. С землистыми возвышениями и пышной листвой вокруг зеленовато-голубой воды место выглядит очень заманчивым. И совершенно уединённым.
— Как ты узнал про это место? — спрашиваю я, наклоняясь, чтобы потрогать воду. Приятная прохлада, особенно в такой жаркий день.
— Его нашёл мой отец, когда разведывал территорию для будущего лагеря. Мы часто приходили сюда, когда я был младше. Это было любимым местом моей мамы. Единственное место, помимо лагеря, куда могли сбежать мои родители.
Я останавливаюсь и разворачиваюсь к нему.
— Ты скучаешь по ней?
— Не так сильно, как раньше. Клэр была сильной, прагматичной женщиной, — он наклоняет голову, изучая моё лицо. Румянец вспыхивает на моих щеках. — Иногда ты напоминаешь мне её.
Я улыбаюсь и жду, потому что он, похоже, хочет рассказать что-то ещё. Он присаживается у края воды, похлопывая по месту рядом с собой. Я сажусь, поворачиваясь к нему лицом, подтягиваю колени к груди и обхватываю руками.
— Маме не всегда это давалось легко. Я имею в виду, брак с моим отцом.
Я смотрю на него, внимательно слушая. Он никогда прежде не рассказывал так много о своих родителях.
— Всю их супружескую жизнь он был влюблён в другую женщину.
Моя челюсть падает.
— Он изменял твоей маме?
Трей мотает головой, глядя в землю.
— Я не знаю. Не думаю, но… — он запинается. — Не знаю точно.
— Похоже, здесь особая история, — подталкиваю я его, чтобы он продолжил рассказ.
— Это не типичная история любви, вот уж точно, — он набирает в кулак пыльный песок и просеивает его меж пальцев. — Помнишь, как я нанял тебя проникнуть в офис Харлоу Райдера?
Киваю, неуверенная, к чему он клонит.
— Ну, я был не до конца честен о своих мотивах.
Хмм… Похоже, не у одной меня есть секреты.
— То есть, это правда, что я не хотел, чтобы чип попал в неправильные руки, но ещё мне хотелось ударить Харлоу в больное место. Не только из-за того, что его компания делает с несовершеннолетними преступниками.
— А из-за чего же?
Трей вздыхает.
— Много лет назад Харлоу с моим отцом были друзьями. Напарниками в университетской лаборатории, в общем-то. Мой отец был влюблён в женщину… женщину по имени Пенелопа Филдс. У него было мало денег, так что они планировали сбежать вместе в одни выходные.
— Так вот, Харлоу положил глаз на Пенелопу. Каким-то образом он убедил её, что с ним ей будет лучше, чем с моим отцом. Уже тогда Харлоу был богатым красавчиком, предлагавшим весь мир к её ногам. Однако не это привлекло её в нём. Харлоу так же признался Пенелопе, что создал новейшую базу данных ДНК, которая может отслеживать генетический состав человека и выявлять наиболее удачную генетическую совместимость между двумя индивидуумами.
Вихрь мыслей в моей голове. Пелопа Филдс — это мама Зейна. Так Брайант Винчестер был влюблён в жену Харлоу Райдера? Ох, как всё закручено.
— Пенелопа сомневалась поначалу, — продолжает Трей. — Но потом Харлоу предложил показать ей, как это работает и проверить их генетическую совместимость. Она согласилась. Он взял образец ДНК их обоих, загрузил в базу, и угадай что? Они были идеальной парой.
— Харлоу убедил Пенелопу, что их брак будет невероятно удачным, что их дети будут умными и красивыми. Он внушил ей, что это он может сделать её счастливой, а не мой отец. Пенелопа поверила ему, а мой отец лишился любви всей своей жизни. Харлоу и Пенелопа поженились спустя несколько месяцев, и вскоре у них родился сын.
Трей делает паузу и глубоко вдыхает, прежде чем продолжить:
— Когда ей было за сорок, Харлоу добился успехов в области генетической модификации. Захотев завести собственного генетически модифицированного сына, он настоял на том, чтобы она выносила ещё одного ребёнка, хотя с её состоянием здоровья это был большой риск, — насупив брови, он смотрит в землю. — Она дала жизнь величайшему творению Харлоу — его сыну Зейну, но сама умерла в родах. Мой отец обвинил Харлоу в том, что компания его волновала больше, чем собственная жена. Папа никогда не переставал любить Пенелопу, даже после её смерти.
Я вспоминаю коридор с фотографиями в доме Зейна и то, что он тогда мне рассказал. «Мой папа часто говорит, что если бы он мог вновь прожить свою жизнь, он бы сумел спасти мою мать».
— Мама всегда знала, что папа любил другую женщину, но я думаю, что она просто смирилась с этим, — Трей веточкой рисует линии на сухой земле. — Она была медсестрой, когда они познакомились с отцом. Мне кажется, он любил в ней её мужество. Полная противоположность Пенелопе. Он пытался заставить себя полюбить её саму, но иногда стараний просто недостаточно.
— Твоей маме, наверное, было очень тяжело? Всегда быть на втором месте.
— Иногда, мне кажется, что да. Но, как я уже сказал, она была сильной женщиной. Она не позволяла обстоятельствам брать верх над собой, а если не получалось, то никогда это не показывала.
Я сижу, осмысливая историю Харлоу, Пенелопы, Брайанта и Клэр, и понимаю, что с этой новой информацией мне теперь легче рассказать Трею правду. И в то же время сложнее.
Я открываю рот, чтобы заговорить. Правда о Зейне уже готова сорваться с языка, но Трей внезапно встаёт, отряхивается и начинает снимать футболку. Мои глаза едва не выкатываются из орбит, рот захлопывается, когда я вижу его обнажённую спину и две ямочки на пояснице. Он разворачивается ко мне, показывая накаченную грудь, рельефный пресс и шрам там, где заканчиваются косые мышцы.
— По-моему, пора окунуться, — ухмыляется он.
Я никогда ещё не видела его без футболки. Помимо мышц и шрама мой взгляд привлекает настоящая видимая татуировка с фениксом на его левой лопатке.
Что-то в этой татуировке цепляет мой взгляд, я поднимаюсь на ноги, чтобы взглянуть поближе. Мои пальцы скользят по символу на животе феникса — переплетающиеся треугольники и спирали, образующие силуэт дерева. Такого же, как на левой руке, спрятанного под кожей.
— Что это? — спрашиваю я, проводя пальцами по его спине.
— Кельтский узел, — он оглядывается через плечо. — В форме дуба, символизирующего силу, мудрость, могущество и лидерство.
— Как будто тебе нужен символ силы и лидерства, — дразню его. — Ведь ты же у нас совсем ничего не возглавляешь.
Трей усмехается.
— Я, чёрт возьми, наикрутейший лидер, и ты это знаешь.
Я наклоняю голову к плечу и кокетливо (надеюсь) ему улыбаюсь.
— Я? Знаю?
Он поворачивается и хватает меня за талию, притягивая к себе.
— Тебе напомнить?
Смеясь, я вырываюсь из его объятий и обхожу его, чтобы ещё раз взглянуть на тату.
— Так почему же феникс?
Я рассматриваю прекрасную рыже-красную птицу с длинными перьями в хвосте, которые спускаются вниз по его спине. Он пожимает плечами.