Энди смотрит на меня с каменным лицом.
– Жди здесь. Никуда не уходи.
Он нажимает кнопку (то есть включает над дверью красную лампочку «ВНИМАНИЕ: СЕКРЕТНАЯ РАБОТА: НЕ ВХОДИТЬ»), а потом встает и быстро уходит.
Я сижу и рассеянно рассматриваю каморку Энди. Тут нет ничего особенного: казенный письменный стол (поцарапанный), одно компьютерное кресло (потертое), два офисных стула для посетителей (б/у), один книжный шкаф и сейф для секретных документов (фактически стальной шкафчик со стальной дверцей и замком). Его компьютеру лет пять, на экране – закрытый паролем скринсейвер, на столе чисто – ни одной бумажки. По сути, если бы не старый сейф и отсутствие бумаг, можно было бы принять комнату за кабинет менеджера среднего звена в любой поиздержавшейся корпорации Соединенного королевства.
Я откидываюсь на спинку стула и разглядываю капельки казенной краски на матовом стекле в высоком окне, когда открывается дверь. Входит Энди, следом за ним – Дерек, а потом – чертова бабушка! – Энглтон. Я окружен.
– Вот он, – говорит Энди.
Энглтон занимает кресло Энди за столом – привилегия старшего инквизитора, – а Энди усаживается рядом со мной. Дерек замирает по стойке «вольно» у двери, будто на случай, если я решу сбежать. У него в руках что-то вроде маленького чемоданчика, который он ставит у ног.
– Говорите, – бросает Энглтон.
– Я все сделал, как вы сказали. Мы с Мо разговаривали. На людях я держался незасекреченных тем, убедил ее рассказать мне все без утайки – не только официальную версию, – так что мы пошли к ней домой. В холле на нас напали. Потом она рассказала мне достаточно, чтобы я решил, что есть прямая и серьезная угроза ее жизни. Энди вам сказал что?..
Энглтон щелкает пальцами, и Дерек, который, как по мне, на услужливого лакея совсем не похож, покорно передает ему чемоданчик. Внутри обнаруживается маленькая механическая печатная машинка, в которую уже заправлены несколько листов бумаги. Энглтон вдумчиво печатает предложение, затем разворачивает машинку ко мне: на листе написано «СЕКРЕТНО: ОГР КАРМИН ГЕККОН», и у меня вдруг холодеет в животе.
– Прежде чем покинуть этот кабинет, вы запишете все, что помните о событиях прошлой ночи, – сухо говорит Энглтон. – Вы не выйдете отсюда, пока не закончите и не подпишете этот рапорт. Один из нас останется с вами до тех пор, пока работа не будет окончена, и заверит подписью тот факт, что это полная расшифровка ваших показаний, данных без свидетелей, не имеющих необходимого уровня доступа. Когда вы выйдете из этого кабинета, вы больше не увидите этот документ. Вам запрещается, повторяю, запрещается обсуждать события прошлой ночи с кем бы то ни было, кроме их участников и людей, присутствующих в этой комнате, не получив предварительно письменного разрешения от одного из нас. Это понятно?
– Уф, да. Вы все засекретили под кодом ОГР КАРМИН ГЕККОН, и мне запрещается обсуждать события с теми, у кого нет нужного уровня допуска. Но почему печатная машинка? Я бы мог послать рапорт по электронной почте…
Энглтон испепеляет меня взглядом:
– Перехват ван Эйка.
Он щелкает пальцами. «Но мы же в Прачечной, – хочу возразить я, – тут все здание защищено системой T.E.M.P.E.S.T.».
– Приступайте, Боб.
Я начинаю печатать.
– А где здесь клавиша Delete?.. Ой.
– Вы печатаете через копирку. Три экземпляра. Когда закончите, мы сожжем копирку. И ленту печатной машинки.
– Вы бы мне еще гусиное перо предложили: так было бы еще надежней, да?
Я сосредоточенно луплю по клавишам. Через пару минут Энглтон бесшумно встает и исчезает из комнаты. Я продолжаю лупить, временами ругаясь, когда палец попадает между клавиш и несколько букв одновременно застревает в каретке. Наконец я ставлю точку: одна страница плотного текста через один интервал, рапорт о событиях вчерашней ночи. Я подписываю каждый экземпляр и вручаю их Энди, тот подтверждает подпись, а потом аккуратно вкладывает их в папку с желто-черной полосой и передает Дереку, который выписывает нам квитанции и молча уходит.
Энди обходит стол, потягивается, а затем смотрит на меня:
– Что же с тобой делать?
– А? Что не так?
Энди мрачен.
– Если бы я знал, что ты покажешь такой дар к тому, чтобы ворошить грязь…
– Это старая хакерская привычка – с тех времен, когда меня еще не поймали… Слушай. Я вызвал сантехников потому, что имел причины опасаться, что жизни Мо – профессора О’Брайен – грозит серьезная опасность. Мне что, лучше было этого не делать?
– Нет, – вздыхает он и на миг кажется старым. – Ты правильно сделал. Просто счет за сантехников придет на отдел. И нам в итоге придется сильно извиваться, если наиболее вероятный противник решит, что это подходящий момент, чтобы расширить свою маленькую империю. Как же нам этот счет провинтить мимо Хэрриет…
– Так просто скажи ей… ой.
– Ага, – кивает он. – Начинаешь понимать. А теперь – за работу. У тебя почтовый ящик наверняка лопается.
Когда в конце рабочего дня в комнату без стука входит Хэрриет, я все еще разгребаю почту. (На самом деле я по уши в статье из газеты «Санта-Круз Каунти Сэнтинел». Увлекательнейшее чтиво: «ДВОЕ ПОГИБШИХ. Версии: убийство или самоубийство. Двое неопознанных мужчин, один из которых, вероятно, является гражданином Саудовской Аравии, обнаружены в частном доме около Дэвенпорта. На стенах дома были замечены нарисованные кровью оккультные символы. Полиция подозревает связь с наркобизнесом».)
– О, Боб, – со зловещей нежностью воркует Хэрриет. – Тебя-то я и ищу!
Вот дерьмо.
– Чем могу помочь?
Она наклоняется над моим столом:
– Как я понимаю, вчера ты вызывал сантехников. Я знаю, что ты сейчас назначен младшим секретарем Энглтона: это не оперативная должность, которая не позволяет тебе инициировать зачистку подобного рода. Тебе наверняка известно, что сантехнический бюджет распределяется по отделам, и его использование требует письменного разрешения от начальника отдела. Ты не получил разрешения у Бриджет и, как ни странно, не обращался за ним ко мне. – Она улыбается с холодным безразличием. – Не хочешь объясниться?
– Не могу, – отвечаю я.
– Поня-атно, – тянет Хэрриет, нависая надо мной и едва сдерживая ярость. – Ты хоть понимаешь, что вчера наказал наш рабочий бюджет на семь тысяч фунтов? Тут требуются серьезные основания, и тебе, Роберт Говард, придется предоставить их ревизионной комиссии в следующем месяце. Посчитаем, – цедит она, перелистывая бумаги, которые для всего мира выглядят обычными коммерческими счетами, – чистка холла в доме профессора О’Брайен, проверка ее квартиры на наличие слушателей и деятелей, переселение профессора О’Брайен на конспиративную квартиру, вооруженный эскорт, расходы на медицинское обслуживание. Да что ты вообще устроил?
– Не могу тебе сказать.
– Нет, ты мне скажешь! Это, кстати, приказ. – Ну просто сама непринужденность. – Ты мне все письменно расскажешь, опишешь, что там случилось вчера ночью, и объяснишь, почему я не должна покрыть расходы из твоего оклада…
– Хэрриет.
Мы оборачиваемся. Дверь в кабинет Энглтона открыта нараспашку. Интересно, как долго он там стоит.
– У тебя нет допуска к этой информации, – говорит он. – Оставь эту тему. Это приказ.
Дверь закрывается. Секунду Хэрриет стоит неподвижно и жует воздух, будто лишилась дара речи. Эту картину я стараюсь запомнить получше, чтобы потом наслаждаться ею в грустные минуты.
– Не думай, что я все так оставлю, – шипит она и уходит, хлопнув дверью.
«ДВОЕ ПОГИБШИХ». Ага. Аненербе. Общество Туле. Инкубы. Немецкий акцент. Открывающий Пути. Дважды «ага». Я подтягиваю терминал поближе, отсюда есть доступ только к открытым источникам и информации низкого допуска, но пора заняться серьезным сбором данных. Интересно… как же дружки Юсуфа Карадави и Мухабарат связаны с последним ночным кошмаром Третьего Рейха?
На следующий день я вхожу в кабинет и вижу, что за моим столом сидит Ник, перевозбужденный, как учитель-практикант. Это беспардонное нарушение моих планов, которые преимущественно касались того, чтобы выкатить пару патчей к системе безопасности нашего сервера и вытащить из него чертежи антикварного «Мемекса» Энглтона.
– Идем! Я должен тебе кое-что показать, – говорит Ник таким тоном, что сразу понятно: выбора у меня нет.
Он ведет меня наверх по незнакомой лестнице, укрытой толстым бутылочно-зеленым ковром, а потом по коридору с темными стенами и дубовыми панелями, как будто из солидного клуба 30-х, с той только разницей, что в тех клубах не было камер наблюдения и кодовых замков на дверях.
– Что это за место? – спрашиваю я.
– Раньше тут был офис директора, – объясняет он. – Когда у нас еще был директор.
Я даже не спрашиваю, что он хотел этим сказать. Ник останавливается у крепкой дубовой двери и набирает код.
– Прошу, – произносит он, как только дверь открывается.
Внутри большой стол для совещаний, а на нем современный – по меркам Прачечной – ноутбук. На полках позади него свалена куча электроники, а также несколько толстых книг в кожаных переплетах и всякое барахло вроде серебряных карандашей, банок с заплесневелой землей и – глазам не верю – полиграф. Входя, я замечаю, что дверная коробка слишком толстая, а в комнате нет окон.
– Тут все экранировано? – уточняю я.
Ник резко кивает:
– Верно подмечено, молодец! Теперь садись.
Я сажусь. На верхней полке стоит большой стеклянный колпак, а под ним ухмыляется человеческий череп. Я ухмыляюсь ему в ответ.
– Бедный Йорик.
– Продолжай в том же духе, и однажды, может быть, и твоя голова там будет, – улыбается Ник, а потом дверь открывается. – Ага. Энди.
– Зачем вы меня сюда привели? – спрашиваю я. – Вся эта возня в духе плаща и шпаги…
Энди бросает на стол передо мной толстую папку-регистратор.
– Читай и наслаждайся, – сухо говорит он. – Однажды и тебе, возможно, придется полагаться на эти инструкции.