Шаг за шагом я неохотно иду вперед. И на всякий случай поглядываю на дозиметр: вряд ли тут будет высокий уровень вторичной радиации, но лучше не рисковать. Из темноты выступает первая корова. Она покрашена черной и белой краской, и вблизи ее с настоящей уже не спутаешь. Я похлопываю ее по носу.
– Держись, Буренка.
По-хорошему, я бы должен лежать в постели с Мо, но она уехала на двухнедельный семинар в Данвич, а Энглтону вожжа под хвост попала, и он объявил синий уровень тревоги. Отвороты джинсов у меня уже промокли от росы, мне холодно. Я подхожу к следующей корове, замираю и опираюсь на ее круп, чтобы снять цель крупным планом.
– Нулевая точка, расстояние двадцать метров. Жвачное животное, лежит, явно мертво. Длина примерно три метра, порода… не поддается определению. Трава вокруг обожжена, но нет признаков вторичного возгорания. – Я сухо сглатываю. – Тепловое излучение из области живота.
В брюхе несчастной твари виден крупный разрыв, – там, где взорвались вскипевшие кишечные жидкости, – а сами внутренности, наверное, до сих пор раскалены докрасна.
Я приближаюсь к объекту. Это явно останки коровы; и ее явно постигла не самая приятная смерть. Дозиметр показывает, что можно подходить – радиационные эффекты в таких случаях обычно скоротечны, вторичного излучения, к счастью, почти нет, но земля под ней выжжена, а шкура обуглилась до сухого и твердого пепла. В воздухе висит запах жареной говядины, смешанный с неприятным оттенком чего-то еще. Я роюсь в наплечной сумке и достаю термозонд, а потом, сцепив зубы, засовываю его в прореху на животе коровы. И чуть не обжигаю руку об ее край – ощущение такое, будто стоишь у открытой печи.
– Температура внутри двести шестьдесят шесть… семь… стабильна. Беру образцы для проверки соотношения изотопов.
Я извлекаю пробирку и острый щуп, а потом ковыряюсь во внутренностях коровы, чтобы вытащить кусочек обугленного мяса. Меня мутит: я люблю хорошо прожаренный стейк не меньше вашего, но во всем этом есть что-то в корне неправильное. Я стараюсь не обращать внимания на взорвавшиеся глазные яблоки и потрескавшийся язык, вывалившийся между почерневшими губами. Тут и так все мерзко, не хватало, чтоб меня еще и стошнило.
Упаковав образцы для анализа, я отступаю и широким кругом обхожу тушу, снимая ее со всех углов. Картину завершают открытые ворота на дальней стороне поля и цепочка следов на земле.
– Гипотеза: открытые ворота. Кто-то впустил сюда Буренку, довел ее к этому месту возле стада и ушел. Потом Буренку осветили и подставили под глаз василиска не ниже третьего класса, живой или симулированный. Нам нужна правдоподобная дезинформация для прессы, группа судмедэкспертов на осмотр ворот и площадки – поискать следы и отпечатки, – а также какой-то способ опознать Буренку, выяснить, из какого она стада. Если кто-то в течение нескольких дней заявит о пропаже скота, это будет полезный знак. Дальше: температура опустилась ниже пятисот градусов Цельсия. Это указывает на то, что инцидент произошел по меньшей мере несколько часов назад – коровья туша остывает не слишком быстро. Поскольку василиск явно ушел отсюда и больше я тут ничего полезного сделать не могу, я вызову чистильщиков. Конец.
Я выключаю камеру, прячу ее в карман и глубоко вздыхаю. Следующий этап явно будет еще менее приятным, чем засовывать термопару корове в задницу, чтобы узнать, как давно ее облучили. Я вытаскиваю мобильник и набираю 999.
– Оператор? Полицейский коммутатор, пожалуйста. Полицейский коммутатор? Это Майк Танго Пять, повторяю, Майк Танго Пять. Инспектор Салливан на месте? У меня для него срочное сообщение…
ДОНЕСЕНИЕ 3: Пятница, 9 октября 1942
Гриф: СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО КОНЕЦ, Военное министерство, 9 октября 1942
Гриф: СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО КРАСНОЕ СМЕЩЕНИЕ, Министерство обороны, 13 августа 1988
ДНЕВНАЯ СВОДКА: Во второй отдел УСО, кабинет 337/42, поступили три донесения, представляющие в новом свете деятельность доктора инженерии, профессора Густава фон Шахтера в связи с 3 упр. РСХА и пациентами Свято-Рождественского госпиталя для неизлечимо безумных.
Первое донесение за № 531/892-(i) касается прекращения деятельности отдельного подразделения 4 гр. 3 упр. РСХА по ликвидации имбецилов и умственно-неполноценных во Франкфурте в рамках текущей евгенической программы Рейха. Агент на месте (кодовое имя: ЗЕЛЕНЫЙ ГОЛУБЬ) подслушал, как двое солдат недовольно обсуждают прекращение практики эвтаназий в клинике. 24.08.42 герр фон Шахтер получил особый приказ Фюрера, подписанный Гитлером или Борманом. В понимании солдат он позволяет ему реквизировать любые военные ресурсы, не задействованные непосредственно в охране безопасности Рейха или подавлении сопротивления, а также отменять чужие приказы на уровне обергруппенфюрера. Эти права дополняют его полномочия, полученные от доктора Вольфрама Зиверса, который, по нашим данным, руководит Институтом военно-научных исследований в Страсбургском университете и расчетным центром в концентрационном лагере Нацвейлер.
Второе донесение за № 539/504-(i) касается медицинских препаратов, выданных аптекой во Франкфурте неизвестному врачу из Свято-Рождественского госпиталя. Помощник аптекаря, сочувствующий в ведении СИНЕЙ КУРОПАТКИ, считается заслуживающим доверия. Странность заключалась в том, что затребованные препараты поступили в форме, предназначенной для быстрого введения разовой дозы путем интратекальной инъекции в основание черепа, и содержали колхицин, экстракт катарантидов и морфий. Наш информатор считает, что такие необычные средства могут применяться при лечении некоторых мозговых опухолей, но с высокой вероятностью вызовут сильную боль и неврологические побочные эффекты (см. КОНЕЦ), связанные с индуцированием горгонизма в латентных случаях пациентов, страдающих от астроцитом в поясной извилине.
Последнее донесение за № 539/504-(ii) оподтверждает зловещие приготовления на территории Свято-Рождественского госпиталя. Теперь его охраняют солдаты из айнзацгруппы 4. Окна забетонировали, зеркала убрали (курсив наш) или заменили стеклами одностороннего наблюдения, а свет в одиночных камерах перевели на внешнее управление со щита за двумя дверями. Большинство пациентов исчезли, якобы их увели солдаты айнзацгруппы 4, ходят слухи о свежевскопанной земле в полях неподалеку. Оставшиеся пациенты находятся под строгой охраной.
Заключение: Препарат, указанный в 539/504-(i), был передан в специальную группу СМЕЩЕНИЕ, которая подтвердила на основании сравнения с архивными данными закрытого комитета Гейгера, что фон Шахтер экспериментирует с лекарствами, похожими на катастрофический препарат «Кембридж IV». Учитывая влияние его соратника Зиверса в Аненербе СС и прежнее использование Свято-Рождественского госпиталя для неизлечимо безумных в качестве вторичного центра паллиативной терапии пациентов, страдающих от конвульсивных припадков и других неврастенических симптомов, кажется вероятным, что фон Шахтер намеревается индуцировать и контролировать горгонизм в военных целях с явным нарушением полного запрета лапидарных вооружений, изложенного в четвертом тайном дополнении к Гаагской конвенции (1919).
Рекомендации: Это дело следует как можно скорее вывести на уровень Объединенного разведывательного комитета с приложением предварительной оценки возможности целевого рейда на госпиталь со стороны УСО. Без нашего вмешательства программа фон Шахтера с высокой вероятностью может стать одним из пресловутых элементов т. н. «Оружия возмездия» для применения против гражданского населения в свободных регионах. Несколько планов по массовому применению горгонизма в чрезвычайных ситуациях содержатся в документах Министерства общественных работ с начала двадцатых годов, а теперь мы должны учитывать вероятность применения подобного оружия против нас самих. Мы считаем необходимым немедленно нанести удары по самым важным центрам разработки, а также послать через запасные дипломатические каналы серьезное напоминание о том, что несоблюдение всех положений (тайных и открытых) Гаагской конвенции неизбежно вызовет ответное применение химического оружия против гражданских целей в Германии. Мы не можем допустить применения глаза василиска IV класса с использованием стратегических ВВС…
Когда я, не переставая зевать, наконец приезжаю на работу с четырехчасовым опозданием, Хэрриет уже скачет по общему залу так, будто у нее ноги горят; такой злой я ее еще никогда не видел. К сожалению, благодаря системе матричного менеджмента, по которой у нас все устроено, она руководит мной примерно 30 % времени, когда я – инженер техподдержки. (Остальные 70 % времени мой шеф – Энглтон, и я не могу сказать, чем я занимаюсь, кроме того, что меня могут выдернуть из постели в четыре утра по тревоге синего уровня.)
Хэрриет – типичная офисная крыса: невзрачная и тощая, слегка за сорок, высохшая, как вобла, оттого что долгие годы провела за измышлением бланков в трех экземплярах, чтобы изводить ими полевых агентов. Такие люди обычно не выходят из себя, поэтому ситуация вызывает у меня когнитивный диссонанс – будто открываешь гробницу, а там мумия брейк танцует.
– Роберт! Где тебя носило? Как это называется? Маклюэн тебя ждал! Ты должен был прийти на заседание комитета по лицензированию еще два часа назад!
Я зеваю и вешаю куртку на вешалку рядом с кофейным аппаратом.
– На вызове был, – бормочу я. – Тревога, код синий. Только вернулся из Милтон-Кинс.
– Код синий? – тревожно переспрашивает она. – Кто подписывал?
– Энглтон.
Я нахожу в шкафчике под раковиной свою кружку с надписью «БОЛТУН – НАХОДКА ДЛЯ ШПИОНА». Кофе в аппарате почти закончился, осталось только черное ядовитое вещество, из которого, кажется, делают дорожное покрытие. Я подношу кружку к крану и ополаскиваю.
– Это по его бюджету, не стоит беспокоиться. Но он вытащил меня из постели в четыре утра и отправил в… – Я ставлю кружку на стол, чтобы заново наполнить фильтр кофемашины. – …не важно куда. Все по процедуре.