с кем я связываюсь, особенно если учесть тот факт, что вы на моем участке оставили трупы, которые мне еще хоронить, а этот козел… – Это она меня так назвала, я поражен в самое сердце! Какое бесчестье! – …обещал, что у вас будут ответы.
Энглтон берет себя в руки.
– Ответов нет, мадам, только новые вопросы, – говорит он и на секунду выглядит почти как благочестивый викарий, привычными словами успокаивающий понесших тяжелую утрату родных покойного. – И, если вам нужны ответы, вам придется искать их в картотеке этого козла.
Вот ублюдок! А потом – сардоническая усмешка, сухая, как пески пустыни в июне:
– Вы хотите помочь предотвратить, хм, повторение того, что вы увидели час назад? Если да, вы можете сопроводить этого козла внутрь и попытаться уберечь его от бессмысленной смерти. – Он протягивает руку и бросает обрывок бумаги ей через плечо. – Это вам понадобится.
Временное удостоверение, вот так-так. Джозефина нелестно высказывается о предках Энглтона, домашних парнокопытных и длине резинового шланга. Я делаю вид, будто не услышал, потому что мы в трех минутах от штаб-квартиры, плетемся за неторопливыми, но стадными красными даблдекерами, а я пытаюсь вспомнить дорогу до комнаты уборщика в главном подвале Прачечной и обо что можно споткнуться в темноте по пути.
– Извини за вопрос, но сколько трупов ты обычно видишь по работе? – спрашиваю я.
– Слишком много с тех пор, как ты возник на горизонте.
Мы сворачиваем в переулок между двумя кирпичными стенами, под которыми ютятся мусорные баки на колесиках и стоит крепкий запах мочи.
– Но раз уж ты спросил, то я – детектив-инспектор. И мерзости по работе приходится видеть достаточно.
Что-то в выражении ее лица подсказывает мне, что я иду по тонкому льду, но я не отстаю:
– Это Прачечная. Наша работа состоит в том, чтобы разбираться в семи оттенках мерзости, чтобы людям вроде тебя не приходилось с ними сталкиваться. – Я делаю глубокий вдох. – И, прежде чем мы войдем, я должен тебя предупредить, что ты, наверное, подумаешь, что на нас работают Фред и Розмари Уэст, а Гарольд Шипмен служит начальником медицинской службы.
На этом этапе Джозефина слегка бледнеет (все-таки Домашние Дьяволы и Доктор Смерть – самые страшные серийные убийцы в истории Британии), но не отводит взгляд.
– И это вы хорошие парни?
– Иногда я в этом сомневаюсь, – вздыхаю я.
– Добро пожаловать в клуб.
У меня такое чувство, что она справится, если переживет ближайший час.
– Ладно, хватит болтать. Это вход в служебный блок под первым зданием штаб-квартиры. Ты видела, что́ эти ублюдки сделали с камерами на штрафстоянке и в Сайт-Эйбле. Если я все понял правильно, они собираются здесь устроить то же самое – или еще хуже. Отсюда идет прямой канал в несколько полицейских отделений, в том числе к системам управления на уровне округов, например в Кэмденский центр управления. ВЗГЛЯД СКОРПИОНА не готов к общенациональному развертыванию…
– Да чем же такое можно оправдать? – взрывается она, выпучив глаза.
– У тебя нет допуска к этой информации. – Потрясающе, как легко эти слова слетели у меня с языка. – К тому же, от нее у тебя будут кошмары. Но, как я уже говорил… – Я останавливаюсь у переполненного мусорного бака между нами и неприметной дверью в стене. – …наш псих, который убил тех ребят в ассоциации «Диллинджер» и сидит сейчас на совещании наверху, предположительно может загрузить ВЗГЛЯД СКОРПИОНА в различные системы управления камерами. Поэтому мы должны ему помешать – перебить главный внутрисетевой кабель, который идет из штаб-квартиры Прачечной. Это было бы легко, будь это обычная государственная контора, но становится немного сложнее, поскольку Прачечная охраняется и некоторые из этих охранников очень особенные, и некоторые из этих очень особенных охранников попробуют сожрать нас живьем.
– Сожрать. Живьем. – Джозефина выглядит немного ошалевшей. – Знаешь, из меня рекрутер не очень. Этим у нас кадровики занимаются.
– Ты «Ночь живых мертвецов» смотрела? – мягко спрашиваю я. – Вот тут примерно то же самое – только мне можно здесь находиться, а у тебя есть временный пропуск, так что проблем возникнуть не должно. – И тут мне в голову приходит мысль. – Ты же из полиции. Вас же учат обращаться с огнестрельным оружием?
Клац-клац.
– Да, – сухо говорит она. – Следующий вопрос?
– Отлично! Только убери его у меня из-под носа… спасибо. Против охранников он не поможет. К сожалению, они уже… ну, метаболически пассивные. А вот против камер наблюдения – то, что надо. Потому что…
– Да, я поняла. Мы входим. Если не хотим умереть – не попадаем на камеры.
Пистолет исчезает под жакетом, и она вопросительно смотрит на меня – в первый раз со штрафстоянки с каким-то другим выражением, кроме раздражения и неприязни. Наверное, удивляется, что я не испугался. (А это, очевидно, на самом деле: по сравнению с тем, что ждет нас внутри, небольшая внутричерепная вентиляция – штука относительно безболезненная, и к тому же, если бы она и вправду настолько на меня разозлилась, могла бы упаковать меня в звукоизолированную камеру в Милтон-Кинс вместе с парой ботинок двенадцатого размера и их обладателем.)
– Мы входим, ты говоришь с зомби, чтобы они нас пропустили, а я расстреливаю камеры, так?
– Так. А потом я попытаюсь понять, как отключить главный щит, запасную подстанцию, дизельный генератор, аккумуляторы на телефонном коммутаторе и отдельный блок БП для компьютеров – и все это одновременно, чтобы никто не встрепенулся, пока не будет слишком поздно. Отбиваясь при этом от тех, кто попытается нас остановить. Ясно?
– Как день. Всегда хотела попасть в кино, но, честно говоря, не так.
– Ну, бывает. – Я бросаю взгляд на стену здания: окон нет до третьего этажа, а все, что после, ведут в пустые комнаты глубиной в три фута (сугубо декоративные). – Я бы предпочел авиаудар по электростанции, но тут в двух кварталах больница, а через дорогу – дом престарелых… Готова?
Она кивает.
– Отлично.
Я обхожу мусорный бак и стучу в дверь, которая снаружи представляет собой просто крашеную железяку, но распахивается сразу же, как только я к ней прикасаюсь, – без скрипа, мы же тут не в ужастике работаем. За ней открывается тесная, пыльная комнатка с огнетушителем на одной стене и дверью напротив.
– Стой, – говорю я и вытаскиваю из кармана баллончик с краской. – Ладно, заходим. Держи пропуск наготове.
Джозефина вздрагивает, когда дверь с легким шипением автоматически закрывается, а я наконец сглатываю – она только снаружи выглядит обычной дешевой дверью.
– А вот тут начинается веселье.
Я быстро сканирую внутреннюю дверь приложением на КПК, но она чистая, так что я хватаюсь за ручку и тяну на себя. Это момент истины: если дерьмо уже попало в вентилятор, то все здание давно закрылось крепче, чем противоядерный бункер, а на все входы и выходы подали тавматургический аналог трехфазного тока на шестьсот вольт. Но я продолжаю дышать, а дверь открывается в темный коридор, который ведет мимо закрытых складов к грязной деревянной лестнице. Вот и все – ничего тут не смутит случайного грабителя, который проберется внутрь в надежде найти клад канцелярских товаров. Всё засекреченное барахло лежит либо десятью этажами ниже, либо по другую сторону складских стен. В темноте что-то шевелится.
– Не вижу никаких зомби, – напряженно говорит Джозефина у меня из-за спины.
– Потому что они… – Я замираю и снимаю со стены порошковый огнетушитель, а потом спрашиваю максимально небрежно: – У тебя есть зеркальце?
– Погоди. – Я слышу сухой щелчок, а потом она передает мне какой-то гибрид зубной щетки и контактной линзы. – Подойдет?
– Ого, круто. Не знал, что ты стоматолог.
Зеркальце закреплено на телескопической палке длиной в полметра. Я наклоняюсь вперед и осторожно выставляю вперед зеркальце, чтобы осмотреть лестничный пролет.
– Это чтобы искать бомбы под машинами или перерезанные тормоза. Никогда не знаешь, что школьнички учудят, пока ты разговариваешь с директрисой.
– Ну, я думаю, такое применение тоже уместно.
Камер я не вижу, поэтому убираю зеркало и уже заношу ногу, чтобы ступить на лестницу, когда Джозефина говорит:
– Ты одну пропустил.
– А?..
Она указывает пальцем. Камера размером с дверную ручку, утопленая в деревянной панели на уровне пояса, смотрит вверх по лестнице.
– Черт, ты права. – И в ней есть кое-что странное. Я подвожу зеркальце ближе и сглатываю. – Две линзы. Хитро.
Я достаю мультитул и начинаю выковыривать их из стены. Кабель коаксиальный, то, что доктор прописал. Никаких признаков активного ВЗГЛЯДА СКОРПИОНА, но ладони у меня все равно мокрые, а сердце стучит в горле, когда я думаю, насколько близок был к тому, чтобы выйти прямо на нее. Насколько маленькими можно сделать сетевые камеры? Их же все время уменьшают…
– Лучше поторопиться.
– Почему?
– Потому что ты только что сообщил им, что мы идем.
– А, ну да.
Мы рывками поднимаемся по лестнице, останавливаясь на каждой клетке, чтобы поискать скрытых василисков. Одного замечает Джозефина, другого я. Я их закрашиваю из почти пустого баллончика, а потом она, проходя мимо, бьет им линзы сзади и снизу, стараясь не надышаться дымом. Попадаются и неестественно скрипучие половицы – просто для жути. Но мы целыми и невредимыми выходим на лестничную клетку первого этажа, и мне едва хватает времени понять, какие у нас проблемы, когда зажигается свет и с обеих сторон появляются ночные стражи.
– О, Боб! Решил для разнообразия заглянуть на работу?
Это Хэрриет. Она выглядит слегка двинутой в черном костюме в тонкую полоску и с бокалом чего-то похожего на мутное белое вино.
– Где все остальные? – резко спрашиваю я, оглядываясь по сторонам.
В это время дня тут должно быть не протолкнуться от офисного планктона. Но я вижу только Хэрриет и трех или четырех ночных стражей в серых казенных робах и с угрюмыми лицами. В глазницах у них пляшут мерцающие черви.