Апофия положила мягкую сухую руку на лоб Нор, будто проверяя, нет ли у той лихорадки.
– Что-то ты бледная, – буркнула она; ее взгляд забегал по шрамам, выглядывающим из-под воротника пижамы Нор.
– Ты всегда так говоришь, – пробормотала Нор, кидая себе на тарелку разрезанный бублик. Щедро намазывая его ореховой пастой и обсыпая кусочками клубники, она размышляла, стоит ли рассказать Апофии о необычно колючем кустарнике по дороге к пляжу, о незнакомцах, подозрительно много знавших о ней, и китах с акулами, кучкующихся у берегов. Рассказать Апофии значило рассказать Джадд, только не попадая под ее цепкий изучающий взгляд. Но что-то ее остановило. Возможно, то, что в тот же день, когда все произошло, она случайно залечила щеку Риду. Она не должна была уметь это делать. Она не знала, как Джадд или Апофия решат распорядиться этим откровением. Творить волшебство, не относящееся к Ноше, – значило творить черную магию. Это было… в общем, то же самое, чем занималась ее мать. Если они узнают, на что Нор способна – все, на что Нор способна, – не будут ли они, глядя на нее, видеть новую Ферн? Конечно, будут, как же иначе? Нет, наверное, лучше Нор вообще ничего не говорить им о событиях того вечера.
В это утро у Нор не было смены, но она все равно решила после завтрака заглянуть в «Ведьмин час». Если по пути она увидит, что океан выглядит как обычно – а точнее, что у берега не плавает стая странно ведущих себя морских созданий, – она, возможно, поверит, что мир не собирается лететь в тартарары.
Увиденное, однако, едва ли ее успокоило. Всего за одну ночь вокруг Башни выросла сорняковая лоза, задушив люпины, обычно усеивавшие землю плотным ковром. А лиственные деревья острова, каждую осень радостно расстававшиеся с зеленью, сегодня печально размахивали голыми ветвями. Нор спешила пройти мимо, снедаемая меланхолией, подобно слабому сердцу бившейся в их ветках.
Нор вошла в «Ведьмин час» и увидела Вегу; он сидел, скрестив ноги, на полу в уголке лавки и расставлял экземпляры «Каталога оккультных услуг» на очередной витрине.
Несмотря на холод, солнце ярко светило сквозь висящие на окнах хрустальные призмы, отбрасывая крошечные радуги на черную пентаграмму на полу и на обувь стоящих в очереди посетителей. Первой стояла, как ни странно, Блисс Суини. «Она же почти сюда не ходит», – устало удивилась про себя Нор.
Нор кинула раздраженный – и совершенно бессмысленный – взгляд на Вегу, который не обращал никакого внимания на нетерпеливых посетителей, и встала за стойку, чтобы пробить покупку Блисс.
Тут она заметила, что та внимательно смотрит на нее. Нор быстро взглянула женщине в лицо – сморщенное и пустое. Во внешности Блисс ничего особо не изменилось, но, казалось, ее как будто что-то грызло.
Блисс вдруг схватила Нор за руку, привлекая ее внимание. Движение было быстрым и неожиданным, она чем-то напоминала забитое животное, способное вдруг напасть без причины.
– Ты совсем на нее не похожа! – выпалила женщина.
Нор не нужно было спрашивать, кого та имела в виду. Татуировка на запястье Блисс ответила за нее.
На руке женщины красовался папоротник с загнутым, как скрипичный ключ, кончиком. Сегодня все посетители магазина были Верными Ферн, и на оголенных лопатках и ключицах, на запястьях или на горле у каждого из них красовались свежевытатуированные – у большинства еще даже воспаление не сошло – папоротники.
Ферн сделала себе первую татуировку, когда Нор было восемь. Она проснулась посреди ночи и увидела, как мать сидит на краю матраса, сжимая в пальцах раскрытую английскую булавку. Нор смотрела, как мать окунает иглу булавки в разломанный стержень зеленой шариковой ручки. Потом Ферн вновь и вновь прокалывала нежную кожу у себя на запястье, пока там не появился грубый рисунок папоротника.
– Что скажешь, Нор? – спросила мать и поднесла к ее носу запястье. Она зловеще улыбнулась, когда случилось невероятное: татуировка ожила и медленно поползла по коже Ферн к Нор.
Нор, пятясь спиной, как можно быстрее отползла назад, скользя по синтетическому спальнику потными руками и ногами. Девочка прижалась спиной к стене и захныкала, наблюдая, как папоротник скалит стебли и шипы, будто зубы.
– Почему он такой? – проплакала она.
– Потому что я так хочу, – ответила Ферн, прищурившись. Но тут татуировка отползла назад, скользя к запястью Ферн, как язык. Женщина с интересом рассматривала кровь на своей руке. – А я всегда получаю то, чего хочу.
Это было не совсем правдой. Оставалась одна вещь, которую Ферн хотела – и не могла получить: любовь Куинна Суини.
Блисс достала экземпляр «Каталога оккультных услуг» и открыла его на заложенной странице.
– Я заполнила форму заказа по всем правилам, отправила – и мне отказали! – Блисс замялась и облизала пересохшие губы. – Я и подумала, вдруг ты сможешь мне помочь. Я много лет не получала от него ни единой весточки, Нор! – отчаянно заговорила она. – Мой сын исчез семь лет назад. Мне просто нужно знать, что случилось.
Нор судорожно сглотнула.
– Я не… – произнесла она.
Блисс начала лихорадочно рыться в сумочке.
– У меня есть деньги, – затараторила она, – я тебе заплачу.
– Дело не в деньгах, – ответила Нор. – Простите, Блисс. Я не могу вам помочь.
– Ты же ее дочь, – упавшим голосом проговорила женщина. – Тебе так сложно замолвить за меня словечко?
Нор покачала головой:
– Я много лет не общалась с матерью.
Блисс, похоже, растерялась.
– Вот как, – сказала она. – Мне казалось, я ее видела… – Она замолчала, и Нор успела заметить, каким взглядом женщина обменялась с Вегой. Тот покачал головой, и Блисс пошла на попятный: – Видимо, мне показалось.
Она поспешно вышла из лавки, а Нор резко развернулась к Веге: тот продолжал с жутковатым благоговением расставлять «Каталог оккультных услуг».
– Что это у вас за переглядки с Блисс? – поинтересовалась она. – Ты что, видел мою мать?
– Нет, конечно, – флегматично ответил Вега.
Вместе со словами из его рта вырвалось облачко фиолетового пара. Нор проследила взглядом, как оно плывет по воздуху, похожее на ядовитый туман, и прилипает к окну. Вега солгал. Его ложь сползла по стеклу и стала черной и блестящей, как грязь, жир и птичий помет.
Вега повернул голову – застучали друг о друга деревянные бусины, которые он надел себе на дреды, – и Нор заметила, что на темной коже у основания его шеи выбит зеленый завиток.
– Никто много лет не видел твою мать на этом острове, – спокойно добавил Вега. На этот раз он говорил правду.
Не говоря больше ни слова, Нор вышла из магазина, стремясь убраться подальше от зловещих папоротников. Она плюхнулась на нижнюю ступеньку лестницы, не замечая, что дождь снова усилился, что холод легко пробирается под ее свитер свободной вязки и даже что остатки вчерашней туши размазались. Нор повернула лицо к небу и зажмурилась. Дождь холодил щеки. Вот бы вода могла смыть и все остальное: жуткое тянущее чувство в животе, зеленые татуировки, фиолетовые облачка, а главное – ее мать. Нор больше всего на свете хотела найти способ разорвать ядовитые щупальца, которыми ее мать опутывала людей, с каждым днем затягивая петли на их шеях все туже. Она открыла глаза, но вместо мира, свободного от Ферн Блэкберн, перед ней предстал пристально рассматривающий ее Рид Оливейра.
– Ты же в курсе, что идет дождь? – уточнил он.
– Правда? – Нор по привычке натянула рукава свитера до самых пальцев. – Я не заметила.
От его присутствия ей капельку полегчало. К счастью, у него была одна-единственная татуировка – черный дрозд на руке.
– Что ты тут делаешь?
Он протянул ей бумажный пакет.
– Мэдж на этой неделе так и не забрала заказ. Мы боимся, что ее запасы перечной мяты и мускатного шалфея могут закончиться в любую минуту.
– Да уж, это будет катастрофа. Ты просто безымянный герой. И пусть кто-нибудь только попробует тебя переубедить!
Рид рассмеялся.
– Я собирался закинуть заказ и пойти побегать. Не хочешь присоединиться ко мне?
– А ты уверен, что не отстанешь?
– Нет, – признался он. – Но я буду очень стараться.
Он улыбнулся Нор дурацкой улыбкой, от которой у нее закружилась голова; в эту секунду, несмотря на все происходящее, она поклялась себе: если Рид Оливейра попросит ее построить лестницу до Луны, она согласится.
– Сначала зайду домой переодеться, – решила она.
Нор встала, и свитер соскользнул с ее плеча. Взгляд Рида тут же устремился к ее обнаженной коже, и лицо девушки покрылось смущенным радостным румянцем. Потом Рид увидел на ее ключице ровные ряды шрамов и нахмурился. Нор поспешно натянула свитер обратно на плечо и покраснела еще гуще уже совсем по другой причине. Рядом с ним она всегда чувствовала, будто ее разрывает между двумя желаниями: одновременно быть невидимой и привлекать его внимание, – и она не знала, что ей выбрать.
Несколько минут спустя Нор попросила Рида подождать в прихожей Башни под присмотром Пустячка и побежала наверх переодеваться. «Меня ждет Рид Оливейра!» – думала она с колотящимся сердцем, надевая беговые леггинсы, чистый спортивный лифчик и теплую толстовку – разумеется, все черного цвета – и продевая пальцы в дырки на рукавах, которые она сделала, чтобы рукава закрывали запястья. Она стянула влажные волосы в узел на макушке и взяла беговые кроссовки. Уже у подножья лестницы она вдруг на секунду решила, что Рид, который пришел к ней домой и хочет пойти с ней бегать, ей только почудился. Она была уверена, что войдет в кухню – и найдет там только Пустячка, гоняющегося по кругу за ее больным воображением. «Пожалуйста, не исчезай!» – на всякий случай мысленно взмолилась она, собираясь с силами, перед тем как преодолеть последние ступеньки.
Он не исчез, а по-прежнему улыбался своей неподражаемой улыбкой, а под его руками извивался счастливый Пустячок. Пес решил, что Рид ему нравится. Он похож на солнышко.
Вскоре Нор и Рид уже бежали по тропинке вокруг Небесного озера. За ними трусила недовольная Древность.