– Что бы ей ни повстречалось, Дофина, – ответила Джадд, – уж можешь мне поверить, оно желало причинить вред.
Апофия убрала с лица женщины закрывавшие его волосы.
На столе лежала Душица.
У Нор начали потеть ладони. Она мелкими шажками подошла поближе к столу, по пути наступив на осколки фарфора и остывший тост. Кровь из головы Душицы запачкала руки Джадд. Вокруг шеи лежащей женщины вились знакомые ужасные раны.
«Как будто от колючей проволоки, – подумала Нор, – или шипастых растений».
Возможно ли, что сон был вовсе не сном?
«Не хочу», – думала Нор, пятясь подальше от стола. Если это действительно предвидение, то почему именно в этот раз? Почему именно сегодня? Так нечестно. Ей не было покоя даже во снах.
– Девонька, если ты так и будешь стоять и пялиться, пользы от тебя будет, как от дырявого носового платка, – пророкотала Джадд. – Выведи ее, – буркнула она Апофии. – Тут и так до черта народу.
Апофия положила руку Нор на плечо.
– Не будем мешать твоей бабушке работать, – прошептала она.
Нор тупо кивнула и позволила Апофии увести ее к заднему входу.
Там она сунула ноги в валенки, которые Апофия всегда ставила у двери, и схватила толстый свитер из шерсти альпака, которых у Джадд было несколько. Уже закрывая за собой дверь, она увидела, как Джадд отнимает одну ладонь от затылка Душицы и протягивает ее женщине, которую она назвала Дофиной. Та молча вытащила из нее длинные серебристые иглы. Они тут же растворились в воздухе.
Снаружи Нор немного полегчало. Она поплотнее завернулась в бабушкин свитер, и грубая шерсть успокаивающе коснулась ее кожи. Свитер был таким большим, что почти волочился по земле, зато от него пахло Джадд: трубочным табаком, кайенским перцем и едким антибактериальным мылом.
Пустячок, выбежавший за ней, свернул с тропинки и побежал на подозрительное шуршание в кустах рододендрона. Его ушки встали, а в его мыслях замелькали образы зверей: енотов, кроликов и диких индеек. Он больше всего на свете мечтал поймать черепашку. Нор опустилась на корточки, чтобы посмотреть, что так привлекло песика, и отпрянула от неожиданности.
Они видели перед собой определенно не черепашку.
С узенькой хищной мордочки на них смотрели горящие желтые глаза. Рыжий лисенок живо перескочил через Нор, в два бесшумных прыжка миновал изгородь и исчез в лесу.
До того как он скрылся из виду, Нор успела поймать парочку его мыслей. Он прибежал сюда, чтобы увидеть ее, но не из любопытства – его как будто специально послали ее проведать. Что самое странное, он побежал обратно докладывать, что она в безопасности. «Кого это может волновать?»
– Кажется, ты ему не особо понравилась, – раздался голос за ее спиной.
Нор подпрыгнула.
– Нельзя же так пугать! – вскрикнула она, сверля яростным взглядом парня, сидящего на ступеньках маленькой белой студии Апофии. – Что ты здесь делаешь?
– Пришел с Дофиной и кузенами, – холодно ответил Гейдж. Он запрокинул голову и сделал длинную затяжку сигаретой.
Нор вдруг отчаянно захотелось подправить ему самоуверенную физиономию.
– Тогда почему же все остальные, кто пришел за Дофиной, помогают внутри, – презрительно спросила она, – а ты сидишь тут на холоде?
– Хороший вопрос. – Он замолчал и снова длинно затянулся. – С другой стороны, я же не один тут сижу, правда?
«Да, правда». Нор некоторое время смотрела, как с кончика его сигареты падает пепел, и наконец призналась:
– Если честно, ты, наверное, знаешь о происходящем куда больше, чем я.
Гейдж окинул ее изучающим взглядом, потом подвинулся и сделал ей знак сесть рядом с ним.
– А что ты хочешь знать?
– А ты расскажешь? – удивилась Нор.
– Сегодня утром я добрый, но кто знает, надолго ли это? Так что спрашивай побыстрее, мелкая.
«Я, наверное, успела бы как минимум разок хорошенько ему двинуть. Наверное».
– Почему ты… – начала Нор, садясь рядом с Гейджем и внимательно следя, чтобы не подвинуться к нему слишком близко, – …и еще куча людей, которых я вообще впервые вижу, столько всего знаете о моей семье? Причем, похоже, вы знаете то, чего никто больше не знает.
– Решила начать с самых истоков? – Гейдж покачал головой. – Что ж, потому, что мои далекие предки заключили соглашение с великой основательницей твоего рода Роной Блэкберн.
– Какое еще соглашение? – спросила Нор.
– Очевидно, союз, – сардонически заметил он. – Ты знала, что именно мои предки потушили пожар, в котором едва не погиб весь остров? Нет, тебе, наверное, рассказывали только о том, как твоя прапрабабушка доблестно спасла от сожжения кучу книг. И остров заново отстраивала тоже не Астрид Блэкберн – или, по крайней мере, не она одна. Ей помогала моя семья, точно так же, как мы помогали каждой дочери рода Блэкберн, включая саму Рону.
– В смысле?
– Как думаешь, куда было идти Роне, когда эти кретины сожгли ее дом?
Нор поразмыслила над этим.
– То есть твои предки живут здесь?..
– Дольше, чем твои, – закончил Гейдж. – Когда сюда заявилась так называемая первая восьмерка, мой прапрапрапрапрапрадед, Лаклан Колдуотер, уже прожил здесь почти пять лет. Он был почти отшельником, но у него была жена Нелли. У них были дети, у их детей тоже были дети, ну и так далее. – Гейдж посмотрел на нее. – Ты понимаешь, о чем я, мелкая? На острове Анафема жило не восемь старейших семей колонистов, а…
– Девять, – договорила за него Нор.
– Я хотел сказать – «одна», но да, думаю, можно считать, что девять.
До нее начало постепенно доходить, что значат его слова. Не восемь первых мужчин, а девять. Девять. Сердце Нор забилось быстрее от страха.
– Но ты же сказал, что твои предки дали Роне приют, – быстро сказала она, – зачем ей тогда?.. – Она остановилась, не договорив.
Гейдж странно посмотрел на нее.
– Я понимаю, о чем ты думаешь. Это очень хороший вопрос, и никто не знает ответа. Никто не знает, попадает ли моя семья под проклятие, которое славная старушка Рона наложила на свой род. Каждое поколение все молодые мужчины моей семьи затаивают дыхание и ждут, не придет ли их черед подпасть под ведьминские чары.
Нор покраснела.
– Так вы знаете? – тихо спросила она.
– Конечно.
– И один из мужчин твоей семьи?..
– Твой покорный слуга.
«Ну разумеется». Секунду Нор не знала, что сказать. Хотя кое-что это проясняло, например…
– Так во-от почему ты не захотел работать со мной в седьмом классе? – выпалила она.
Гейдж непонимающе уставился на нее, а потом хрюкнул от смеха.
– Офигеть, я совсем забыл! – Он потряс головой. – Да, а еще я подумал, что из тебя выйдет плохой партнер.
– Не знала, что ты метишь в первые ученики, – огрызнулась Нор.
– Ты меня с моей кузиной Чарли-то не путай, – язвительно посоветовал он. – Слушай, мелкая, я тоже не все знаю. Может, мы попадаем под проклятие, может, нет. – Он бросил окурок на землю, встал и пошел прочь. – Но я ни хрена не хочу проверять это на своей шкуре.
– Уверяю тебя, – крикнула ему вслед Нор, – я и сама мечтаю совсем о другом!
«Вот говнюк!» Но, когда он ушел, внизу ее живота начало зарождаться совсем другое, более отчаянное чувство. Как ни противно было себе в этом признаваться, Нор ему сочувствовала. Он боялся, а она понимала, что такое страх. Она знала, что страх причиняет боль, которую даже не объяснишь словами, что он заставляет говорить вещи, говорить которые ты никогда раньше и не помышлял, и делать то, на что никогда не мнил себя способным.
Нор сидела и смотрела на свет в окнах Башни. Прошла секунда, потом другая, и ее взгляд обратился на брошенный, еще тлеющий окурок.
Нор подняла его, всмотрелась в затухающие искры и представила, как подносит зажженный конец к тыльной стороне ладони. Она представила, как острая жгучая боль накроет ее знакомой волной адреналина, а вскоре от боли останется пустое ничто, одновременно успокаивающее и вызывающее привыкание, – то, что она так отчаянно пыталась забыть.
Нор бросила окурок и давила его ногой, пока от него не осталась только черная отметина на земле.
Нор взяла на руки Пустячка и пошла обратно к Башне. Там она неохотно поставила пса на ноги; ей больше нравилось прижимать его к себе и успокаиваться, слушая его мысли о дождевой воде и пеликанах. Вслед за ним она зашла на кухню: в прихожей стояли Пайк и Сена Кроу – недвижные статуи по обе стороны от женщины, которую Джадд называла Дофиной. На бедре у каждого висело по большому ножу.
– Да хватит тебе, Джадд, – говорила Дофина. – Ты споришь просто ради спора. – У ног Дофины сидел, как ни удивительно, волкодав, такой же большой и старый, как Древность.
– Ничего подобного, – пробурчала Джадд. Она сидела в неестественной позе, а губы ее были сжаты в тонкую линию, как у человека, которому не нравится то, что он слышит. Рядом с ней угрожающе щерилась Древность.
Нор не могла вспомнить, чтобы когда-нибудь раньше видела, как кто-то осмеливался спорить с Джадд. Бабушка с Апофией могли разыграть целое сражение, просто поднимая брови и раздувая ноздри; Апофия умела укрощать бешеный характер Джадд – и уж точно не ответной яростью.
– Если уж тебя так волнует вся эта дрянь, – вмешался пожилой мужчина в ковбойской шляпе, – не понимаю, почему бы вам всем просто не пожить у нас. Наши дома прекрасно защищены, и вы будете в безопасности. – Говоря, он шевелил рукой. В руке у него был нож, и несколько секунд Нор не видела ничего, кроме него: ее взгляд был прикован к сверкающему лезвию, которое так и мелькало между его ловких пальцев.
– Потому что существует протокол, и его надо соблюдать, Эверли, – напомнила ему Дофина.
– Дофина… – фыркнул Эверли.
– А в протоколе, – продолжала та, – не сказано, что требуется забрать женщину рода Блэкберн без неопровержимых доказательств, что ей действительно угрожает опасность.
– Точнее не скажешь, – проворчала Джадд.
– Я хотела бы вернуться к женщине, которую мы несколько часов назад обнаружили на пороге смерти, – продолжила Дофина, и сердце Нор упало.