ми. Когда они наконец вышли из леса, Нор с удивлением поняла, что они стоят позади домика Рубена.
Большая хижина стояла на некотором отдалении от переулка Звезд в Глазах, на самом краю участка, а вокруг на сотни и сотни метров простирались поля. Ковыляя по длинной подъездной дороге, Нор разглядывала поля ярко-зеленой спаржи и красные стебли мангольда. По участку свободно расхаживали несколько цыплят разных размеров. Еще отсюда можно было различить один из ближайших островов архипелага – Алкион. Он едва ли достигал нескольких километров в длину и мог похвастаться одним-единственным сооружением – заброшенным отелем.
Все происходящее пугало Нор. Сон про лужу крови на полу, страх в глазах Блисс Суини и красный лак на ногтях испугали ее до жути. Добавляли страха и растения с кровожадными шипами. И было что-то тревожное в пустующем острове.
Едва зайдя в хижину, Нор почуяла запах свежезаваренного улуна. Она вслед за Рубеном прохромала в кухню, мимо каменного камина, мимо расстеленного на деревянном полу плетеного коврика и кресла-качалки в углу. Кроме чая, в домике пахло кожей, сосной и мокрой шерстью.
Рубен поставил на стол перед Нор большую керамическую кружку. Та была явно ручной работы: об этом свидетельствовали ее странная форма и множество разных оттенков – бирюза, лазурь, нефрит… Достав из настенного шкафчика аптечку, Рубен сел рядом с Нор. Он взял ее ногу в руки и осмотрел рану на пятке.
– Быстро же ты бежала, – заметил он вслух. Он протер рану от грязи, наложил обеззараживающую мазь – Нор поморщилась – и замотал ногу толстым слоем марли.
Хотя Рубен Финч был биологическим дедом Нор, их связывали довольно необычные отношения, потому что они никогда не признавали своего родства. Обычно отцы женщин рода Блэкберн вообще не вспоминали о дочерях, которых зачали, а тем более – о внучках. Единственным исключением стал союз Джадд Блэкберн, на протяжении своей жизни любившей и мужчин, и женщин, и Рубена Финча, потому что они были влюблены друг в друга с детства. Была какая-то злая ирония в том, что из всех дочерей Блэкберн зачата в любви была только Ферн.
– Сойдет на первое время, – сказал Рубен. – Давай я отведу тебя домой, и Джадд уже нормально вылечит.
Он помог ей встать, и тут Нор взглянула в окно и снова заметила маленького рыжего лисенка. Убедившись, что Нор в безопасности – по крайней мере пока что, – он обогнул крыльцо, припустил к лесам и пропал из виду.
Рубен помог Нор пройти через поля в сторону башни. Однако, когда они дошли до ворот, отделявших леса от участка Харпер Форгетт, он развернулся и пошел обратно.
– Вы не проводите меня до дома? – окликнула его Нор.
– А, у тебя хватит сил и самой дойти, – беспечно ответил Рубен и тяжело зашагал обратно к лесам.
– Да вы издеваетесь? – пробормотала Нор.
Она подтянулась и перемахнула через изгородь, запутавшись ногой в колючей проволоке, которую Харпер Форгетт натянула, чтобы на пастбища не забредали еноты. Она со стоном приземлилась и с трудом поднялась на ноги. На этот раз альпака были рады ей куда меньше. На их вкус, она слишком сильно боялась, так что стадо быстро и тревожно потрусило прочь. Нор поковыляла по пастбищу, и наконец впереди показались собаки. Они ждали на своем обычном месте, но внимание и враждебность Древности, обычно обращенные на Нор, теперь предназначались кому-то еще. «Это явно не к добру».
Вдруг из ворот к ней бросился Пайк.
– Где, блин, тебя носило?! – спросил он, хватая ее за руку.
Не ответив, Нор взглянула в сторону Башни. Перед входом стояла незнакомая новенькая ярко-зеленая машина. В груди начала закипать привычная паника. Те самые шрамы – ровные короткие линии у нее на лодыжках, на сгибах локтей и вдоль бедер – предвкушающе загудели.
– Она здесь, – произнесла Нор. – Правда ведь?
Пайк осмотрел порезы на ее лице и заметил, что ее нога замотана в марлю. Он сморщился, взял ее руку и закинул себе на плечо. Нож в ножнах на его бедре был тяжелым, как тесак или мачете.
– Потом попросим Джадд тебя подлечить, – бросил он.
«Потом? А сейчас что?»
11Заклинание оберега
Если относиться к другим с уважением, почти перестанешь нуждаться в защите. Для тех же случаев, когда этого мало, стоит позаботиться о себе и купить нож.
Нор не знала, что удивило ее сильнее: то, что за обеденным столом сидела ее мать, или то, что напротив нее восседала Джадд. Они составляли странную и тревожную пару. Губы Джадд застыли в ее привычной грубой усмешке. Ее мозолистые руки сжимали чашку так сильно, что Нор уже видела, как хрупкий фарфор начинает трескаться. Джадд так и не сняла свои уличные ботинки, и с них под стол ссыпалась засохшая грязь, копоть и бог весть что еще.
Нор сморщилась, увидев эпатажно обтягивающий костюм – такого же нездорового зеленого цвета, как и припаркованная снаружи машина, – в котором явилась мать. Ее рубашка расширялась к бедрам и была расстегнута ровно на столько пуговиц, чтобы виднелся край прозрачного бюстье. На Ферн были туфли с десятисантиметровыми каблуками, подошвы которых как будто бы окунули в красную краску. Тот же оттенок красного покрывал ее ногти и губы. Бриллианты свисали с ее ушей и блестели на руках. Вокруг ее пальцев и запястий вились изящные татуировки в виде папоротников. Они же виднелись за ее ушами и покрывали открытую часть ее груди.
По правую руку от Ферн сидела Катриона. Она страшно похудела и напоминала скелет. Когда она закидывала ногу на ногу, Нор слышала, как кость скрипит о кость. Катриона тоже могла похвастаться папоротником, обвившимся вокруг ее предплечья, как змея. Татуировка была заляпана чем-то красным. Нор судорожно сглотнула: слишком уж это что-то напоминало кровь.
Шрамы на запястьях Нор запульсировали. Она бессознательно цеплялась за Пайка, ведущего ее к столу. Он по одному разогнул ее дрожащие пальцы, сжимавшие его ладонь, и встал к стене, где уже стоял Сена Кроу.
– Присядь, девонька, – сказала Джадд. Ее голос звучал сдержанно, но, судя по выражению ее глаз, бабушке сейчас было совсем не спокойно. Собаки, кажется, чувствовали то же самое: Древность пряталась под столом, вздыбив шерсть на загривке и прижав уши к голове. Пустячок как будто примерз к месту у двери.
– Нор, – промурлыкала Ферн, – я так рада, что ты решила навестить нас.
Она протянула дочери руку, настолько неестественно белую, как будто в ее жилах вместо крови тек бальзам для мумификации. Нор не понимала, чего от нее ждут. Что она поцелует матери руку? Поклонится? Вместо этого она молча сползла на стул рядом с Апофией. Шрамы вопили так громко, что она с трудом слышала что-то, кроме них.
– Просто дыши, – тихо посоветовала Апофия, наклонившись к ее уху. – Все будет хорошо.
«Ну конечно, все будет нормально, – подумала Нор, тут же успокоившись, – у нас же есть Великанша».
– Слушай, Ферн, – начала Джадд, – давай к делу. Что ты здесь забыла?
Едва услышав, как злится бабушка, Нор облегченно выдохнула. Теперь оставалось только смирно сидеть в тени Джадд, а та уж со всем разберется.
Ферн изобразила удивление и обиду.
– Ну как же, вы же моя семья! – Она распростерла руки в театральной демонстрации родственных чувств. Потом повернулась к Нор и сочащимся от меда голосом добавила: – Конечно же, я приехала посмотреть на мою любимую доченьку!
От того, каким тоном она произнесла «любимую доченьку», волоски у Нор на затылке встали дыбом. Ферн поднялась из-за стола, и татуировки закопошились на ее теле. Потом они сползли с ее кожи и прокрались по столу к Нор; та испуганно следила за их продвижением, чувствуя себя цветком, который вот-вот сорвут, животным, которое вот-вот забьют.
– Скажи же мне, Нор, – продолжила Ферн, – какой Ноши основательница нашего рода удостоила мою дочь? – Выслушав ответ Нор, она пронзительно и хрипло засмеялась. – Похоже, мы верно слышали, – сказала она Катрионе. – Она нам не помеха, правда?
Вдруг ветвь папоротника метнулась вперед и вцепилась Нор в руку. Как неторопливо потягивающийся кот, ветвь развернула закрученные листья и словно когтями вцепилась ей в рукав.
Джадд резко встала, и ее стул покатился по полу. Стоя во весь свой гигантский рост, она возвышалась над дочерью по меньшей мере сантиметров на тридцать, несмотря даже на огромные каблуки той.
– Ферн! – воскликнула она, и раскаты ее голоса эхом отразились от сводчатого потолка. – Отпусти ее!
– Да ладно тебе, мам, – зевнула Ферн, – мы просто безобидно развлекаемся. И потом, мы же обе знаем, что ты не могла мне приказывать тогда и не можешь сейчас.
В доказательство своих слов она чуть высунула язык, и Джадд рухнула на землю, не в силах подняться. От падения ее тяжелого тела по всей Башне прокатился грохот. Из-под стола выскользнула Древность и встала рядом с Джадд, защищая ее. Собака оскалила зубы и зарычала, и от этого низкого звука, как от грома, задребезжали оконные стекла.
– Жалкое зрелище, – сказала Ферн, поворачиваясь к Нор, пытавшейся сладить с ее папоротником. – Такое ощущение, как будто в твоих жилах нет ни капли магии.
Шипы папоротника впились в руку Нор. Ее пронзила жгучая, невыносимая боль. А ведь Ферн просто играла с ней, причиняя ей боль только потому, что это доставляло ей наслаждение, только для того, чтобы Нор помнила: мать может причинить ей боль.
Нор завопила, и Пайк и Сена Кроу бросились к ней. Сена Кроу принялся рубить стебель ножом, и в итоге у него в руках остался лишь кусок рукояти. Изогнутое лезвие намертво застряло в толстом и прочном папоротниковом стебле. Пайк обеими руками вцепился в побег, пытаясь оторвать его от кожи Нор.
Ферн со вздохом наклонилась к самому уху дочери.
– Ты же понимаешь, что у них что-то получится, только если на то будет моя воля, – заметила она. Ее дыхание было тошнотворно сладким, как перезрелый фрукт. – А ее не будет, хотя их жалкие потуги меня забавляют.