Возле каждого аппарата лежали бейсбольные биты.
– Ты что-нибудь понимаешь? – спросила Юл. – Какого фига нас тут собрали?
Дан кое-что понимал, но делиться соображениями не стал. Лео тоже не высказывался, он был один – Капе нездоровилось и она предпочла остаться в номере.
Возле телевизоров появился облоухий приземистый мужичок в кепке, надетой козырьком назад. Он был в черной майке с надписью: “Мне с вами не о чем пить…” Глазки-буравчики пронзали толпу нехорошим, недобрым взглядом, похоже, сгрудившиеся напротив вызывали в нем глубокое отвращение.
– Так, господа-товарищи, сейчас вам будет предложено развлечение, – произнес он, слегка гнусавя. – Раззудись, плечо, размахнись, рука! Вопрос для особо одаренных: кто главный враг человечества? Ответ – телевизор. Неважно, славишский, заокеанский, гансонский или поднебесный. Потому что врет безбожно, сумятицу, психоз вносит в сознание. Никакое это не средство массовой информации, пропаганды – а попросту токсичное вещество, яд, отравитель, одним словом. Разрушитель всех норм в обществе.
Мужичок сделал гримасу, будто и впрямь почувствовал недомогание от собственных слов. Глубоко вдохнув воздух и сплюнув, он вернулся к изложению порученного ему задания.
– Чем еще опасен зомбоящик, как называют его в народе? Легко может вывернуть все наизнанку, развернуть страну в любую сторону, в любом направлении. Люди наши задуренные, легковерные, пусти самый чудной слух – они и поверят. И сколько потом не разубеждай, будут стоять на своем, как ослы упрямые. Да вы и без меня знаете… Короче, сейчас нам с вами предстоит операция по уничтожению телевизоров. Публичная казнь, так сказать. Следите за моими действиями…
Мужичок нагнулся, взял биту, постоял, обопнувшись о деревяшку, несколько секунд как бы в раздумье, сделал глубокий вдох, примерился и с размаху влепил битой в один из экранов. Посыпались осколки антибликового стеклянного покрытия, полетели искры, внутри аппарата что-то охнуло, будто и впрямь от умирающего тела зомбоящика отлетела тлетворная душа. Мужичок ударил еще и еще раз, от усердия кепка слетела, обнажив голый, продолговатый, похожий на дыню кумпол, он натянул кепку прежним манером – козырьком назад.
– А теперь берем биты и каждый наносит удары. Кто сколько хочет. Ну, вперед, господа-товарищи, выразите свое отношение к тому, что немало лет отравляло наше существование, – и мужичок вдруг, ни с того ни с сего, рассыпался мелким, удушливым, конфузливо-похотливым смешком, отчего Дана передернуло.
Пространство наполняли песенные мелодии, ведущие ток-шоу вели передачи, их поддерживали возгласами и криками сидевшие в студиях зрители-участники, и все внезапно закончилось. Первой проворно схватила биту баба-затетеха и ударила с такой силой, что аппарат едва не завалился набок. За ней потянулись другие. С задором и видимым удовольствием они курочили экраны и начинку аппаратов. Первые удары приходились на головы ведущих, осколки вылетали, казалось, из живых черепушек.
Пара телевизоров, не выдержав экзекуции, воспламенились, их тут же затушили пеной.
– Иэх, ребята, ломать – не строить! – воодушевлял мужичок. – Давай, ребята, покажем им кузькину мать!
Юл инстинктивно прижалась к Дану, вздрагивая при каждом отзвуке удара битами. Рядом вырос Лео, он демонстративно держал руки за спиной.
– А вы что же, уклоняетесь? – к ним подбежал мужичок и протянул биту. – Негоже от коллектива отрываться или у вас особое мнение? – осклабился и тут же осекся, поймав взгляд Лео.
– Мы не хунвэйбины! – вызверился на мужичка Лео.
– Как ты сказал?.. Ху…вэнбины? – не понял мужичок. – Кто такие, почему не знаю?
Лео не стал объяснять, а кратко и убедительно изложил свою позицию:
– Пошел на… со своей битой, не то ненароком можешь схлопотать.
– Ты что, с глузду съехал? – растерялся мужичок, но мигом взял себя в руки и, против ожидания, не залупился в ответ.
– Ну, это ты, парень, зря. Я же не по своей воле, просто исполняю поручение. По мне, так в зомбоящике ничего плохого не было. Он патриотизьм воспитывал, любовь к родине, а значит, ненависть к врагам.
Через пятнадцать минут публичная казнь завершилась, оставив на асфальте груду обломков. “Красные” покинули арену возмездия. Боковым зрением Дан углядел человека в черном костюме и галстуке, он что-то помечал в блокноте и пристально-подозрительно окинул проходившую мимо троицу. Взгляд его не понравился Дану.
14
Дни летели стремглав, наперегонки друг с другом, подтверждая теорию Дана: монотонное однообразие убивает время – кто-то невидимый пожирал его с неукротимым аппетитом.
Лео на удивление вяло отреагировал на записку Дана. Почему-то расхотел спорить, доказывать, яриться в попытке в чем-то убедить. Из него, как из футбольного мяча, словно выпустили воздух. Лишь устало обронил на ходу, как бы между прочим:
– Таких, как ты, – большинство. Фомы неверующие. Значит, не на что надеяться. Жаль…
Изредка, правда, происходило нечто, нарушающее привычный ход вещей. Объявили, что нескольких “зеленых” уличили в манкировании приемом таблеток, выгнали из группы и отправили восвояси. Но это была сущая мелочь по сравнению с грянувшим скандалом – кто-то спер из лаборатории изрядный запас таблеток. Ночью прокрался в помещение за семью замками и вроде как под присмотром мальчиков в строгих черных костюмах, выпилил два главных запора и похозяйничал в шкафах. Почему-то пилюли хранились не в сейфе, а на полках. Видимо, никто не предполагал такой дерзости как грабеж под покровом темноты.
Доложил об ограблении тот самый немолодой человек с шикарной посеребренной шевелюрой, открывавший первое по приезде собрание “красных”. Он был уже не в импозантном сером костюме и красном галстуке, а в повседневной одежде – джинсах и тонком темном свитере с кожаными налокотниками, не изображал улыбку-оскал, а смотрел в зал подозрительно-недобро.
– Мы найдем злоумышленника и накажем, можете не сомневаться, – пообещал он.
К Дану и, как он уразумел, остальным членам группы внезапно нагрянули с обыском. Два мужика и женщина неопределенного возраста переворошили все верх дном, покидали на пол и через полчаса молча покинули комнату.
– А кто убирать будет после вашего погрома? – вслед им не выдержал Дан.
– Ты и будешь, – коротко ответствовал командовавший обыском – молодой нацмен со злым прищуром узких глаз, по виду бурят или калмык.
Дан хотел ответить на неприкрытое хамство, но сдержался.
Атмосфера после ЧП сгустилась, лекции несли мало интересного, семинары не проводились – все подходило к концу, итоги выглядели туманными. Пронесся слух, будто спецслужбы выявили виновников, их оказалось двое, и были они агентами заокеанской разведки. Ну а кто же еще!.. – разумеется, происки Запада, ему без этих таблеток никак не обойтись, – ерничал Лео. – Славишское ноу-хау покоя не дает…
– Между прочим, и там врут изрядно, им попринимать наши пилюли полезно, – неожиданно высказалась Юл.
– И впрямь так считаешь? – переспросил Дан и посмотрел пристально, изучающе, словно искал новое, не подтвержденное ранее.
– Разве не так? Везде одно и то же. На вранье все замешано. Ну, у нас покруче, конечно, понаглее, но и в той же Заокеании свои заморочки.
Может, и права – тукало в висок, но что-то мешало безоговорочно признать Юлино откровение, он отмахивался от него как от назойливой мухи. Нет, все-таки не одно и то же, разница есть, там ложь в конце концов разоблачается, а здесь… Юлины слова вызывали раздражение.
Из кучи совершенно не обязательных прослушиваний Дан выделил лишь одно, открывшее последнюю неделю пребывания в пансионате. Сотрудники университета в Заокеании подтвердили в ходе исследования, что фейковые сообщения обладают рядом особенностей: так, женщины обычно писали сообщения из восьми слов, а когда лгали – из девяти. А в сообщениях мужчин и с ложью, и без, как правило, было по семь слов. Кроме того, когда женщины лгали, они часто использовали местоимение “я”, а мужчины – “мой”. Также в сообщениях с ложью у мужчин нередко встречалось слово “конечно”, а у женщин – “пытаться”. Еще ученые обнаружили: представители обоих полов использовали в сообщениях уклончивые фразы, когда лгали.
Ну и, если верить ученым, еще более усовершенствована разработанная лет пятнадцать назад технология распознавания цифровыми устройствами лживых новостей в Сети. Дай-то бог… Только навряд ли железкам удастся одержать решительную победу над человеческой хитростью и изворотливостью – если захочу соврать по-крупному, посеять в задуренных мозгах опасную небылицу, я такое придумаю, что ни один самый изощренный алгоритм не поймает; если бы было иначе, Сеть стала бы безопасной и никакие пилюли не понадобились…
После пьянки и первой ночи, проведенной у Капы, Лео попытался решить для себя вопрос: нужна ли ему случайная связь – спустить на тормозах или пусть идет как идет? Отношения с Капой, как курортный роман, ни к чему не обязывают: закончится срок путевки и разойдутся, словно и не были знакомы и близки. Однако чем больше задумывался над этим, тем туманнее рисовалось ближайшее будущее отношений с дамой не первой молодости, старше его на тринадцать лет, чей возраст отпечатался на ее лице и фигуре.
Капа без утайки и стеснения делилась с ним женскими тайнами, приглашая стать поверенным в сердечных делах – так, по крайней мере, ему мнилось. Подобная откровенность едва знакомого человека выглядела странной, не вполне уместной, Лео, впрочем, не видел скрытого смысла, выгоды для Капы – скорее издержки одиночества, неизбывное желание с кем-нибудь поделиться переживаниями и просто бабья дурь. Капа не блистала умом в том понимании, какое вкладывал Лео в это понятие, чувство юмора тоже вроде как обошло ее стороной, и, несмотря на это, ему было с ней тепло и уютно – словно путник в стужу обрел пристанище и греется у раскаленной печурки.
Детство Лео, омраченное болезнью матери, протекало не как у большинства. Ольга родила его в двадцать пять и впала в послеродовую депрессию. Болезнь развивалась по классической схеме: то и дело менявшееся настроение, мрачная раздражительность, вспышки гнева, злость в отношении близких, навязчивые, нередко бредовые идеи, мать часто плакала, говорила о неудавшейся жизни. Малыша она грудью не кормила, от этого новые переживания и страдания. Диагноз поставили не сразу – скрипачка Ольга и раньше отличалась неровным характером, всплеск эмоций чередовался с унынием и апатией, но после появления на свет Лёни все усугубилось.