[84].
В соответствии с этой оценкой в первой части работы я постараюсь показать через характеристику мифов, что из себя представляла немецкая политическая культура к первой трети ХХ в. Понятие «политическая культура» не употребляли ни Руссо, ни Конт, ни Маркс, ни Вебер. Почему? Ведь это понятие так и напрашивается, рассмотрение любого политического феномена значительно облегчается, если его локализовать рамками одной политической культуры? Понятие «политическая культура» не получило распространения потому, что оно неуловимо, неосязаемо, не универсально или, наоборот, универсально до бессмысленности. Политическая культура изменчива, она постоянно развивается, прошлый исторический опыт постоянно пересматривается, переосмысляется, нельзя точно в каждый отдельный отрезок времени сказать, что является определяющим, главенствующим в политической культуре, ведь человек наделен разумом и способностью выбирать, по своему произволу отказываться от чего-либо в пользу другого, а также духом противоречия. Но даже радикально противопоставляя себя или свою партию политической культуре, к которой он принадлежит, человек неизбежно исходит из нее; отрекаясь от нее, он находится на почве этой культуры, и само освобождение, преодоление влияния политической культуры в каком-либо виде невозможно и немыслимо, так как начать с нуля нельзя.
В этой связи общество ждет от ученого такой интерпретации прошлого, которая связала бы его с современностью и послужила основой для выработки решений в отношении будущего. Историки могут возразить, что их специализация связана с прошлым, а не с настоящим, и не их дело судить о практических результатах своей работы. Но только они обладают необходимой квалификацией, чтобы дать обществу подлинную историческую перспективу и уберечь его от воздействия исторических мифов. Если профессионально подготовленные историки не выполнят этих функций, появятся необоснованные интерпретации, созданные другими, менее информированными и более предвзятыми людьми. Слова сказанные английским историком Джеффри Барраклау в 1955 г., сохранили свою актуальность до сих пор: «Человек – общественное животное, с глубоким ощущением собственного прошлого; и, если он не получит целостной картины прошлого благодаря ясной и достоверной истории, он обретет ее с помощью истории туманной и лживой. Такой вызов не может проигнорировать ни один историк, хотя сколь-нибудь убежденный в ценности своей работы; и ответ на этот вызов не в том, чтобы уклониться от вопроса о „практической значимости“, а в том, чтобы принять его как факт и выяснить, что из него следует»[85]. Недавнее прошлое часто оказывалось благодатной почвой для примитивных мифов, влияние которых лишь усиливалось, если их достоверность не ставилась под сомнение учеными.
В понятие политической культуры входит и столь неопределенный фактор, как национальный характер, равно как и фактор противоположный по значению – интернационализация многих процессов. Видимо, многозначность, многоплановость понятия «политическая культура» и отпугивали социологов прошлого. Наша же задача гораздо скромнее и поэтому пренебрегать этими понятиями не следует, на этом пути можно попытаться отыскать предпосылки ответов на многие «проклятые» вопросы истории. Впрочем, не следует предаваться излишнему оптимизму, или, как выразился немецкий историк Теодор Шидер, «история останется загадкой, если даже ее отдельные фазы будут объяснены до последних деталей».
Я не ставлю перед собой задачу систематически рассмотреть историю Веймарской республики или Германии в целом, меня интересует только один ее ракурс: развитие и становление национальных мифов, внутреннее их содержание и то, что привлекало в них немцев с наибольшей силой. Мифы подкреплялись идеями, доктринами, теориями – именно они в совокупности и определяли цели человека и выбор средств для достижения этих целей. Внешняя же канва событий всего лишь завершает видоизменение и эволюцию мифов и идеологических изменений.
Мифы демократии и их место
Что касается мифов демократии, то их содержание и история, начиная с Великой хартии вольностей 1214 г., – предмет отдельного исследования, в данной книге они рассматриваются лишь применительно к немецким проблемам межвоенного периода. Следует только определить их отдельно, поскольку и в наши дни они злободневны и самоочевидны. Из всех видов режимов, которые возникали в мировой истории, от монархий до аристократий, до теократий, до фашистских и коммунистических режимов, только одна форма дожила неизменной – либеральная демократия. При этом она не была никогда особенно эффективной или эффектной формой – иначе говоря, победу одержала не столько либеральная практика, сколько либеральная идея (мифы). Для большой части нашего мира не существует идеологии с претензией на универсальность, которая могла бы бросить вызов либеральной демократии, и универсального принципа легитимности иного, чем суверенитет народа. Монархия еще к началу ХХ в. перестала конкурировать и потерпела полное поражение. Фашизм, нацизм, коммунизм себя дискредитировали. Даже диктаторы современности вынуждены пользоваться языком демократии для утверждения собственной власти.
В наибольшей степени все проблемы толкования мифов демократии заостряются в теории элиты, которая является одним из важнейших (если не самым важным) открытием социологии начала ХХ в. Ее основные представители – Габриэле Моска[86], Вильфредо Парето[87] и Роберт Михельс[88] выступили как раз в тех странах (Италия и Германия), где, подобно России, всего острее стояла проблема соотношения демократии и тирании. Российский социолог Моисей Яковлевич Острогорский в книге «Демократия и политические партии», так же как и указанные мыслители, прежде всего обратился к социологии политических партий, которые стали решающим фактором в установлении тоталитарных систем.
Когда в начале 80-х гг. XIX в. Моска завершил свой труд о парламентском правлении, политическая социология получила свое основание в особом учении о власти. Моска впервые констатировал непреложный социальный закон – существование во все времена во всяком обществе фундаментального разделения на два политических класса: правящих и управляемых. Первый составляет меньшинство, выполняющее политические функции, монополизирующее власть, а также те блага и преимущества, которые она дает. Второй более многочисленный контролируется и направляется первым путем, который носит более или менее насильственный (или правовой) характер. Теория Моски основывалась на том логическом допущении, что массы могут управляться не иначе, как выделив из своей среды организованное меньшинство, «социальную элиту». В условиях парламентаризма это отделение правящего меньшинства происходит во время выборов. Таким образом, демократия (как правление народа) – это миф, не имеющий ничего общего с реальной политической жизнью.
Осмысленно возразить этому утверждению можно так: правящий класс не является монолитным – формируется очень маленькая группа высших лидеров, которые распределяют между собой ключевые позиции в обществе. Существует и более широкая группа внутри правящего класса – она занимается текущими вопросами управления. От подготовленности, культуры, социальной активности и политической гибкости управляющего класса и зависит судьба общества, а также его место в истории. Эта роль правящего класса выражается всего полнее в идеологии общества (Моска ее называл «политической формулой»), которая, несмотря на различия своего характера в разных обществах, повсюду имеет одно функциональное назначение – обоснование легитимности правящего класса.
Несмотря на общий пессимистический тон суждений Моски о демократии, в принципе он выступал скорее за плюрализм, парламентаризм, считая демократию высшей формой государственности в Европе[89].
Существенно иную интерпретацию элиты дает Парето – его картина элиты более динамична и стратифицирована. Парето выделял элитные группы в обществе – политическую, экономическую, военную, аристократическую… Наибольшее значение среди них имеет властвующая элита, определяющая в конечном счете характер общества. Согласно Парето, элита любого общества не является статичной: напротив, она постоянно меняет структуру, композицию, отношения с обществом. С изменением условий развития общества в ходе истории, элита также должна трансформироваться за счет пересмотра своей структуры, принципов функционирования и включения в свой состав новых социальных типов. Если эта элита носит открытый характер (подобно рынку при капитализме), то есть по мере необходимости вбирает в себя наиболее талантливых людей, то само общество имеет динамичный характер, быстро исправляя допущенные ошибки. Закрытая элита ведет к постепенной дегенерации и ее свержению в ходе социальной революции.
В целом сторонники теории элит являются последовательными противниками демократии. Для сторонников теории элит характерен несколько романтический (как у Карлейля, Ницше, Михайловского[90]) взгляд на толпу и героев, согласно которому лишь эти критически мыслящие личности имеют существенное значение для истории[91].
Теория элит, бесспорно, производит впечатление – заслуга Моски и Парето в том, что они дали формальную критику демократии и разоблачили миф об общей воле, одной из модификаций которой является диктатура пролетариата. Сторонникам первой она продемонстрировала железный закон олигархии, а приверженцам второй напомнила о постоянстве существования власти и политики, невозможности существования общества без власти и полного размывания границ между обществом и государством.