твующие зарубежные достижения»[868]. Вывод Шпенглера таков, что нужно просто покончить с политическим роком и обеспечить народу его основное право – право быть хорошо управляемым.
Вероятно, адепты консервативной революции искренне верили, что их кумир Освальд Шпенглер представляет собой мессию, а речи его – откровение. Но стоит почитать о социализме и его разновидностях в «Манифесте коммунистической партии», и мы найдем все или почти все выражения, лозунги, темы. Оказывается, еще в середине XIX в. мелкие буржуа видели спасение в возвращении к патриархальным обычаям, сословной организации, объявляли немецкий народ образцовым, а немецкого бюргера – квинтэссенцией человечества. Правда, тогда Пруссия была не мифом, а горькой (поскольку стояла на пути к немецкому единству) реальностью. Нужно отметить, что главный интерес вызывает не сама по себе идея «немецкого социализма», а упоминаемый социализм в уникальной политической ситуации Веймарской республики, которая и сделала актуальными теоретизирования Шпенглера. Поэтому учение Шпенглера и было популярно в период Веймарской республики, несмотря на критику за «натурализм и грубый биологизм» со стороны Фридриха Майнеке и Отто Хинтце – наиболее значительных историков периода первой немецкой республики. Влияние Шпенглера испытывали все течения «консервативной революции», многие его идеи казались конгениальными, их всячески муссировали, популяризировали, перед личностью автора преклонялись. Шпенглер действительно по-новому и абсолютно оригинально смог поставить вопрос о необходимости и неизбежности национальной общности и национальной идентичности и обосновать их действительными особенностями немецкой политической культуры. Именно поэтому Шпенглер в почвенно-народнической среде считался гроссмейстером идеологии. Правда, Шпенглер совершенно пренебрег реальностью мифов демократии, которые он ошибочно считал совершенно чуждыми немецкой традиции, с чем абсолютно нельзя согласиться и что начисто опровергается современной немецкой политической действительностью.
4.2. Мёллер ван ден Брук и Третий Рейх
Наряду со Шпенглером ярким и широко известным теоретиком «консервативной революции» был Мёллер ван ден Брук – консервативный мыслитель со стажем; он еще с 1911 г. высказывался в ряде публикаций в пользу националистически аргументированного консерватизма, эпатируя публику довольно резкими антивильгельмовскими высказываниями. После поражения 1918 г. Мёллер, желая указать на внутреннюю пустоту и никчемность вильгельмовского рейха, писал, что сцена, когда пацифист, еврей и социал-демократ президент Фридрих Эберт приветствовал с трибуны вернувшихся с фронта героических солдат, была отвратительна для всякого патриота; но и сцена, если бы в случае немецкой победы Вильгельм II и его паладины приветствовали фронтовиков, была бы столь же бессмысленной, глупой[869]. Исходя из духовной бессодержательности вильгельмовской эпохи, Мёллер одним из первых консервативных теоретиков обратился к мысли о необходимости прививки консервативных ценностей широким народным массам, и если старый прусский консерватизм апеллировал к трону и церкви, то Мёллер – к нации как политическому единству. Термин «национальный социализм» рано вошел в его лексику и означал он приблизительно то же, что и у Шпенглера, с той лишь разницей, что Мёллер выводил национальный социализм не из прусского духа, а из корпоративного понимания государства и экономики, которое нацисты после 1933 г. усвоили, кажется, лучше, чем шпенглеровский коктейль под названием «Прусский социализм». Между двумя мэтрами «консервативной революции» из-за этого расхождения в оценке истоков национального социализма существовала серьезная вражда, которая так и не была преодолена. Если аргументация Шпенглера в пользу «прусского социализма» оригинальна и вызвала общий интерес, то Мёллер сверх того, что уже было сказано несколькими поколениями романтиков в пользу корпоративной системы, ничего не сказал. Поэтому ограничимся только указанием на корпоративистские корни аргументации Мёллера в пользу национального социализма.
Главное произведение Мёллера ван ден Брука так и называется «Третий рейх» (Das Dritte Reich), и вышло оно в 1923 г. – три года спустя после «Пруссачества и социализма», накануне «пивного путча». В своем главном произведении Мёллер сосредоточил огонь критики на либерализме. Мёллер ван ден Брук указывал, что либерализм – это «моральный недуг народов»: он являет собой свободу от убеждений и выдает ее за убеждение. Сам то Запад, считал Мёллер, к либеральному яду нечувствителен, на самом деле никто там всерьез не верит в принципы либерализма. А вот в Германии их принимают за чистую монету. Не видят, что либерализм несет с собой разложение и гибель. Западные державы не сумели одолеть немцев в честном бою, и теперь пытаются погубить Германию при помощи революционной и либерально-пацифистской пропаганды. И глупые немцы покорно глотают эту отраву, считал Мёллер.
То, что раздражало Мёллера в современном либерализме прекрасно сформулировал китайский писатель Ку Фуминь: «Европейский либерализм XVIII в. был цивилизующим, современный либерализм таковым не является. Либералы прошлого читали книги и понимали идеи, современные либералы ничего не читают кроме газет и используют либеральные лозунги как обман и как прикрытие эгоистических интересов. Либералы XVIII в. боролись за право и справедливость, а псевдолибералы наших дней борются за личные преимущества и торговые привилегии. Либерализм прошлого ратовал за дело человечества, псевдолиберализм настоящего пытается обеспечить корыстные интересы капиталистов и финансистов»[870].
К этим традиционным инвективам в адрес либерализма добавились в рассматриваемый период новые, поэтому вначале Мёллер рассматривал влияние Ноябрьской революции, которая, на его взгляд, была самой безыдейной революцией истории, хотя она принесла и много положительного, так как изменила немцев, поставила перед народом задачи, которые вместо него никто не решит, дала на первых порах чувство национальной солидарности, общности. Но было бы неверно, по Мёллеру, представлять это новое национальное чувство как любовь к республике, парламентаризму или демократии, ведь демократия не родилась из воли народа, а была продиктована врагами. И тем не менее Мёллер полагал, что немцы – это демократическая нация, если понимать под демократией «участие народа в собственной судьбе»: не какие-либо договорные обязательства, а преемственность поколений, наличие всяческих союзов, кооперативных связей, развитого местного самоуправления. Это и есть настоящая взрослая демократия, которая есть не что иное, как участие народа в собственной судьбе. Эта немецкая форма демократии должна привести к сословному государству, а искусственно перенятый у Англии парламентаризм не имеет в Германии будущего, так как у него нет здесь никакой традиции[871]. У Мёллера демократия обосновывалась антилиберальной идеей народного единства, а в либерализме демократия обосновывалась суверенитетом личности, поэтому сословная организация общества имела большое значение для него. Именно из сословного восприятия государства, а не из прусского духа Мёллер выводил немецкий социализм, который может быть проникнут революционным духом, но обусловлен консервативными установками. Только консервативная ориентация способна, по Мёллеру, вывести Германию из тупика.
По Мёллеру, там, где кончается марксизм, начинается немецкий социализм, «который призван покончить с либерализмом, бывшим тайной пружиной развития в XIX в., и который развратил социализм, а ныне уполз в немецкий парламент и оттуда призывает к демократии»[872]. Мёллер полагал, что именно либерализм превратил социализм в интернациональный марксизм, что именно он разрушает религию, культуру, патриотизм.
К марксизму Мёллер относился крайне враждебно: «Во всех произведениях Карла Маркса не сыщешь ни единого слова любви к человеку, только темная страсть ненависти, мести, возмездия»[873], а самого Маркса как еврея считал чужаком по духу в Европе, который бесцеремонно вмешивался во внутренние дела европейских наций. Мёллер к тому же был весьма низкого мнения о возможности пролетарской революции в Германии. В 1923 г. в беседе с Карлом Радеком он сказал: «Немецкий пролетариат – это не революционный пролетариат, он не обладает гением революции»[874].
Мёллер считал, что трагедия Ноябрьской революции состояла в том, что в сознании людей, лишившихся национальных корней или не имевших их, социализм принял такие формы, которые чужды немцам как нации. По Мёллеру, «жизнь в осознании своей нации означает жизнь в осознании национальных ценностей. Нация подразумевает общность ценностей, а национализм – сознание значимости этих ценностей»[875]. На взгляд Мёллера, Маркс не видел глубокого своеобразия собственного пути развития каждой нации, для него значимой была только экономическая реальность, а мировая история казалась ему ареной борьбы классов, а не наций. Он поэтому и обратил свои взоры на пролетариат, так как в нем снималось противоречие между нациями. «Там, где народ обладает сильной политической традицией, – писал Мёллер, – там против Маркса вся двухтысячелетняя европейская история. Марксизм утвердился лишь в юных, мягких и безвольных народах, не осознавших еще своей миссии, в немецком и русском народах»[876]. Именно по этой причине в 1918 г. в России и Германии ожидали, веруя в международную солидарность пролетариата, мировую революцию, но на деле национальные интересы оказались выше интернациональных. Мёллер, впрочем, полагал, что Россия быстро избавилась от марксизма, большевистская революция сделалась формой сопротивления западному империализму, именно благодаря большевистской революции Россия стала политической нацией, решительно покончившей с эксплуатацией русского народа западными империалистами. Немцы же проиграли революцию, не смогли сделать из нее орудия национального освобождения.