Самый же главный источник всех бед, перед которыми бледнеют марксизм, пацифизм, парламентаризм, прочие мифы западной демократии, – это, по Мёллеру, либерализм; в Третьем рейхе Мёллера масоны-либералы играют такую же роль, какую у Альфреда Розенберга в «Мифе ХХ века» играют «сионские мудрецы» или евреи в нацистском расовом мифе. Надо признать, что книга Мёллера Третий рейх является весьма сильным и значительным манифестом против либерализма. По Мёллеру, «либерализм убивает культуру, разрушает отечество, он означает конец человечества. Первобытные народы не знали либерализма, народы, имеющие государственность, всегда его сдерживали. Либерализм – это символ общества, в котором нет ничего общего, единого. Это партия нуворишей, ее последней мыслью является уничтожение различий между народами, расами, культурами»[877]. Временем рождения либерализма, по Мёллеру, яляется Просвещение с его плоской, материалистической философией рационализма. Просвещение было делом рук Англии, Франции, отчасти Германии, но первые два народа имели против него противоядие, «они были политическими народами»[878]. В Англии, считал Мёллер, Просвещение было преодолено за счет позитивизма, во Франции – за счет национализма, в Германии же против него не смогли выработать противоядия. Во Франции в XIX в. либералы побеждали после революций 1830, 1848 гг. и в Третьей республике, но они стали жесткими защитниками собственности и националистами: Гамбетта, Буланже, Клемансо были на службе реальных интересов нации. В Германии же, полагал Мёллер, либерализм восприняли всерьез, имея по отношению к Западу комплекс неполноценности, считая его более прогрессивным. В Версале же немецкие либералы, которые всерьез восприняли обещания мира без аннексий и контрибуций, были жестоко обмануты Западом, который прежде всего преследовал не отвлеченные либеральные ценности, а собственные национальные[879]. Поэтому Мёллер призывал обратиться не к либерализму, а к антикапитализму, социализму и революционному консерватизму, который исходил бы от нации в целом. «На место преобладания партий, – писал Мёллер, – нужно поставить идею третьего рейха. Это старая немецкая мечта, она родилась сразу после гибели нашего первого рейха. Изначально эта мечта слилась с ожиданием его тысячелетнего царствия. Идея этого рейха исполнена мечты об осуществлении наконец высокого земного предназначения немецкого народа»[880]. Это пророчество грядущей национальной революции и воцарения третьего рейха произвело сильное впечатление на «консервативную революцию» и общественное мнение Веймарской республики, особенно после 1929 г., когда политическая атмосфера стала идентичной этим консервативным пророчествам.
Нужно учесть, что Мёллер и другие правые рассматривали либерализм не как определенную форму общности, которая нигде, а в Германии и подавно, исторической реальностью не была, – а как мировоззрение. В начале ХХ в. либерализм в экономике был заменен организованным капитализмом (империализмом), а либеральная демократия начала постепенно перерастать в социальную. Соответствующие тексты свидетельствуют, что Мёллер это прекрасно осознавал: «Духовное строение капитализма уже нельзя определить противостоянием труда и капитала. На месте капитализма свободы торговли утвердился обусловленный общественными интересами предпринимательский капитализм, в котором капитал и труд означают уже не деньги, а власть, возможность распоряжаться, свободное передвижение. От этого капитализма социализм понесет большой урон. Такой капитализм на место эксплуатации многих ставит работу всех и отнимает, таким образом, у коммунизма его предпосылки. Эксплуатация природных богатств всей земли ставит перед суверенными народами задачу в той степени принять в ней участие, в какой им позволяет их способность к работе»[881].
Для того чтобы устранить ненавистную республику – воплощение либерализма, Мёллер полагал, что нужно уничтожить политические партии и утвердить новый истинный консерватизм, проникнутый антилиберальными идеями, антикапиталистический, социалистический и революционный консерватизм, который исходил бы от нации. Поэтому Мёллер призывал к созданию «третьей партии» (таково было первоначальное название книги), которая одновременно будет и социалистической, и национальной; в ее основу нужно положить принцип консервативной революции. Мёллер полагал, что только таким образом, через голову партий, можно обратиться прямо к народу.
В принципе можно понять, что «третья партия» у Мёллера – это даже не партия в собственном смысле, а позиция, которая тем и отличается от левой и правой позиций, что поднимается над партийностью; «третья партия» – это партия всех национально мыслящих немцев.
Таким образом, гитлеровское государство называлось «Третий рейх» и по хронологическому принципу (первый рейх – «Священная Римская империя германской нации», второй рейх – бисмарковское государство), а также потому, что этот самый «Третий рейх» был альтернативой как буржуазному Западу, так и коммунистическому Востоку.
Из этого небольшого экскурса в книгу Мёллера ван ден Брука ясно, что либерализм сделали ответственным не только за те колоссальные изменения в мире после окончания Первой мировой войны, когда человечество вступило в новую индустриальную эру своего развития, распрощалось с медленным, плавным течением жизни, но и за постигшие Германию после войны несчастья. Именно поэтому немецкая консервативная критика либерального в политике и рационального в духовной сфере приобрела столь экстремальные формы и имела необозримые последствия. Впрочем, нужно принимать во внимание, что в период стабилизации в Германии в 1924–1928 гг. голоса О. Шпенглера, М. ван ден Брука были слышны лишь узкому кругу людей и лишь после 1929 г. (год спустя после смерти Мёллера ван ден Брука) политическая атмосфера стала соответствовать тому эмоциональному накалу, с которым они писали, и их творчество оказалось в центре внимания.
Гитлер в начале 20-х гг. обращался к Мёллеру и младоконсерваторам с предложением о союзе. «Вы, – писал Гитлер, – разработаете духовное оружие в борьбе за обновление Германии. Я же не претендую на большее, чем быть национальным барабанщиком и собирателем сил. Давайте сотрудничать». Но Мёллер отклонил это предложение, проронив однажды, что «этот парень никогда ничего не поймет»[882].
После 1933 г. нацисты весьма сдержанно относились к Мёллеру, причина этого заключалась в том, что его ученики и последователи претендовали на руководство всем национальным движением, а также в открытом пренебрежительном отношении Мёллера к нацизму.
В итоге нужно отметить, что, казалось, отвлеченные теоретические изыскания Мёллера были настоящей находкой для почвенно-народнического движения в период Веймарской республики не в том смысле, что его тексты прямо были этим политическим течением использованы (для этого их идеология была слишком эклектична), а в том, что Мёллер вместе со Шпенглером во многом обусловили правое мышление в период Веймарской республики. Критика несоответствия либерализма и немецкой политической культуры действительно производила очень сильное впечатление, правда, скорее своей эмоциональностью и литературными достоинствами, чем логичностью тезисов и всесторонней их обоснованностью. Мёллер, как и Шпенглер, имея претензии на объективный анализ сложившейся политической ситуации, упустил из виду мифы демократии или намеренно их игнорировал, а они сохранили, несмотря на неблагоприятные условия, свою значимость, притягательность и благородство.
4.3. Эрнст Юнгер и «новый национализм»
Сомнения любой ценой, кроме собственной шкуры.
Wenige sind wert, dass man ihnen widerspricht.
Эрнст Юнгер родился 29 марта 1895 г. в Геттингене и умер 17 февраля 1998 г. в Ридлингене (Швабия). Его жизнь, полноценная и насыщенная творчеством до самого конца, охватила практически весь ХХ век… Он сочетал в себе удивительные качества – был легендарным фронтовиком и самым известным и блестящим беллетристом периода Веймарской республики, а после 1945 г. – широко известным в Европе мыслителем-нонконформистом. По всей видимости, Юнгер был, как писал Альбер Камю, единственный человек высокой культуры, придавший нацизму (по крайней мере в начале) видимость философии[884].
В детстве Юнгер был участником движения «Перелетных птиц» (см. раздел о бюндише): эта среда, насыщенная романтическими представлениями, первоначально повлияла на него самым значительным образом. На фронт он попал почти мальчишкой, вступив добровольцем в 73-й ганноверский пехотный полк. Об этом времени он вспоминал после войны: «мы с удивлением видели, как немецкое юношество начинает требовать оружия, так пылко, так восхищенно, с такой жаждой смерти, как оно не делало этого, пожалуй, никогда за всю свою историю»[885]. В самом своем известном произведении о войне Эрнст Юнгер писал: «Война как дурман, опьяняла нас. Мы выезжали под дождем цветов, в хмельных мечтах о крови и розах. Ведь война обещала нам все: величие, силу, торжество. Таково оно мужское дело – возбуждающая схватка пехоты на покрытых цветами, окропленных кровью лугах, думали мы. Нет в мире прекраснее смерти… Ах, только бы не остаться дома, только бы быть сопричастным всему этому!»[886]
На фронте Юнгер был ранен 17 раз, из них 4 раза тяжело. В последний годы войны он командовал специальным штурмовым взводом – частью элитных войск, созданных Людендорфом для осуществления прорывов фронта противника. После 1918 г. Юнгер оказался среди лучших из лучших офицеров, приглашенных в рейхсвер. Только в 1923 г. он бросил службу в армии ради карьеры писателя