Традиционно обряд венчания на царство, равно как и обряд крещения, включал в себя миропомазание и принятие Святых Тайн (причастие совершается и после венчания). Патриарх предложил соединить все три обряда, которые должна была пройти Марина, в один длительный «венчальный чин». Сложная церемония состояла из обручения (оно прошло в Столовой избе царского дворца), коронации (ее совершил патриарх Игнатий в Успенском соборе по вновь разработанному «чину», и ее завершало миропомазание) и бракосочетания (венчал протопоп Федор в Успенском соборе). Смысл обряда для его свидетелей, таким образом, мог быть различным. Поляки видели в нем желаемую ими коронацию, а русские – крещение «цесаревы» в православие. Обряд венчания обе стороны понимали одинаково, тем более чувствительным оказалось для русского духовенства отступление от важнейшей части церемонии.
Согласно свидетельству участника венчания архиепископа Арсения Елассонского, самозванец и его супруга отказались от причастия.
Это сильно опечалило всех, не только патриарха и архиереев, но и всех видевших и слышавших. Итак, это была первая и великая печаль, и начало скандала и причина многих бед для всего народа московского и для всей Руси, —
замечает владыка.
Отказавшись от причастия, самозванец и Марина бросили наглый вызов общественному мнению. С того времени московское духовенство имело все основания утверждать, что новая царица – еретичка, а следовательно, царь тоже еретик. Самозванец и Марина, совершенно о том не беспокоясь, продолжали провоцировать подданных. Вскоре после церемонии венчания царица сняла русское платье и облачилась в польское. К ней присоединился и Лжедмитрий, переодевшись в иноземный костюм. Большей услуги заговорщикам самозванец оказать не мог. Пока в кремлевском дворце шли веселые балы и пиры, князья Шуйские тщательно готовили мятеж. Питательную почву для этого предприятия составили дворяне, собранные под Москвой для участия в крымском походе. Для новгородских и псковских служилых людей эта военная операция ничего, кроме издержек, не сулила. Недовольство обременительной службой использовали враги царя.
Утром 17 мая в городе загудел набат. С криками о пожаре в Кремль ворвались дворяне – участники мятежа. Стража самозванца во главе с П. Ф. Басмановым была перебита. Лжедмитрий пытался бежать, но был схвачен; его допрашивали и истязали, пока не убили. Прикончил Лжедмитрия сын боярский Григорий Леонтьевич Валуев (впоследствии видный воевода эпохи Смуты), разрядивший в него самопал. Мертвеца показали царице старице Марфе, спрашивая, ее ли это сын. По свидетельству иностранцев, та ответила: «Нужно было спрашивать меня об этом, когда он был жив, а теперь, когда вы его убили, он уже не мой сын».
Обезображенный труп самозванца был брошен на Лобное место, на живот ему положили театральную маску, на грудь – волынку, а в рот вставили дудку. Маски – яркое свидетельство дьявольской сущности лжецаря – нашли в его покоях и страшно тому обрадовались. То были лишь невинные принадлежности грядущего маскарада, но тем хуже: благочестивый государь не мог иметь ничего общего со скоморошьими харями. Одновременно по всему городу проходили погромы. Народ расправлялся с поляками и другими иноземцами, приехавшими на царскую свадьбу. Погибли прибывшие в Москву голландские купцы, рассчитывавшие на крупные барыши. «…И толико множество побито, что на всех улицах, и по переулкам, и по площадям, и по всем дворам в трупе мертвых поганых человек пройтить никак не возможно». Во время погромов погибли около 500 человек. При этом многим полякам удалось отбиться, укрепившись на своих дворах, пока к ним не приставили охрану бояре, восстановившие порядок в городе. Под стражу взяли Марину Мнишек, ее свиту и отца, который жил на старом кремлевском дворе Годунова. Были арестованы на Посольском дворе послы короля Олесницкий и Госевский; хорошо еще, что их не убили в общей свалке. Впрочем, отношения с Речью Посполитой в любом случае были безнадежно испорчены. Так закончилось правление Лжедмитрия I – первого из русских самозванцев и единственного, достигшего престола.
Главной ошибкой Лжедмитрия стало пренебрежение традицией и явное проявление симпатий к иноземной культуре, что стало грубым вызовом общественному мнению. По словам Исаака Массы, москвичи, перечисляя грехи самозванца, за которые он был убит, заканчивали тем, что, «когда бы он жил смирно, и взял бы себе в жены московскую княжну, и держался бы их религии, и следовал бы их законам, то вовек бы оставался царем».
Нет сомнений, что не только недовольство поведением царя вызвало его свержение. Ожидания от «доброго царя» оказались завышенными. Он ничего не успел сделать, не оправдал надежд и восстановил против себя все слои русского общества – от бояр до крестьян, надеявшихся на возвращение права перехода в Юрьев день.
Надо отдать должное Лжедмитрию I. Он обладал качествами хорошего правителя: самостоятельностью в решениях и стремлением к независимости (отношение к требованиям Сигизмунда III показывает его твердость в судьбоносных для государства вопросах), быстрым умом, живой энергией и личной смелостью. Самозванец имел богатый культурный кругозор, приобретенный в соприкосновении с западноевропейской культурой, почитал науку и высказывал идеи о создании в Москве высших учебных заведений, наподобие университетов. История женитьбы Лжедмитрия I показывает его с сентиментальной стороны. Чувства к Марине или верность слову заставили этого человека, вкусившего разнообразные виды разврата, исполнить обещание, данное когда-то девушке. Доброжелатели, должно быть, предупреждали самозванца о том, что это рисковый шаг, но он не отступился от Марины.
Положительные качества Лжедмитрия I не успели проявиться или оказались невостребованы. Ослепленный успехом и гордыней, самозванец полагал свое положение незыблемым, не считаясь с людьми и обстоятельствами. Это привело к общему возмущению, а затем и гибели царя. В памяти потомков он остался своеобразным казусом: бывший монах, расстрига, еретик, чародей, обольстивший православных и обманом добывший царство. Неслучайно на одной из миниатюр XVII века «Рострига Григорей» изображен с пустой дырой вместо лица, которая обращена к разверзтой пропасти в полу царских палат – грядущему обиталищу души самозванца, преисподней.
Лжедмитрий I оказался менее удачным вариантом Годунова. Он пришел к власти, апеллируя к легитимности, значительно превышающей права царя Бориса. Если тот был выборным царем и родственником легитимного царя, то «царевич» выдавал себя за «прямого государя». Это оказалось ложью и еще более усугубило социально-политический кризис. Провал кандидатуры «царя Дмитрия Ивановича» должен был породить еще более высокие требования к кандидатуре следующего монарха. Но и этот царь не смог ответить таким требованиям. Началась открытая фаза гражданского противостояния.
Василий Шуйский
Князь Василий Иванович Шуйский, едва не казненный Лжедмитрием I в начале его правления, был человеком немолодым и многоопытным. Он уцелел при разгроме его рода Борисом Годуновым, отделался легким испугом и недолгой ссылкой при самозванце и, возвратившись в столицу, принялся за организацию заговора. Шуйский и его агенты подстрекали москвичей против самозванца и поляков, наводнивших Москву. Он возглавил мятеж и распоряжался в Кремле. Поэтому вполне закономерно, что князь Василий Иванович был выдвинут кандидатом на трон участниками заговора, низложившими и убившими самозванца.
Князь обладал большим политическим весом в Боярской думе и был хорошо известен столичному дворянству. Шуйские представляли один из знатнейших родов Московского государства. Предки князя Василия Ивановича владели Шуйским уделом в составе Суздальско-Нижегородского княжества, а его далеким пращуром был великий князь владимирский Андрей Ярославич, старший брат Александра Невского.
В годы малолетства Ивана IV князья Шуйские сыграли решающую роль в политической борьбе за власть и управлении государством. После смерти великой княгини Елены Глинской, матери Ивана, власть перешла к Боярской думе, в которой сложились две группировки («партии») – князей Бельских и князей Шуйских. Шуйским удалось дольше удерживать власть, а глава «партии» князь Василий Васильевич даже женился на двоюродной сестре Ивана IV княжне Анастасии Петровне, дочери казанского царевича Петра и сестры Василия III Евдокии. После смерти Василия Шуйского в 1538 году главой боярского правительства стал его родной брат Иван, а когда тот скончался (1542) – их троюродный брат князь Андрей Михайлович, по прозвищу Честокол. Этому повезло меньше всех: в 1543 году юный Иван IV, разгневанный засильем временщиков, приказал убить князя А. М. Шуйского без суда, дав понять боярам, что более не намерен делить с ними власть. Семья князя Андрея Михайловича оказалась в опале, и его сын князь Иван Андреевич, по преданию, даже какое-то время был вынужден укрываться в белозерской глуши.
Внук А. М. Шуйского князь Василий Иванович начал службу при Иване Грозном. В эпоху массовых казней князья Шуйские уцелели, государь их не трогал, а отец нашего героя служил в опричнине. В конце правления царя Ивана высоко взошла звезда князя Ивана Петровича Шуйского, защитника Пскова от войск Стефана Батория. Он вступил в борьбу с Борисом Годуновым и проиграл – был сослан, пострижен в монахи и тайно убит. Тогда же пострадали князь Василий и его братья. Их обвинили в измене и разослали в ссылки по дальним городам. Старший брат князя Василия Андрей Иванович был убит своим приставом, стрелецким головой Смирным Маматовым[19].
Братьев Шуйских сослали в 1589 году, а в 1591‐м князь Василий Иванович вновь оказался при дворе и получил ответственное поручение – расследовать обстоятельства смерти царевича Дмитрия Угличского и угличский мятеж. Историки по-разному оценивали это назначение. Согласно одному мнению, то, что комиссию возглавил враг Годунова, пострадавший от него князь Василий Шуйский, является свидетельством беспристрастности ее выводов. Другие специалисты указывают на то, что князь Василий был связан родством с Борисом Годуновым: его брат Дмитрий и Годунов были свояками – женаты на сестрах, дочерях М. Скуратова, Марии и Екатерине. Можно предположить, что князь Василий, напротив, был для Бориса удобным кандидатом и сделал все, что от него ожидали в Москве.