Как бы то ни было, вывод комиссии во главе с боярином Василием Шуйским и крутицким митрополитом Геласием нам известен: царевичу смерть «учинилась Божиим судом», а Нагие подняли угличан на мятеж и убили дьяка Михаила Битяговского и других людей «по недружбе». Имя Бориса в угличских событиях не упоминалось.
При царе Федоре Ивановиче, а затем при Годунове князь Василий Шуйский оставался влиятельной персоной, одним из знатнейших бояр, главой семейного клана. Однако его судьба, как и судьба всего рода, была в руках Бориса. Непонятно как, но не исключено, что Годунов препятствовал князьям Василию Шуйскому и Федору Мстиславскому жениться и обеспечить продление рода. Более того, в 1600 году перед Шуйскими нависла угроза опалы: слуги младшего из братьев, князя Ивана Ивановича, донесли на него в «коренье и ведовском деле». Князь Иван был лишен чина боярина, а князя Василия публично бесчестили. Возможно, Шуйских ждала участь Романовых, но с появлением самозванца все изменилось. Князь Василий вновь потребовался царю Борису.
1 января 1605 года он был отправлен в армию, воевавшую с самозванцем во главе полка из московской элиты – стольников и дворян московских. Главнокомандующий князь Ф. И. Мстиславский был ранен, и, по-видимому, именно Василий Шуйский одержал победу над Лжедмитрием I под Добрыничами. Царские воеводы застряли под Кромами, самозванец обосновался в Путивле, а Годунов ждал исхода противостояния в Москве. Дело разрешилось внезапной смертью царя. Мстиславский и Шуйский, покинув армию, поспешили в Москву. Князь Василий принес присягу царевичу Федору Годунову и свидетельствовал перед московским народом о том, что Дмитрий Угличский давно мертв.
Когда армия перешла на сторону царевича, Шуйский оказался в трудном положении: «мертвый» «Дмитрий» был уже на подходе к столице. Есть свидетельство, что Лжедмитрий I, въезжая в Москву, посадил с собой в карету двух главнейших бояр – князей Ф. И. Мстиславского и В. И. Шуйского. Любопытно представить себе шекспировскую сцену беседы с ними самозванца. Само существование князя Василия Шуйского и его присутствие на первых местах в Думе и при дворе было вызовом для Лжедмитрия. Поэтому Шуйский едва не был казнен и вновь оказался в ссылке, в уже знакомом ему Галиче. Его товарищ князь Мстиславский, напротив, был осыпан милостями. Самозванец даже сосватал ему свою мнимую тетку из семьи Нагих.
Вероятно, Лжедмитрий I намеревался поиграть с Василием Шуйским: устрашив его угрозой казни и смирив ссылкой, царь вернул боярина ко двору. Весной 1606 года князь Василий Иванович с братьями Дмитрием и Иваном уже были в Москве. Во время торжественной церемонии встречи Марины Мнишек 2 мая князь Василий по бумажке зачитал ей приветствие от лица бояр. В свадебной церемонии Шуйский играл почетную роль «тысяцкого». Самозванец был беспечен, увлечен невестой и свадебными празднованием и проглядел опасность. А между тем князь Василий Иванович успевал всюду – и на свадебном пиру, и в тайных комнатах. Он умело плел нити заговора и скрытно собирал сторонников для отчаянного предприятия – дворцового переворота.
Странная присяга
После убийства самозванца и истребления поляков и прочих иноземцев нужно было решить, кто и как примет царский трон. Официальные источники и близкие к Василию Шуйскому авторы сообщают, что он был «избран» царем «всею Российскою областию», однако критики царя Василия утверждали, что тот узурпировал власть. Авраамий Палицын писал:
По убиении Розстригине в четвертый день, малыми некими от царских палат излюблен бысть царем князь Василей Иванович Шуйский и возведен бысть в царский дом, и никем от вельмож не пререкован, ни от прочего народу не умолен.
Заслуживает внимания интересное сообщение «Пискаревского летописца» о том, что после убийства Лжедмитрия I «почал на Москве мятеж быти во многих боярех, а захотели многие на царьство». В результате сошлись на том, что вывели на Лобное место знатнейших бояр – князей Ф. И. Мстиславского и В. И. Шуйского – и «всем народом выбрали» князя Шуйского. По выражению С. М. Соловьева, Василий Шуйский был
выкрикнут царем участниками в заговоре, восстании, людьми самыми беспокойными, площадными крикунами и смутниками, испытавшими уже три раза свою силу при свержении и возведении царей.
Возможно, какая-то выборная процедура была продемонстрирована, однако Василий Шуйский вряд ли полагался на случай или глас народа. Его избрание, пусть даже толпой сторонников на Лобном месте, было подготовлено точно так же, как и заговор против самозванца.
Князь Василий Иванович имел несомненные права на престол по близкому родству с угасшей династией Ивана Калиты. Об этом помнили и в Польше. Я. Замойский в речи, обращенной против самозванца, говорил, что московиты, желающие найти замену Годунову, могли бы обратиться «к истинным потомкам великого князя Владимира, к Шуйским».
В грамоте, объявляющей о его восшествии на престол (20 мая 1606 года), царь Василий Иванович слегка подправил родословную, назвав своим прямым предком более популярного святого благоверного князя Александра Невского. Впрочем, генеалогия суздальских князей к тому времени была подзабыта, и, возможно, государь добросовестно заблуждался.
В грамоте также сообщалось, что прежний царь оказался «прямым вором» Гришкой Отрепьевым, «и на государстве учинился бесовской помочью и людей всех прельстил чернокнижеством», за что и поплатился – «принял от Бога возмездие, зле живот свой скончал».
Венчание на царство состоялось 1 июня. Обряд провел митрополит Новгородский Исидор, так как ставленник самозванца Игнатий был низложен и заточен в тюрьму в Чудовом монастыре. Вскоре в сан патриарха возвели казанского митрополита Гермогена, высланного самозванцем на епархию за требование повторно крестить Марину Мнишек в православие.
Во время коронации произошло неожиданное событие. Царь публично выступил перед подданными с несколькими обещаниями. Он обещал не казнить никого «без вины» и не отнимать вотчин и поместий, «не осудя истинным судом с бояры», не мстить родственникам опальных, не слушать ложных наветов, а расследовать «всякими сысками накрепко». На этом царь Василий Иванович целовал крест, хотя бояре и уговаривали его не делать этого.
По словам В. О. Ключевского, крестоцеловальная запись, которую царь дал при вступлении на престол, носила судьбоносный характер: «Василий Шуйский превращался из государя холопов в правомерного царя подданных, правящего по законам». Некоторые исследователи готовы видеть в этой записи первый русский документ, формально ограничивающий самодержавие, едва ли не основу Конституции. Представляется, что все несколько проще. Желая предупредить разброд и шатания в среде аристократии, служилом сословии и верхушке посадского населения (в грамоте упоминались гости и торговые люди) царь Василий Шуйский обещал соблюдать справедливый суд и не прибегать к политическим репрессиям, свойственным прежним временам. Для убедительности своих слов он ввел новый элемент в отношениях с подданными – поцеловал крест в знак того, что будет соблюдать свои обещания. Последнее привело в потрясение бояр и служилый люд – никогда прежде монархи ничего подданным клятвенно не обещали.
Крестное целование традиционалиста Шуйского стало одной из очередных «новин» Смутного времени, когда деформировались и трансформировались многие устоявшиеся схемы и идеологемы. Однако, по иронии судьбы, это действо вместо того, чтобы укрепить его власть, скорее способствовало ее разрушению. В первую очередь потому, что царь вскоре отступил от провозглашенных им принципов непредвзятого отношения и честного суда. В свидетельствах современников общим местом стало обвинение царя в том, что он «к единым же требище имея (проявлял интерес. – С. Ш.), которые во уши его ложное на люди шептаху».
Раскрывает атмосферу доносительства и неправого суда, процветавшего при этом государе, извет на сторонников Василия Шуйского, поданный королевичу Владиславу. Несмотря на явный характер доноса, он отражает существовавшие реалии. Согласно извету, думный дворянин В. Б. Сукин «сидел в Челобитной избе и людей в тайне сажал в воду по Шуйского велению и сам замышлял»; стольник В. И. Бутурлин «и на отца родного доводил»; стольники князья Г. Ф. Хворостинин, Л. П. Львов, И. М. Одоевский и другие названы «шептунами и нанозщиками». Подтверждаются этим документом и известия о пристрастии Шуйского к колдунам: спальник И. В. Измайлов «был у Шуйского у чародеев и кореньщиков. Ближе ево не было». Царь не только слушал доносы, вскоре после воцарения он принялся мстить «за обиды»: отправлял служилых людей в ссылку, конфисковывал вотчины и поместья.
Современникам казалось, что в нарушении Шуйским своей присяги скрывается общая причина бедствий, постигших Московское государство при этом царе. Другие думали, что причиной наступивших «смут» является поспешное возведение Шуйского на трон узким кругом советников, без участия «всея земли». При этом царь Василий Иванович предпринял серьезные шаги для укрепления трона. Он не ограничился легитимной с виду процедурой «собора», каноническим венчанием на царство и неординарной крестоцеловальной записью.
Мертвецы
Тема мертвецов тесно связана со Смутным временем. И не только потому, что Смута принесла с собой многие тысячи смертей от оружия, голода и морового поветрия. Одна из центральных фигур этой эпохи – Лжедмитрий (Дмитрий) – является регулярно воскресающим мертвецом. Это чувствовали поэты. Пушкин в жалобном пении юродивого намекает на известную в XIX веке народную песню: «Месяц светит, мертвец едет…» (гипотеза литературоведа Бориса Куркина). Волошин называет Дмитрия «убиенный много и восставый».
Начало правления Василия Шуйского ознаменовалось ритуальными действиями с двумя мертвыми телами, направленными на ограждение от злых сил и обеспечение божественного покровительства новому государю. Эти останки представляли собой противоположные крайности: «мерзкий труп» колдуна и чернокнижника Лжедмитрия (Гришки Отрепьева) и мощи святого ребенка царевича Димитрия.