Если верить «Дневнику» королевского похода в Россию, 16 (26) апреля 1610 года в Калуге Марина публично обвенчалась с Лжедмитрием II. Парадокс! Это венчание, если оно было, отменяло прежнюю легенду о воссоединившихся супругах. И все же вполне возможно, что такое действо произошло: оно было в духе новой политической программы Лжедмитрия II, ставшего после измены «рыцарства» и нападения короля ярым русским патриотом.
Пиррова победа
Тушинский режим агонизировал, а сторонники царя Василия ликовали. Победа над Сапегой стала последним крупным сражением под Москвой. Князь М. В. Скопин-Шуйский перешел из слободы в Троице-Сергиев монастырь, затем триумфально вступил в столицу (12 марта). Полководцы получили щедрые дары, а в честь Я. Делагарди был устроен торжественный прием.
И была в городе Москве радость великая, и начали во всех церквах в колокола звонить и молитвы к Богу воссылать, видя великую Божью милость и приход боярина.
Освобождение столицы принесло не только духовную радость, но и материальные блага исстрадавшимся сидельцам:
К Москве всякие люди поехали с хлебом и со всяким харчем, и учело быть на Москве всякое дешева, а в осаде на Москве хлеб был дорог, четверть ржи купить рублев в пять и в шесть, в иное время и в семь рублев («Карамзинский хронограф»).
Основная часть Замосковья была освобождена, только в Суздале, как заноза, сидел А. Лисовский. В феврале 1610 года он успешно отбился от князя Б. М. Лыкова, посланного Скопиным-Шуйским. Лисовскому удалось расширить контролируемую территорию, он занял Юрьев-Польской и приступал к Ростову. В марте против Лисовского был послан с отрядом ратных людей князь А. В. Лобанов-Ростовский, царский чашник и родственник по жене. Особых побед за князем как будто не числилось, но дело свое он сделал – возможно, просто повезло. Сначала ратники князя Лобанова-Ростовского штурмом взяли Юрьев-Польской, затем укрепили крепость и двинулись на Суздаль. Бой Лисовский не принял и ушел вместе с казачьим атаманом А. Просовецким. Есть известие, что этому предшествовал приступ к Суздалю земского ополчения и измена одного из людей Лисовского, открывшего городские ворота.
Покинув Суздаль, Лисовский осуществил характерный для него опустошительный молниеносный поход. Сначала «лисовчики» разорили Ростов, затем подступили к калязинскому Макарьеву монастырю (2 мая 1610 года). Оборону монастыря возглавил один из наиболее знаменитых и удачливых воевод Скопина-Шуйского Д. В. Жеребцов. Он не раз побеждал тушинцев и сыграл важную роль в обороне Троице-Сергиева монастыря на последнем ее этапе. Громил Жеребцов и самого Лисовского, «выбил» его из стана в Костроме, «и людей и лошадей побил многих». Теперь у полковника появился шанс расквитаться с воеводой. В этот раз военное счастье изменило Давыду Васильевичу – у него было слишком мало людей, чтобы удерживать обитель. «Лисовчики» взяли штурмом монастырь, перебили ратных людей и братию монастыря, а Жеребцова захватили в плен. Мстительный Лисовский приказал отрубить ему голову. «Лисовчики» разграбили монастырскую казну, захватили драгоценную раку святого Макария Калязинского и сожгли монастырь.
Из Калязина «лисовчики» двинулись на запад. Осажденный в Торопце воевода князь В. И. Туренин смог нанести поражение Лисовскому: «польскых и литовскых людей и черкас, и рускых воров и ызменников казаков побили, и языкы у них на выласке поимали, и от острогу их от приступу отбили». «Лисовчики» ушли в Великие Луки, державшиеся Лжедмитрия II.
К апрелю 1610 года от тушинцев были освобождены огромные территории: Московский уезд, Замосковье и Русский Север. Однако южные и западные уезды признавали власть Лжедмитрия II, которому вследствие перемены его резиденции присвоили прозвание Калужского вора. Мятежи бушевали и в Среднем Поволжье. В отличие от Замосковья на юге и на западе местные сообщества играли в управлении более значимую роль, чем администраторы самозванца. Здесь не было тушинских «приставств» и не свирепствовали «паны». Юг (за исключением Рязанской земли) давно и твердо стоял за «царя Дмитрия», поставляя в его армию детей боярских, казаков, стрельцов и прочих ратных людей.
Эта база позволила самозванцу, говоря современным языком, переформатироваться. В чем-то он выиграл, избавившись от унизительной опеки гетмана Ружинского и «рыцарства». В Калуге Лжедмитрий II стал более самостоятельным, решительным и резким в своих действиях. Вероятно, из мстительности самозванец и его окружение объявили охоту на иноземцев, обвинив их в измене.
Весной 1610 года воеводы Лжедмитрия II совершили походы на Арзамас и Старую Руссу. Эффект от этих походов был незначительным. Зато королю Сигизмунду III удалось покорить старинный очаг мятежей – Северскую землю, – буквально выбив у самозванца почву из-под ног.
В Псковской земле столкнулись друг с другом войска Василия Шуйского, приверженцы Лжедмитрия II, шведы, поляки и «лисовчики», которые решили грабить и убивать самостоятельно. Псковичи, державшие сторону самозванца, просили «лисовчиков» и казаков Просовецкого освободить от шведской осады Ивангород. Эта военная операция удалась, но победители передрались между собой. Часть бывших тушинцев откололась от Лисовского и Просовецкого и примкнула к правительственному отряду Г. Л. Валуева. В результате этих пертурбаций вся Псковская земля была разорена.
Итак, с распадом Тушинского лагеря бедствия России не прекратились. Более того, появление третьей силы – польского короля Сигизмунда III – грозило тяжелейшими последствиями. Под королевскими знаменами постепенно начали собираться поляки и литовцы, ранее воевавшие на стороне Лжедмитрия II. Сам «вор» также никуда не делся, угрожая Москве с юга. На северо-западе хозяйничали шведы, открыв еще один фронт против царя Василия. Долгожданная победа князя М. В. Скопина-Шуйского оказалась пирровой: в борьбе было истрачено огромное количество сил и средств, земли обескровлены, а престиж верховной власти продолжал падать.
Едва ли не единственным светлым явлением московской жизни была в то время личность «Богом посланного воеводы» князя Михаила Васильевича Скопина-Шуйского. О популярности полководца свидетельствуют народные песни в его честь, одна из которых была записана на Русском Севере для Р. Джемса в 1619–1620 годах.
С именем Скопина-Шуйского стали связывать надежды на смену опротивевшего своими неудачами и бедствиями царя Василия Ивановича. «Дневник» похода короля Сигизмунда III в Москву свидетельствует: «Воины, находившиеся в походе со Скопиным, называют его царем» (декабрь 1609 года). Согласно «Новому летописцу», думный дворянин П. П. Ляпунов направил из Переяславля-Рязанского князю Михаилу в Александрову слободу грамоты «и приветствовал его на царстве, а про царя Василия укоризны писал». Скопин разорвал грамоты, хотел арестовать посланцев и выслать их в Москву, но пощадил рязанцев, которые плакали и твердили, будто Ляпунов силой заставил их приехать. Естественно, что кто-то донес об этом Василию Шуйскому, отличавшемуся подозрительностью. Между царем и полководцем-триумфатором пролегла тень. Изъявление народной любви к князю Михаилу Васильевичу во время торжественного въезда в Москву должно было еще больше насторожить и испугать царя Василия.
Голландец Э. Геркман, автор сочинения о Смутном времени, писал, что царь Василий Шуйский боялся молодого родственника, а его брат князь Дмитрий, бездарный полководец, ненавидел Скопина-Шуйского и завидовал ему.
Царь, как многие думали, боялся, что Скопин, имевший много приверженцев и своими заслугами превосходивший его, сделается царем, что он, как человек смелый и решительный, на стороне которого было большинство народа, вскоре свергнет с престола его…
Похожие известия передают и русские источники, очевидно, слухи о ненависти и зависти старших Шуйских к Скопину были широко распространены. Тем более подозрительно, что вскоре после своего триумфа князь неожиданно скончался при загадочных обстоятельствах.
Это событие описано в особом литературном памятнике – «Писание о преставлении и погребении князя Михаила Васильевича Шуйского, рекомого Скопина». Согласно «Писанию», в начале апреля 1610 года родился князь Алексей, сын боярина князя И. М. Воротынского. На его крестинах князь Михаил был крестным отцом, а крестной матерью – княгиня Екатерина Шуйская, супруга князя Д. И. Шуйского, дочь Малюты Скуратова и сестра царицы Марии Годуновой. Она поднесла князю чашу, в которой был яд – «и нача у него утроба люто терзатися от того пития смертнаго». Через несколько дней молодой полководец скончался (23 апреля). Известие о крестильном пире встречается и в других источниках. Под 13 (23) мая об этом сообщает автор «Дневника» похода Сигизмунда III: «…Жена Дмитрия Шуйского отравила его на крестинах – каким образом, это еще не известно, но <…> он болел две недели и не мог оправиться». По словам «Повести» и иных источников, смерть князя М. В. Скопина-Шуйского вызвала всеобщее горе в Москве. «И был по всему царствующему городу Москве крик и шум и плач неутешный стенавших от горя православных христиан – от малого до старого все плакали и рыдали», – сообщает автор «Повести о победах Московского государства» (скорее всего, им был смоленский дворянин Афанасий Логинович Вараксин, участник похода Скопина).
Первоначально полководца хотели похоронить в родовом некрополе в Суздале, но москвичи настояли, чтобы князь был погребен в царской усыпальнице – Архангельском соборе. Князя Михаила Васильевича похоронили на самом почетном месте – в приделе Третьего обретения главы Иоанна Предтечи, рядом с гробницами царей Ивана Грозного, Федора Ивановича и царевича Ивана Ивановича. В 1963 году во время ремонта Архангельского собора могилы последних царственных Рюриковичей и князя Скопина были вскрыты. При исследовании останков этих исторических лиц (проводилось под руководством М. М. Герасимова) в них были обнаружены отравляющие вещества в количествах, многократно превышающих естественное содержание. Например, в останках князя М. В. Скопина-Шуйского найдено 0–0,13 мг мышьяка и 0–0,266 мг ртути на 100 г массы при естественном содержании 0,01–0,08 и 0,001–0,04 мг соответственно. Казалось бы, данные исследования свидетельствовали о том, что князь Михаил Васильевич был отравлен, однако в останках царей Ивана Грозного и Федора Ивановича, а также царевича Ивана Ивановича эти показатели оказались еще выше. Получалось та