После долгих месяцев жизни в королевском стане под Смоленском «великих послов» арестовали и отправили в Речь Посполитую (12 апреля 1611 года). Филарет и Голицын были заключены в замок Мариенбург в Мальборке, где князь Василий Васильевич в 1619 году скончался. В плену оказались также князь Д. И. Мезецкий и думный дьяк Т. И. Луговской. Однако не все члены посольства проявили стойкость. Думный дворянин В. Б. Сукин, дьяк С. Васильев, келарь Авраамий Палицын и некоторые другие согласились служить королю и были отпущены в Москву содействовать его планам.
Тем временем в столице установилось послушное Сигизмунду III правительство. Этот процесс происходил независимо от Боярской думы и вопреки ее желаниям. Еще Жолкевскому удалось добиться того, что главой Стрелецкого приказа стал А. Госевский, который таким образом объединил в своих руках командование польско-литовским и московским гарнизонами. Высокие посты в управлении заняли бывшие тушинцы, готовые принять короля вместо королевича. Главой этой «партии» был М. Г. Салтыков. В нее также входили И. М. Салтыков (сын боярина), И. Н. Салтыков, князь Ю. Д. Хворостинин, князь В. М. Рубец Мосальский, князь Ф. Ф. Мещерский, Н. Д. Вельяминов, М. А. Молчанов, Т. В. Грязной, Л. А. Плещеев, И. Н. и Г. Н. Ржевские, дьяки И. Т. Грамотин, Ф. А. Андронов, И. И. Чичерин, О. Витовтов и другие. Все они занимали места в Боярской думе и приказах Тушинского вора, были известны как ярые сторонники и воеводы самозванца, а некоторые являлись участниками сомнительных авантюр.
Бывшие тушинцы получили щедрые пожалования от короля, незаконно распоряжавшегося русскими землями. Старшему Салтыкову досталась Чаронда с округой (бывшая вотчина Д. И. Годунова, а затем князя Скопина), его сыну Ивану – Вага (Шенкурск), которой владели сначала Борис Годунов, а затем князь Д. И. Шуйский. Получили богатые вотчины и другие сторонники короля.
Сохранился проект назначения ставленников Сигизмунда в московские приказы. Посольский должен был возглавить Грамотин, Пушкарский – Хворостинин, Ямской – Вельяминов, Монастырский – Молчанов, Поместный – Витовтов и т. д. Таким образом, планировалось, что все управление перейдет к бывшим тушинцам, а ныне – слугам короля. Эти назначения с теми или иными изменениями были реализованы. Так, И. Т. Грамотин возглавил Поместный, а не Посольский приказ. Дворецким стал любимец первого самозванца князь В. М. Рубец Мосальский.
На одно из первых мест выдвинулся Федор Иванович Андронов, выходец из провинциального Погорелого городища и едва ли не сын торговца лаптями. Несоответствие его высокого положения и незнатного происхождения шокировало даже М. Г. Салтыкова, называвшего Андронова «торговым детиной». Еще при Годунове Андронов разбогател и вошел в Гостиную сотню. В тушинском правительстве он возглавлял главное налоговое ведомство – Приказ Большого прихода. 7 ноября 1610 года Ф. А. Андронов был назначен «товарищем» главы Казенного двора В. П. Головина, но играл главную роль в управлении финансами, подчиняясь Госевскому, а не боярам. Приятель Андронова дьяк Степан Соловецкий (также бывший «торговый мужик») получил чин думного дьяка, место в правительстве и земли от короля. Впоследствии нашествие «худородных дельцов» в московскую администрацию усилилось. Временщики получали чины и должности, заявляя о верности королю и подлаживаясь к придворным: «Кто даст Льву Сапеге пару соболей, тот дьяк думный, а кто 40, тот боярин и окольничий».
Тушинцы и разного рода проходимцы, захватившие высшие посты, отодвинули от власти «седмочисленных бояр» и подчинялись Госевскому. Тот носил титул «старосты московского» (фактически наместника), занимал бывший кремлевский двор Бориса Годунова и принимал дьяков с докладами. Резиденцию Госевского называли «верх» – традиционным наименованием царского дворца. Эти перемены были прямым нарушением договора, однако боярам оставалось лишь роптать, их никто не слушал. Михаил Салтыков жаловался на Госевского королю: «Меня безчестит и дел делати не дает; переимает всякие дела, по их приговору, на себя, не розсудя московского обычея».
Это заставило и некоторых бояр принять сложившиеся реалии. Возмущение самоуправством короля уступило место корыстным интересам. Храбрый князь И. С. Куракин начиная с октября 1610 года получил несколько крупных пожалований от Сигизмунда III – земли и деньги, а в декабре 1611 года – должность дворецкого (управляющего) Казанского дворца. Были пожалованы королем и другие видные бояре-полководцы Ф. И. Шереметев и князь Б. М. Лыков. Не все бояре, однако, оказались конформистами. Брат «великого посла» князь А. В. Голицын резко критиковал новые порядки, за что был отдан «за пристава». Был репрессирован и князь И. М. Воротынский, однако, кажется, потом прогнулся.
Новая московская элита, подчинявшаяся королю, представляла собой карикатуру на правительство и могла лишь обслуживать интересы интервентов. Боярам нашлась другая работа: играть роль ширмы для прикрытия диктатуры Госевского.
Сигизмунду III удалось установить свою власть в Москве, но за пределами столицы все было хуже. Многие из его земельных пожалований остались на бумаге. Присягали королевичу неохотно. Удалось привести к крестному целованию городá Замосковья и Нижний Новгород, со сложностями прошла присяга в Великом Новгороде. Южные уезды, Среднее Поволжье и северо-запад (в том числе Псков) оставались верны Лжедмитрию II, который продолжал угрожать столице. М. Г. Салтыков и его единомышленники призывали короля двигаться в Москву, обещая, что Смоленск сдастся, как только Сигизмунд III займет столицу. По мысли Салтыкова, разгромив самозванца, король мог бы утвердить свою власть в Московском царстве. Но тот уперся в стены Смоленска и не собирался уходить из-под города.
Иноземная власть, установившаяся в Москве, была тяжела не только для униженных бояр, но и для простого народа. Солдаты польско-литовского гарнизона творили бесчинства.
Московского государства людем от Литвы и от гайдуков насилство и обида была велика, саблями секли и до смерти побивали и всякие тавары и съестной харч имали силно безденежно.
По словам Буссова, поляки совершали акты кощунства, насмехались над иконами и даже стреляли в них. Госевский также предъявлял москвичам свои счеты. Позднее он вспоминал, что извозчики якобы приглашали подвыпивших солдат довезти их до дома, а затем в тихом месте убивали их; на рынках с поляков требовали в десять раз больше и т. д. Обстановка в Москве была накалена и грозила взрывом. Поначалу, правда, Госевский пытался поддерживать порядок и даже, совместно с боярами, создал особую комиссию для разбора ссор между солдатами и москвичами.
Для содержания войска в Замосковном крае были учреждены «приставства». Сбор продовольствия сопровождался грабежом и насилиями. Самуил Маскевич вспоминал, что интервенты «вели себя так, как кому хотелось, и у самого большого боярина, если хотели, жену или дочь брали насильно».
Госевский самовластно хозяйничал в Кремле, превратив его в военный лагерь. Многих местных жителей выбросили оттуда, а их дворы отобрали. В крепость стащили пушки со всех стен, на московских воротах поставили караулы польско-литовского гарнизона. Ранее значительную часть московских стрельцов разослали по провинциальным гарнизонам. Было установлено что-то вроде комендантского часа: «Русским людям по утру рано и в вечеру поздно ходить не велят».
К началу 1611 года надежды на разрешение политического кризиса путем призвания на трон польского королевича рухнули. Вместо этого в столице установилась власть королевского наместника Госевского, управлявшего в основном при помощи бывших тушинцев. Боярская дума была отстранена от власти. Опорой Госевского являлся польско-литовский гарнизон, обеспечивавший своим присутствием подчинение «старосте московскому». Сигизмунд III осаждал Смоленск и самовольно распоряжался раздачей чинов, должностей и земель в Москве. Попытка московской элиты остановить гражданскую войну при помощи Речи Посполитой привела к широкомасштабной интервенции этого государства. Ситуация усугублялась тем, что единственной альтернативой королевской власти являлся самозванец и его люди, погрязшие в грабежах и убийствах.
Начало освободительного движения
Новый поворот событий обозначился в конце 1610 года. В калужский период своей авантюры Лжедмитрий II чаще прибегал к расправам и казням, нежели в тушинский. Это связано, скорее всего, с большей самостоятельностью «царика», избавившегося от гетмана Ружинского и «рыцарства». Очередной жертвой подозрительного и жестокого самозванца стал касимовский хан Ураз-Мухаммед. После распада Тушинского лагеря он проявил нерешительность: присягнул Владиславу, ездил в королевский стан под Смоленск, а затем прибыл в Калугу. По доносу сына хан был схвачен и убит (22 ноября). Самозванец приказал бросить его тело в реку.
Расправа над Ураз-Мухаммедом вызвала возмущение ногайского князя Петра Араслановича Урусова. Он был родичем касимовского правителя, а также приходился свояком окольничему И. И. Годунову, которого также незадолго до того приказал убить Лжедмитрий II. Есть сведения, что и сам Урусов пострадал от самозванца: якобы был бит кнутом и претерпел тюремное заточение. Он затаил злобу и искал возможность отомстить. Самозванец был беспечен: он доверял Урусову и поручил ему охрану своей персоны.
11 декабря 1610 года Лжедмитрий II выехал на санях на прогулку. Когда «царик» был в версте от города, князь Урусов подъехал к его саням и выстрелил в него из ружья, а затем отсек саблей голову. После убийства Урусов и татары из охраны Лжедмитрия II бежали в Крым. С вестью о смерти «вора» прискакал в Калугу шут самозванца дворянин Петр Кошелев. Калужане похоронили тело убитого «государя» в Троицкой церкви. Через несколько дней после этого Марина Мнишек родила сына, которого крестили с именем Иван – в честь мнимого деда.
После споров и колебаний в Калуге победили сторонники московского правительства. 3 января там целовали крест Владиславу, затем принесли присягу южные города Тула, Алексин, Медынь, Орел, Болхов, Белёв, Карачев, Одоев.